Директива – уничтожить - Нестеров Михаил Петрович. Страница 51
Вот мразь…
Ладно, черт с ним. А вот что Ирина там говорила, когда он жрал? Ирина сказала, что храпел. И это неудивительно: он мог в то время храпеть, чавкать, изрыгать огонь и метать глазами молнии… Потом Ирина ушла, унося с собой запах котлет и оставляя тонкий аромат французских духов. Продвигаясь, наверное, по душистому шлейфу, в кабинет спустя минуту вошел Кожевников, принес еще новостей, выказал себя очень догадливым, усмехнулся понимающе… Хорошо, хоть не подмигнул. А дальше?
Дальше было почти мужское рукопожатие Саньки. Рябов не видел его всего несколько дней, а ему показалось, что сын заметно вырос. Может, такое ощущение создалось из-за нижней губы Саньки, которая, как показалось Рябову, придавала лицу капризное выражение. Раньше такого Михаил у сына не замечал.
А потом?
Господи, что же произошло потом?
Кажется, это был звонок: кто-то желает передать информацию о Никишине лично Михаилу Анатольевичу Рябову.
На этом отрезке сумасшедшего дня подполковника слегка заштормило. Было предчувствие удачи. Выпив «полтинничек» водки, он связался с Кожевниковым.
– Как ты там, Гена?
– Нормально, Михаил Анатольевич, ждем.
Рябов по-стариковски напутствовал капитана:
– Ну, ждите, ждите.
А ждал капитан с группой захвата Андрея Фролова у него на квартире.
Рябов тоже ждал, только звонка. Он распорядился, чтобы звонки ему переводились на домашний телефон. Он был упрям: остаток вечера он проведет с семьей. Хотя…
Санька уже спал в своей кровати, пуская слюни на подушку. Ирина тоже клевала носом. Выходит, что Рябов был один. Дома, но один. Ему стало обидно: он пришел, усыпил всех и продолжает заниматься своими делами. Через пару часов полночь, закончится этот треклятый день, наступит следующий, который принесет…
Ирина, устав бороться со сном, ушла в спальню.
Скорее бы уж кто-нибудь позвонил! Хоть кто, будь то сам Никишин или Фролов, Господи!
Молитвы подполковника дошли до небес. На столе трезвонил телефон.
– Алло, Рябов слушает.
– Михаил Анатольевич, это дежурный, подполковник Онищенко. К нам поступило сообщение от Игнатьева Станислава Ефимовича.
– Игнатьев? Кто это?
– Тренер Антона Никишина по самбо. Примерно сорок минут назад наш беглец связался с Игнатьевым по телефону, и тот по его просьбе нашел в телефонном справочнике ваш домашний адрес и телефон. Потом продиктовал его Никишину. Это все.
– Спасибо.
Рябов положил трубку.
Взгляд его невольно устремился на окно. Рябов с некоторым холодком в сердце вспомнил слова майора Семенова: «Он – профи. Психованный профи. Что может быть хуже? Поверь мне, Михаил, этот парень доберется до нас. Он ворвется в эту комнату через окно, изобьет нас и снова скроется».
Странно, но Рябов ощутил некоторый страх. Не за себя, а за Ирину и Саньку.
Он снял трубку и набрал номер 350-10-01.
– Алло, Герман? Срочно приезжай. Я жду гостя. Возле дома будь внимателен. Как подъедешь, позвони.
Герман Розен положил трубку.
Встав с кресла и накинув на плечи пиджак, вышел из квартиры и быстро спустился по лестнице. Садясь в машину, Герман поправил под пиджаком кобуру с пистолетом немецкой фирмы «Heckler & Koch» серии Р7 с глушителем.
К списку кодовых слов четвертого отдела «Красных масс», задействованных на сегодняшний день, с 8.00 было добавлено: Герман Розен. Однако сканирующие устройства, позволяющие вести радиоперехват, не могли среагировать на звонок Рябова. Использовалась обычная телефонная линия. Тем не менее антенна-спрут была готова, она чутко вслушивалась в эфир, фиксируя и запоминая каждое слово, произнесенное на радиоволнах, каждое сообщение, переданное на пейджинг.
21
И снова Рябов в замешательстве. Снова давно забытое чувство страха. Антон Никишин. Полчаса назад он узнал адрес Рябова: зачем он ему? Подполковник уже думал о том, что у беглеца нет другого выхода, как искать контакта со следствием. Он также понимал, что это равносильно поражению. Этот отрезок на пути беглеца был весьма скользким, хотя именно здесь должны произойти какие-то события, какие-то неординарные действия, в ходе которых Антон выиграет. Должен выиграть.
Итак, парень узнал, кто ведет дело, узнал адрес. Это был рискованный шаг с его стороны, ибо он явно засветился звонками по 02 и своему тренеру. Разумно было бы предположить, что он просто доверился тренеру. С другой стороны, он должен был просчитать все варианты – вплоть до того, что тренер сдаст его. Сразу. Не по прошествии получаса, а сразу. Если исходить из этого, Никишин вряд ли сейчас находится поблизости от дома Рябова. А что, если он просчитал и эти полчаса? А вдруг он в сговоре с тренером?
Рябов скрипнул зубами, проклиная Антона. На память пришел эпизод из фильма «Семнадцать мгновений весны», где Хельмут возле детского приюта открыл огонь по машинам гестапо. Приехавший в приют Мюллер сказал, что трудно понять логику непрофессионала. Ему ответили, что это мог быть хитрый профессионал. Мюллер вскипел: «Хитрый профессионал не поехал бы в приют!» Спустился на несколько ступенек по лестнице и снова крикнул: «Хитрый профессионал не поехал бы в приют!»
Так кто же Никишин – непрофессионал или хитрый профессионал? Если первое, то он наверняка может посетить Рябова на дому, в его собственном приюте. Если последнее…
Подполковник выругался, грязно и громко. В кровати беспокойно заворочался Сашка, Ира спросила из спальни:
– Что случилось?
«За кого он меня держит, – с ненавистью думал Рябов, – за дурака, что ли?! Но я далеко не дурак».
И уже успокаиваясь:
«Впрочем, дурак я или нет, это мое личное дело».
– Миша, что случилось?
– Ничего, спите. – Рябов подошел к двери в спальню и закрыл ее. Вначале он решил не привлекать к этому спецгруппу, так как ни в чем еще не был уверен. К тому же группы захвата уже не раз были задействованы и все без толку. После известия о звонке Никишина Рябов, стесняясь самого себя, робко подумал, что, может быть, рыба попадется при минимуме скопления народа. Этим минимумом был Герман Розен. Он холодный профессионал, ему стоит только указать место и человека.
Сейчас Герман уже на полпути, подполковник, представив себе на миг две фигуры на темной улице – профессионала и непрофессионала (или хитрого профессионала), вдруг снова забеспокоился. Веко стало подергиваться; Михаил Анатольевич понял, что близок к панике. Этот непрофессионал скоро доконает его.
Да, сказал сам себе следователь, снимая трубку, одного Розена мало. И вызвал группу захвата к своему дому.
Живец. Он чувствовал себя живцом, сидя на стуле в середине комнаты, то и дело посматривая на часы. Рябов сам не заметил, что сидит, раскачиваясь всем телом. Он резко остановился, когда его подбородок едва не коснулся колен.
Сглотнув, Рябов покосился на закрытую дверь комнаты.
«Шизануться можно».
Телефонный звонок прогремел в комнате автоматной очередью. Рябов вскочил на ноги, стул упал, громко стукнувшись о пол. С невообразимым чувством («это он») подполковник снял трубку.
– Алло, Ггябов слушает, – произнес он, непроизвольно картавя.
Ему ответил незнакомый голос; абонент, впрочем, тут же представился:
– Михаил Анатольевич, здравствуйте. Это Антон Никишин.
За пару кварталов до кинотеатра «Волга» Германа Розена остановил наряд ГАИ. Розен остался в автомобиле и ждал, когда гаишник подойдет сам. Тот довольно долго стоял на месте, потом все же двинулся к машине.
Постовой шел медленно, вальяжно, неся впереди себя живот беременной женщины, демонстративно поправляя на плече ремень автомата. Видя необычную ситуацию, из машины ГАИ вышел еще один, и тоже наготове.
«Что там за борзота?» – думал инспектор Чубаров, прикидывая, во что обойдется хозяину «девятки» пассивное поведение. Внезапно его лицо приобрело цвет облицовочного кирпича: из «девятки» настойчиво просигналили. Ему просигналили: давай, беременный, поторапливайся.