Директива – уничтожить - Нестеров Михаил Петрович. Страница 84

Генерал, до этого только раз или два взглянувший на гостя, подойдя к нему с рюмкой, долго смотрел в его лицо.

– Дима был плохим физиономистом, – резюмировал Дробов, окончив изучать солдата. – Я бы никогда вас не выбрал в качестве кролика. У вас волевое лицо.

– Именно на это он и рассчитывал, – ответил Никишин. Он не сразу узнал свой голос. Ему показалось, что он звучит с незнакомыми интонациями – чуть расслабленно и… зрело. Наверное, подсознательно он приспосабливался к Дробову; если бы было возможно, Антон призвал бы на свои виски седину.

Генерал посмотрел поверх его головы, и Антон почувствовал облегчение: охранник убрал руки. Его довольно громкое дыхание слышалось теперь у самой двери.

От коньяка Антон отказался. Дробов, равнодушно пожав плечами, отошел к столу.

– Я знаю, – сказал он, – на что рассчитывал Романов, я указал ему на слабые места, однако он оказался чересчур упрямым. А я податливым. Но это было тогда. Когда еще ничего не произошло, а только намечалось, именно поэтому я разрешил Романову действовать самостоятельно.

– Не думаю, что это единственная причина. Была еще одна. Ведь Романов говорил вам, что это последняя услуга с его стороны. Он решил порвать все отношения с вами.

Дробов окинул Антона удивленным взглядом.

– Откуда вы знаете? Романов вам сказал?

– Нет.

– Тогда откуда?

– Честно говоря, только догадывался. А теперь знаю наверняка.

– И все же, что вас натолкнуло на эту мысль?

Антону не нравилось, что Дробов называет его на «вы», словно по уставу, который призывает военнослужащих обращаться друг к другу именно в такой форме.

– Деньги, – ответил он. – Большие деньги. Я подумал, что это расчет. Романов умер, и это был окончательный расчет практически нищего офицера.

– Абсолютно верно. Вы хорошо соображаете. Если бы вы не относились к категории «непримиримых», я сделал бы вам предложение.

– Чтобы стать трупом, как капитан Романов? Ваш человек, Фролов, недавно говорил мне: «Если бы ты мог его послушать…» – это о вас. Я сказал ему: «Бесполезно».

– Кстати, о Фролове – он много вам порассказал?

– Достаточно, чтобы кое-что понять. А вообще – шкура, гниляк, таких еще поискать. Наверное, в вашей компании все такие.

– Я использую другие термины, хотя в общем-то вы правы. А таких, как покойный Романов, я держу на расстоянии вытянутой руки. Их довольно много, они нужны мне, я нужен им. Вскоре ко мне присоединятся не только они, а безработные, бастующие, недовольные, обманутые. Плюс различные общества бесквартирных офицеров, моряков, оказавшихся за бортом. Сколько, по-вашему, таковых? Правильно, очень много. Ими даже не придется управлять, достаточно будет жеста, взгляда. – Дробов резко сменил тему. – А почему вы не спрашиваете о вашем друге? При нем не было никаких документов, но я думаю, что он из Самары. Он слегка затягивает букву «о».

– Я не знаю, о чем вы говорите. Вернее, о ком.

– Знаете. Ваш друг сейчас в подвале. Вы чем-то похожи, оба такие же упорные.

Антон запоздало сообразил, откуда такая осведомленность, откуда эта буква «о», а не более конкретные сведения. Чтобы не ходить вокруг да около, он спросил:

– А Светлана тоже в подвале?

Дробов вздрогнул. Накатившая бледность стерла с лица выражение самоуверенности. Генерал старался гнать от себя мысли о Рогожиной, он не предполагал, что сейчас разговор зайдет о ней. Внезапно ему стало страшно, так же, как и тогда, ночью, когда внезапный приступ страха выгнал его из кровати на холодный пол кухни. Что-то происходило с ним тогда, какая-то метаморфоза, и он не мог понять, теряет ли он что-то или, наоборот, приобретает. С одной стороны, он что-то утратил в ту ночь, с другой – что-то приобрел. И то и другое было страшным, свершилось злым духом. В ту ночь уродливые гримасы видений сменяли друг друга, голова раскалывалась, грудь холодела от чьих-то прикосновений. Духи, духи, духи… Они витали над горами трупов, но он не увидел и капли крови, от этого его страх усиливался, и генерал посиневшими губами шептал: крови! Крови! Это был сон, но он по-настоящему мучился, когда отходил от ночного кошмара на холодном кухонном полу. Потом пришла Светлана, о которой сейчас спросил Антон.

Какое он имеет право! Дробов побледнел еще больше, устремив на Антона гневный взгляд. Потом внезапно обмяк и тяжело опустился в кресло. Дрожащей рукой налив минеральной воды, залпом выпил. С минуту сидел неподвижно. Потом посмотрел на часы и вяло произнес:

– Ее там нет. Скоро ты увидишь ее по телевизору.

Хотя не было в этой фразе ничего зловещего, Антон все же уловил тоскливую интонацию. Он подался вперед, но генерал остановил его жестом руки.

– Сиди тихо, солдат. Уже скоро. – Теперь Дробов обращался к нему на «ты».

Антон выпрямился. Мощное дыхание телохранителя все так же слышалось от двери, до которой около пяти с половиной – шести метров, что равносильно и десяти, и ста метрам: расстояние велико, он не сможет атаковать охранника. Для рывка или броска назад требовалось около полутора секунд. Именно за это время опытные телохранители успевают выхватить пистолет и сделать прицельный выстрел. Пока Антон будет возиться со штаниной и кобурой, охранник выпустит в него всю обойму, перезарядит пистолет и снова опустошит. «А спина у меня широкая». Неожиданно он вспомнил слова Юли, когда примерял рубашку ее отца: «Ты какой-то ненормально мощный». Так что – ни выстрелить, ни напасть. Пока охранник за спиной, считай, что оружия вообще нет. И что остается делать? Только ждать.

Сиди тихо, солдат. Уже скоро.

Что скоро? Непонятно, но долго ждать он не намерен. В его положении имелись два варианта: либо дождаться, когда охранник выйдет из кабинета, либо подстеречь приблизившегося Дробова, тогда появится возможность побороться с генералом. Придется молниеносно развернуть его лицом к телохранителю и встать за его спиной. Прицельного выстрела у охранника не получится, он будет действовать сообразно обстановке, вариантов у него масса, на то он и телохранитель. И все же время он потеряет, а в этот отрезок можно будет вооружиться и самому.

На уход телохранителя Антон не рассчитывал. Тот мог покинуть помещение только по приказу Дробова. А генерал, по всей видимости, делать этого не будет. А что, если охранники Дробова схожи с Secret-Service президента США, который дает клятву на верность конституции, народу и… обязуется беспрекословно выполнять требования личной охраны? Конечно, это маловероятно, но Антон перебирал все варианты, вплоть до абсурдных и откровенно глупых. Наконец дошла очередь до самого Дробова, вернее, его физической подготовки. Генерал казался ничуть не слабее телохранителей. «Ничего, – настраивал себя Антон, – справлюсь, ты только подойди поближе… А лучше об этом не думать».

Не думал он поначалу и о десятке других охранников, часть из которых была в самом здании, часть во дворе. Пара наверняка стоит за дверью. «Буду прикрываться Дробовым, приставлю к его виску пистолет, буду орать, что убью его, давить на то, что их обязанность – сохранить жизнь хозяину, а не пришлепнуть меня». Потом придется снять трубку телефона и набрать номер Лациса. Или Самого: «Это Ан-19». Террорист? А куда деваться. А вдруг они вытащат из подвала Серегу или Светлану? Вот тогда придется худо. Дробов сказал, что Светлану покажут по телевизору. Непонятно. И что-то бездействуют Береговой и Рябов. Интересно, они уже встретились?

«Вот черт! – подумал Антон, продолжая прислушиваться к дыханию телохранителя. – Когда я поднимался по ступенькам, мне было все равно – грохнут меня или нет, только бы рассчитаться с самим Дробовым. А сейчас…» Сейчас Антон ставил перед собой уже две задачи. Рассчитаться и уцелеть.

Предстартовое состояние прошло, старт уже дан, теперь он двигался к финишу и чувствовал какой-то кураж, наложивший определенный отпечаток на ход его мыслей: однако он отчетливо представлял себе, что финишная ленточка одним концом прикреплена к бомбе. Едва он коснется ее грудью, как тут же взлетит на воздух; и не свернуть – кругом минные поля.