Группа особого назначения - Нестеров Михаил Петрович. Страница 24

«Глазок»-волчок. Дверка-кормушка. Беги, Санька».

Мальчик, сжав руками голову, долго просидел в таком положении. Дышать стало еще труднее, он взялся за грудь. Под рукой оказалось что-то прохладное. Санька опустил глаза. К куртке была приколота эмблема элитного подразделения спецназа «Черные беркуты». Мальчик крепче прижал к груди руку, подняв голову к узкому оконцу:

– Коля, найди меня…

Глава седьмая

Сергей Марковцев вышел на широкий двор мужского Свято-Петрова монастыря. Потянувшись, широко зевнул. Прикрикнув на рабочую братию подворья, спустился с крыльца и – наступил ногой в свежее, исходившее на морозе паром собачье дерьмо.

«Вот мерзость запущения…»

Он осторожно разулся, помогая себе щепкой. Обувь оставил там, где снял. И широко шагнул, благо до крыльца всего-то чуть-чуть.

Марковцев был одет в спортивный костюм, сейчас на ногах были только носки. Он прошел в свою комнату и надел кроссовки. Внезапно изменил решение – как всегда, пробежаться утром вдоль реки.

У Сергея были длинные волосы, перехваченные на затылке резинкой, борода короткая, тщательно ухоженная, усы умело подстрижены по контуру верхней губы. Взгляд у Марковцева острый, нос с горбинкой, лоб высокий с массивными надбровными дугами. От этого он всегда казался хмурым, даже когда улыбался, складывалось впечатление, что через силу.

Отец Сергея, Максим Марковцев, дослужился до полковника, входя в одну из двадцати четырех бригад спецназа ГРУ (в отличие от КГБ – организация небольшая). Каждая бригада насчитывала более тысячи бойцов со специальным образованием. Кроме того, в каждом отряде было по одному особому подразделению с исполнением функций устранения политических деятелей и глав руководства противника. Часто противники оказывались русскоязычными или на худой конец азербайджаноязычными.

Сергей пошел по стопам отца и попал в особую бригаду спецназа «Ариадна» уже как специалист высокого класса, прошедший школу в войсках специального назначения, и вскоре он возглавил бригаду. В определенных кругах Марковцев был известен по кличке Марк, такой же псевдоним носил советский резидент в США полковник Абель, он же Вильям Генрихович Фишер.

В тридцать девять лет Марковцев неожиданно уволился из бригады и, что уж совсем поразило многих его знакомых, ушел от мирской жизни, став настоятелем мужского Свято-Петрова монастыря в Новоградской области.

Но удивлялись недолго, то тут, то там, подобно эпидемии, возрождались монастыри, настоятелями становились и военные – от мичмана до генерала, от выпускника гуманитарного университета до кандидата наук. Один женский монастырь возглавила член-корреспондент АН Российской Федерации. Как-то по делам Сергей оказался в Псковской области, где любопытства ради познакомился с коллегой. Приятная, еще не старая женщина с фигурой, напоминающей знак параграфа.

Свято-Петров монастырь был основан в начале XVII века монахом Петром. Место очень красивое: ниже обители – заливные луга, речка, лес – не какая-то там лесопосадка, а настоящий сосновый бор. После революции разграбленный большевиками монастырь приспособили под колонию для малолетних. Тащить оттуда было уже нечего, малолетки сами стали пропадать.

Сейчас новый настоятель мог похвастаться богатым подворьем, свинарником, парой конюшен. В одной стояли два четырехгодовалых жеребца, в другой – три роскошных иномарки 1997 года рождения. Возглавлял табун полноприводной «Лендровер» с демультипликатором и отличным коэффициентом аэродинамического сопротивления, принадлежащий лично настоятелю монастыря.

На подворье работали так называемые трудники, в основном бомжи. Много их бывало при монастыре на сезонных работах – с весны до осени, а так личный состав трудников насчитывал четыре человека.

Молиться их не заставляли. Не придут на утреннюю службу – хорошо, придут – выгонят.

Да они и не обижались.

Монахи в Свято-Петровом напоминали шаолиньских – мускулистые, с короткими стрижками, все в себе.

Переобувшись в кроссовки и приоткрыв дверь, Марковцев поманил монаха в спортивном костюме:

– Юра, веди сюда пацана. Заодно покличь Качуру и Ещеркина.

Монах кивнул. Поднявшись по стертым ступеням лестницы, он открыл келью, которая в тридцатые годы служила карцером для малолетних преступников. Вошел, осмотрев помещение, и только после этого остановил свой взгляд на маленьком пленнике.

Монаха абсолютно не тронул болезненный вид мальчика, его напуганные глаза. Он коротко приказал:

– На выход!

Эта команда Саньке была знакома. В груди зародилась надежда: может, отпустят? Хотя вряд ли: «он слишком много знает». Он встал, надев шапку, и, не спуская глаз со спортсмена, приблизился к двери. Парень, пропустив его вперед, закрыл за ним дверь.

– Прямо… Направо… Стой!

Как в тюрьме…

Он открыл низкую дверь, кивком головы показывая пленнику, чтобы тот вошел внутрь. Мальчик, вздохнув, выполнил указание.

Наверное, решил он, глядя на длинноволосого человека, – это начальник. Главный бандит. Однако на бандита не похож: с бородой, уже немолодой, лет, наверное, сорок или чуть поменьше. Обычно бандиты бывают молодыми. А вот их начальники… Начальники, решил Санька, должны быть в возрасте. Правда, их никто не видит, а кто увидит хоть раз… И опять, как в сказке про Морозко: «Кто хоть раз моего посоха коснется – никогда не проснется!»

– Садись. – Марковцев указал рукой на стул. Взгляд тяжелый, недобрый.

Мальчик сел.

В это время в комнату вошли два человека. У Саньки волосы встали дыбом: он узнал в них людей, которые убили Витьку. Он и так был бледен, а тут просто посерел. Рот приоткрылся. Теперь он мог ожидать всего, что угодно, вплоть до того, что его сейчас же начнут убивать.

Они встали в центре комнаты, как показалось Саньке, в ожидании приказа.

Главный закончил изучать лицо мальчика, теперь он бесцеремонным взглядом пробежал глазами по его одежде. И – вперился глазами в грудь Саньки.

– Что это у тебя там? – он показал пальцем на символику спецотряда.

Санька невольно опустил голову, дотрагиваясь до беркута.

– Значок, – ответил он, вновь встретившись взглядом с главным.

– Значок, – тот покивал головой. – А кто тебе его дал?

– Купил в магазине, – нашелся мальчик.

– А где берет? – задал вопрос Марковцев.

– Какой берет? – не понял Санька.

– Черный. Вот от этого значка. Такие знаки выдаются только к беретам. А ну-ка дай мне его, – потребовал он, протянув руку.

Санька медленно покачал головой и скрыл эмблему ладонью.

– Какой плохой мальчик, – деланно сокрушаясь, произнес настоятель. И кивнул Ещеркину: – Сними с него знак.

Нет, просто так он не отдаст память о Колином погибшем товарище. Завязалась короткая, но, самое главное, настоящая схватка, в которой Санька хоть и остался побежденным, но сумел укусить парня за руку. Тут же получил хлесткий удар открытой ладонью по лицу.

Щеку ожгло огнем.

Ещеркин передал знак начальнику. И, не сдержавшись, спросил:

– Что это?

– Это? – переспросил Марк, держа на ладони эмблему. – Это знак элитного спецподразделения «Черные беркуты», его выдают вместе с беретом при зачислении в бригаду. Значит, – сказал он, снова обращаясь к Саньке, – ты не знаешь, кто тебе его дал? Или забыл. Сейчас я тебе напомню. Сюрприз, – дурашливо и нараспев произнес он, переворачивая значок. На обратной стороне были выгравированы всего два слова и четыре цифры: «Алексей Ремез. 1995».

– Вот теперь мы знаем хозяина. Да, – протянул он, – не знал, что дело окажется столь серьезным. А теперь, мальчик, скажи мне, где мне можно повидаться с Алексеем?

У Саньки полыхнула вторая щека, но не от удара. Он смело посмотрел на главаря и отчеканил:

– Он погиб на войне.

– Вот в это я верю, – отозвался бывший подполковник ГРУ. – Просто так такими значками не разбрасываются. Так кто же тебе дал этот знак? Назови мне имя этого человека. А может, ты его украл?