Последние Каролинги – 2 - Навина Наталья. Страница 45
Днем прибыл очередной гонец от Эда. Сполето не удалось взять штурмом, город обложен кольцом. Осадная война – как это не похоже на Эда! О, Господи, я все понимаю, я нужна здесь, я не могу оставить Ги, но все же, Господи, почему меня там нет!
А Ги становится все более своевольным, от нянек удирает, слушается только ее – и хорошо, что пока слушается. Что ж дальше-то будет? Чтобы отвлечься, она попробовала вернуться к раскрытой книге – все то же, с юности любимое, «Утешение философией». Разумеется, не достопамятный список из дворцовой библиотеки, сыгравший такую заметную роль в ее жизни – тот безвозвратно погиб в Париже. А этот где-то раздобыл Фортунат. Он, кстати, Боэция не любил, хоть и сочувствовал трагическим превратностям жизни «последнего римлянина», но автором его считал сухим и рассудочным. «Любовь тройного происхождения, а именно – сострадание, дружба и просто любовь. В телах любовь существует лишь постольку, поскольку она телесна, в боге любовь существует только как начало интеллектуальное. В человеке любовь – и от начала телесного, и от начала интеллектуального», – с некоторой иронией цитировал он и добавлял, что подобное разграничение пристало скорее математику, чем философу, разумея, что среди трудов Боэция числилось также «Наставление к арифметике».
Связью единой скрепляет Все лишь любовь в этом мире, Правит землею и морем, И даже небом высоким. Если бразды же отпустит – Все, что слилось воедино, Сразу к борьбе устремится. Все, что рождает движенье В дружном согласии, мигом Гневным противником станет, Мир повергая в руины.
Азарика отложила книгу и подошла к столу. Из вороха карт ощупью вытащила нужную. Разгладила руками края, прищурилась на свечу, ища на пергаменте Сполето. Что все-таки там происходит?
– Не нужно говорить о ней. Зачем говорить о ней… сейчас?
– Потому что она может узнать, где ты была, и жестоко наказать.
– Она не наказывает…
– До сих пор. А позавидует твоей молодости, твоей красоте, и…
– О мой любимый, ради тебя я вынесу все, что угодно! И потом, ваша светлость, я готова остаться с вами и никогда к ней не возвращаться.
Такая решимость несколько напугала Роберта. Ну как дуреха и в самом деле удерет в Париж? А ведь она нужна ему в Компендии.
– Не в этом дело, – мягко сказал он. – А в том, что она вообще не имеет права тебя наказывать. Кто она такая? Мужичка с темным прошлым. Ниже последней рабыни.
– Но говорят, что ее дед был императором…
– Оставим это. Мой брат наверняка выдумал подобную сказку, чтобы оправдать свою женитьбу. Если бы он захотел жениться на тебе, ему бы ничего придумывать не понадобилось. Ты благородного рода.
– Любимый! Не надо ревновать! У меня с ним… никогда… ничего…
= – Глупая! (Это он сказал совершенно искренне). Ты ничего не поняла. Я только хотел сказать, что ты достойна была бы стать женой короля. Но я, к сожалению, не король. И королем уже не буду.
– Почему?
– Потому что королем будет Ги. Как ты думаешь, смогу я пережить его?
Вопрос привел Ригунту в полную растерянность.
– Ну конечно… – забормотала она. – Но ведь это столько ждать…
– Да, разумеется, – сказал Роберт и погладил ее по светлым волосам. Непонятливость Ригунты порой раздражала его, а порой приводила в умиление. Ему было ее искренне жаль.
А тех двоих – нет.
И тем временем, пока лето шло своим чередом, пока двое могущественных сеньеров Европы схватились в центре Италии за корон распавшейся империи, пока двое одиноких, увечных, оскорбленных жизнью людей не могли оторваться друг от друга в усадьбе на опушке леса, пока смуглая молодая женщина, сидя у детской постели, склонялась над картами и переносила в Хронику поступавшие с полей сражений донесения гонцов, на отмытой, подлатанной и кое-как обставленной Вилле Фредегонды происходили следующие диалоги:
– …конечно же, ведьма. Разве ты никогда не замечала за ней ничего… такого? Разве она ведет себя так, как положено?
– Но она ходит в церковь…
– Не в церковь, а в замковую часовню. А там всем заправляет Фортунат. Я Фортуната сызмальства знаю, он уже тогда был еретиком. А уж как попал под ее власть… Она и брата моего заколдовала, иначе как бы он женился на ней?
– Да… мне кажется… все эти книги… Никто на свете не читает столько книг…
– Вот. А что в этих книгах? От кого все эти знания? От кого еще женщина, да еще низкого рода, могла получить их?
– От дьявола… Может быть, сжечь книги?
– Не поможет. Зло уже свершилось. О, если бы я мог освободить брата от ее власти! Она сеет между нами рознь, она клевещет ему на меня, из-за нее я столько лет живу в опале, не видя родного брата! А теперь то, что я далек от двора, еще горше, потому что я узнал тебя. моя радость. Если бы не она, я мог бы появляться в замке открыто, и видеть тебя, не таясь.
– Но ведь я уже говорила… я готова бежать в Париж… жить там где угодно… лишь бы подле тебя… людские пересуды мне ничто…
– А я не приму от тебя подобной жертвы. Это недостойно тебя. И, кроме того, ты можешь гораздо больше помочь мне, если пока останешься в Компендии… мне и моему брату.
– Как я могу помочь… и королю к тому же… ведь его даже в Нейстрии сейчас нет.
– Это и хорошо, что его нет, что он далеко, в походе. Душа и ум его затуманены колдовством, он мог бы только помешать тебе.
– В чем?
– Я сказал тебе – более всего на свете я хотел бы освободить брата… от нее, от ведьмы. Но сам я этого сделать не могу – меня просто не пустят в замок, ты же знаешь. Не могу и ворваться в Компендий силой оружия – ведь это означало бы объявление войны родному брату. Поэтому все свои надежды я связываю с тобой.
– Со мной… я… освободить? Но как?
– Есть способы.
– Но она же ведьма… и обучена разным хитростям…
– Твое преданное сердце стоит всех этих колдовских хитростей. Ты говорила – она не замечает тебя, не обращает на тебя внимания. И это пренебрежение ей дорого обойдется.
Кажется, Ригунта начинала понимать. В сущности, убедить ее было не так уж трудно – сыграть на ее легкомыслии, легковерии и зависти к высокому положению, которое занимает не она, а другая, менее достойная. В самом деле, велика премудрость – натравить одну женщину на другую! Но ребенок… ребенок – другое дело. Здесь подобные уловки могут не сработать. Однако Роберт не собирался отступать.
– …а дурная кровь – хуже всего. Недаром колдунов всегда уничтожают семьями. Это не жестокость, просто иначе невозможно избавиться от дьявольской породы. Когда бьют волков, вместе с ними убивают и волчат, какими бы милыми и невинными те ни казались. Ведь, в конце концов, из детеныша, как ни старайся, все равно вырастет волк. Так и с ведьмами. Свое проклятие они передают по наследству своим отродьям. Сын ведьмы непременно вырастет колдуном, сын оборотня – оборотнем. А ты знаешь, как звали до замужества ту, которую нынче именуют королевой Теодерадой? Не знаешь, потому что была еще слишком мала и юна. Ее называли Оборотень.
– Оборотень?
– Да, и это правда. Об этом знают и каноник Фортунат, и приор Горнульф, и многие другие. Знают, но молчат. Чары действуют и на них.
– Но я уже год при ней, и ни разу не видела…
– Как она превращается? Думаю, что теперь она уже этого не может. Потому что она родила ребенка, и часть ее колдовских сил перешла к нему. Теперь оборотень – он. Подумай – будущий король Нейстрии – колдун, оборотень, запроданный дьяволу еще до рождения! Этого нельзя допустить!
Ригунта молчала, теребя пальцами ткань платья на коленях. Неужели, черт побери, он был недостаточно убедителен? Ведь нельзя же сказать: этот щенок стоит на моем пути к трону, нужно убрать его! А, собственно, почему нельзя? Если она так любит его, как клянется, пусть докажет. Правда, оставался еще «еврейский» довод. Но его Роберт приберегал напоследок, если другие не сработают. Он не верил в императорскую версию происхождения Азарики. Хотя он и в Оборотня больше не верил. А если это и правда, тем хуже. Она – его двоюродная сестра? Не страшно. Он переступил через большее, когда дал согласие на отравление Эда. Проклятие потомству ведьмы Юдифи, вечно встающему на пути потомков благородной Эрменгарды, бабки Роберта!