Черный беркут - Нестеров Михаил Петрович. Страница 55

Время шло, Орешин, проклиная себя за слабость, в кровь кусал губы. Помогло слово «карьера», которое он не любил, а именно: крест на собственной карьере, если он решит действовать по совести, а не по приказу. Даже совесть тут ни при чем, он будет работать в соответствии со сложившейся ситуацией. А она позволяла ему «почистить» еще одну базу.

Да, совесть тут совсем ни при чем, усмехнулся командир.

– Вот что, ребята, – тихо обратился он к бойцам. – Предлагаю выйти к лагерю боевиков с востока, а не с юга, как нам предписывалось. Не боясь «растяжек», открыто пройдем автодорогой, при появлении транспорта будем сходить с нее. Не дает мне покоя соседняя база.

В 4.10 были уже на месте. Северо-восток светлел на глазах, горизонт широкой полосой окрашивался в розовый цвет.

В лагере было только одно строение – грубо сколоченный сарай, боевики жили в пяти военных палатках. Посередине базы – два врытых в землю столба, поверх них приделана металлическая труба – турник. Под ним пудовая гиря. В шести метрах от «турника» – яма, забранная деревянной решеткой, поверх нее также отрезок длинной трубы, оба конца вставлены в проушины, торчащие из земли.

Запор так себе, подумал Орешин. Из ямы можно ухватиться за трубу и толкать ее, пока она не выйдет из проушин. Только вот потом что делать?.. Далеко не уйдешь. Обидно, конечно, тому, кто находится в яме.

Помимо всего прочего неподалеку от первой палатки стояли две порядком раздолбанные «четверки».

Ночной дозор состоял всего из двух человек. Один из них, аккуратно подстриженный чеченец, расположился на стандартном поддоне для транспортировки грузов, который был укреплен между двумя деревьями на высоте трех метров. Одной рукой часовой придерживал «РПК», другой массировал подбородок, заросший бородой. Сооружение находилось в пятидесяти метрах от лагеря и в четырех шагах от Михаила Зенина, который в совершенстве владел холодным оружием. Миша уже держал нож-«разведчик» в крепкой ладони, продолжая бесшумно сокращать дистанцию.

Для удобства к дереву была приставлена короткая лестница. Зенин не обратил на нее никакого внимания. Он прошел под поддоном, на котором валялось какое-то барахло, возникая перед боевиком спереди. Снимать его со спины Михаил не рискнул, мешали ветки, о которые мог задеть нож и изменить направление. У самой «караульной вышки» разведчик остановился. Плавно выдохнув, он перенес руку с ножом за голову, развернулся и быстро отступил на три шага.

Часовой на мгновение застыл. Он видел перед собой только могучую фигуру и незнакомое лицо, испещренное полосами масккарандаша, но не заметил ножа, который со скоростью артиллерийского снаряда летел ему в физиономию.

Точно в «яблочко», похвалил себя Зенин, видя только рукоятку метательного оружия, которое пробило глазное дно чеченцу, поражая мозг.

Второй часовой нес службу возле догорающего костра. На нем были наушники, надетые только наполовину – эту деталь очень хорошо видел Олег Аносов через оптику снайперской винтовки. Как только Зенин метнул нож, Орешин тихо скомандовал снайперу:

– Давай, Олег.

Аносов почти всегда находился рядом с командиром, порой действуя как наблюдатель. Он положил пулю точно в висок бандиту – между его ухом и глазом. Тот мешком повалился на горящие угли.

Первым у ямы с пленными оказался Саша Гвоздев. Его прикрывали восемь стволов «АКМ» и один «СВД» Аносова. Саша вгляделся и увидел несколько пар глаз, смотрящих на него из темноты. Он подмигнул и склонился над решеткой.

– Отвечать только шепотом, ясно?

Глаза пришли в движение.

– Кроме вас, в лагере есть пленные?

– Да, – ответил молодой голос. – В сарае. Наш, русский, подполковник.

– А в палатках?

– Только боевики.

– Сколько их?

– Четырнадцать... – Голос парня дрогнул. – Вы за нами?

– Ага. Посидите чуток.

– Мы слышали вертолет, уже давно не спим.

– Ладно, ладно, пацаны.

Гвоздев выпрямился. Показал на пальцах: пять. Потом в сторону сарая: один.

«Беркуты» с трех сторон вошли на территорию лагеря, разбились на пары, взяв по палатке.

Орешин подал знак: давай.

Огонь из десяти автоматов прошил брезент. Поменяли магазины и снова разрядили их. Ножами вспороли палатки. Похоже, боевики даже не все успели проснуться.

Командир вошел в сарай. Перед ним, прикованный наручниками к высокой железной балке, сидел человек. Он весь высох, на исхудавшем лице жили только глаза. Сейчас они стремительно наполнялись влагой; подполковник Евдокимов не мог четко рассмотреть человека, который пришел ему на помощь.

Пленных солдат уже вытащили из ямы. Позже они расскажут, как попали в плен, как работали на чеченцев, терпели унижения... А сейчас они отвечали на вопросы командира спецназа о соседней базе.

Орешин снова сверился с часами: 4.28. Восход солнца через двадцать три минуты. По идее, его отряд должен был выступить только через полчаса. Еще час на то, чтобы добраться до лагеря, провести рекогносцировку, саму операцию. Потом отходить строго на юго-восток, где в квадрате выброски их должен подобрать транспорт.

– Должны успеть, – проговорил Орешин. – Можно воспользоваться машинами.

– Годится, – Ремез первым занял место водителя в «четверке», боясь, что его опередит кто-то из бойцов, и слушал командира через опущенное стекло дверцы. Первым делом он включил зажигание и посмотрел на показания приборов: бензина было больше полбака.

– Здесь остаются Гвоздев и Степин, – распорядился Орешин. – На всякий случай возьмите оборону. Оружия достаточно. Приказ понятен? – эти слова он адресовал освобожденным солдатам, которые стояли перед ним навытяжку. А глаза горели! Давно, видно, хотели они подержать в руках оружие.

– Так точно, – ответили они хором, – товарищ...

– ...капитан, – вдруг докончил один из них.

– Почему капитан? – удивился полковник.

Тот пожал плечами: не знаю. И неожиданно добавил:

– Там, в палатке, должна быть видеокамера с кассетами. Чеченцы снимали нас, других пацанов. Двоих уже нет. Насмерть забили, отрабатывали удары, как на «грушах».

– Ладно, – протянул Орешин. И к Гвоздеву: – Саша, посмотришь в палатках.

На соседней базе они взяли еще четырех пленных: трех рядовых 81-го самарского полка и лейтенанта из 131-й майкопской бригады.

В этот раз второго часового снимал Ремез. У него были далеко идущие планы, поэтому он только придушил его и оставил лежать под деревом рядом с плитой и двуногой от миномета. Когда с боевиками было покончено, Ремез привел дозорного в чувство и поставил его на ноги. Глаза Пичуги больше походили на ястребиные.

– Хау, Муслим! – приветствовал он чеченца, приложив руку к груди. – Я твоя новая «груша».

– Леша! – строго окликнул его командир. – Уходим.

– Я догоню, – не оборачиваясь, отозвался Алексей. И снова обратился к чеченцу: – Меня специально для тебя выписали. Из России. С любовью. И вот я здесь. Ну что, начнешь?

Чеченец с ненавистью посмотрел на Алексея, во взгляде было больше звериного, чем человеческого.

– Ишак! – выкрикнул он и поднес кулаки к глазам.

– А вот здесь ты ошибся. В племени «Черного беркута» ишаков нет. – Ремез отвернулся от чеченца и, разворачиваясь по ходу движения туловища, ударил его. Боевик отлетел на несколько метров. Алексей подошел к нему, быстрым движением достал пистолет и три раза выстрелил в грудь.

Сморкнувшись в сторону, он вытер нос кулаком и убрал пистолет на место.

– Леша! – снова позвал его командир.

– Иду! – Боец поспешил за отрядом.

Им даже пришлось немного подождать транспорт. Когда вертолет приземлился на небольшой поляне, пилот покачал головой: двадцать душ, включая бригаду спецназа, а в салоне умещалось от силы шестнадцать человек.

Орешин, пригибаясь под тугим напором воздуха, махнул рукой: уместимся.

Пилот поднял вертолет и, набирая скорость, ушел на три тысячи вверх. Семьдесят километров до границы с Дагестаном машина прошла за четверть часа.