Группа особого назначения - Нестеров Михаил Петрович. Страница 9
И тут же услышала грязное ругательство в свой адрес.
Она тяжело вздохнула. Язык не поворачивался ответить грубостью профессиональной нищенке, в кошелке которой лежало мясо, а в карманах – уже достаточно денег. В ней ничто не вызывало сострадания, только ее преклонный возраст.
…Санька огрызнулся на бабку, которая грубо толкнула его в спину, и побрел к частным киоскам. Синяк на его лице заметно побледнел, глубокая синева перешла в горчичный цвет. Мальчик был невероятно худ, старая кепка с клапанами надвинута до бровей, ноги утопают в стоптанных, не по размеру ботинках. Он шаркает ими, простуженно шмыгая носом и вытирая его кулаком.
Татьяна невольно следовала за мальчиком. Вот он остановился у киоска, разглядывает витрину. За стеклом шоколад, рулеты, лимонад. Женщина решительно подошла к окошку. Доставая деньги, ловко обронила десять рублей. Покупая бутылку крем-соды, краем глаза наблюдала за мальчиком.
Санька сразу заметил неловкое движение женщины и, приблизившись, наступил на десятку ногой. Вытянув шею, он делал вид, что разглядывает товар на верхних полках.
Татьяна не стала долго задерживаться. Она укладывала лимонад в сумку на ходу. Но все же обернулась. Мальчишка смотрел ей вслед, сжимая в кулаке деньги. На глаза женщины невольно навернулись слезы. Она ускорила шаг.
На выходе из рынка ее окликнул звонкий голос:
– Женщина! Эй, женщина!
Нет, не оборачиваться.
Татьяна пошла еще быстрее. Она ни разу не слышала голоса Саньки, но была убеждена, что это он зовет ее, и знала зачем.
– Да погодите вы! – беспризорник забежал ей вперед. – Ну и походочка у вас! Несетесь, как на пожар.
Его ясные голубые глаза смотрели на женщину с укором. Она комкала в руке носовой платок, не решаясь поднести его к глазам. По щекам катились слезы.
– Возьмите, – Санька протянул ей деньги. – Вы уронили. Я видел.
Она попыталась улыбнуться.
– Да?.. Я не заметила.
– Да вы, вы, – подтвердил мальчик. – Я рядом стоял.
– Не знаю… Надо посмотреть, я точно помню, сколько у меня должно остаться денег.
Она поставила сумку у ног и открыла кошелек.
– Нет, мои деньги все на месте, – заявила она, деловито пересчитывая купюры. – Так что ты можешь взять их себе.
– Зачем вы так? – Санька по-взрослому покачал головой. – Ведь вы нарочно уронили. Возьмите.
Она повторила его жест.
– Оставь их себе.
– Не возьмете?
Татьяна снова покачала головой.
Он разжал кулак, и десятка упала на землю.
Санька, беспечно насвистывая, пошел прочь.
– Саша! – Она впервые назвала его по имени.
Мальчик удивленно оглянулся. Удивление быстро сменилось улыбкой: он узнал эту женщину, которая вчера пыталась разыграть его. Она шла ему навстречу; Санька помог ей, улыбнувшись, теперь на лице женщины светилась неподдельная радость.
– Здравствуй, Саша!
– Здравствуйте. Вы такая рассеянная! – напомнил он и улыбнулся еще шире.
– Давай познакомимся, – предложила она. – Меня зовут Таня.
– А лет-то вам сколько? – удивился беспризорник.
– Мне?.. Двадцать… Ну, около тридцати. Если хочешь, называй меня тетя Таня.
– А зачем? – в лоб спросил Санька.
– Не знаю… Я хочу с тобой поговорить. – Она некоторое время молча смотрела на мальчика, потом наконец решилась. – Вот что, Саша, ты, пожалуйста, не обижайся за вчерашнее. А сегодня я поступлю по-честному, хорошо?
– Денег дадите? – сощурился мальчик.
– Посмотрим. Сначала я хочу тебя накормить. Хочешь есть?
Санька шмыгнул носом. Его глаза слегка покраснели, было видно, что он простужен. И немудрено, в его-то одежонке. Есть он хотел. И женщина ему понравилась, сразу видно – добрая.
Через десять минут он за обе щеки уплетал кулебяку, запивая горячим чаем. Глядя на Саньку, Татьяне тоже захотелось есть. Она отошла от столика к прилавку и взяла себе стакан кофе и пирожок с капустой.
Санька съел одну кулебяку, вторую завернул в промасленную бумажку. Татьяна улыбнулась:
– Потом съешь?
– Не, другу отнесу, – пояснил мальчик. – Он болеет, не встает.
Женщина понимающе покивала. Девятилетний мальчик виделся ей даже не юношей, а вполне взрослым, рассудительным человеком, повзрослеть которого заставила жизнь. Татьяне хотелось спросить о его родителях, родственниках, но чувствовала, что еще рано. Судя по всему, у мальчика никого нет. Недавно она узнала страшную статистику, оказывается, беспризорных детей сейчас больше, чем в первые послевоенные годы.
Санька, смешно надувая щеки, дул в стакан и мелкими глотками допивал чай. Он так и остался в своей кепке, несколько стесняясь сказав, что у него грязные волосы. Татьяне хотелось пригласить его к себе домой, вымыть, накормить, но она не видела продолжения. Что делать дальше, когда хоть на некоторое время мальчик побудет в теплой домашней обстановке? Ему и ей непросто будет, когда придет пора расстаться. Ей – мучительно ждать, когда он скажет, что ему пора; ему, когда его попросят или сделают вид, что его время закончилось.
И конечно, она не подумала о том, что мальчик может оказаться наводчиком и что вскоре ее квартиру обчистят. Обычно милосердие просыпается в людях неимущих или близких к этому состоянию. Татьяна жила одна, отдельно от отца, который после смерти жены сошелся с другой женщиной. Так получилось, что их отношения если не разладились совсем, то стали натянутыми. У нее была двухкомнатная квартира, хорошая обстановка, нормальная работа с приемлемым для сегодняшнего времени окладом. Она считала себя обеспеченной, но не более, потому что лишних денег никогда не водилось.
Нет, пока она не знала, что делать с Санькой. Посоветоваться? С кем? Только со своей совестью. А та может заартачиться и сказать: «Вон их сколько, иди и жалей всех». А сердце стучало совсем по-другому.
Она все же решилась и спросила:
– Саша, а твои родители… они где?
Санька, недовольно насупив брови, завозился на стуле и вздохнул.
– Где отец – не знаю. Мамка умерла.
– А где ты живешь?
– Да зачем вам это?! Накормили – спасибо. Пойду я, – он поблагодарил женщину еще раз.
– А ты никуда не собираешься уезжать? – справилась Татьяна, вслед за мальчиком вставая из-за стола.
Он пожал плечами.
– Куда я уеду?
– Саша, ты сказал, что у тебя друг болеет. Может, ему лекарства нужны?
Мальчик хмурился все больше.
– Не люблю я, когда меня расспрашивают. В приемнике надоело слушать.
– В приемнике-распределителе?
– Вы догадливая, – съязвил Санька. – Только я всегда сбегаю оттуда, – гордо заявил он. – Дольше пяти суток никогда не задерживался.
Глаза Татьяны сказали ему: «Здорово!»
Мальчик остался доволен ее похвалой.
– Завтра встретимся? – спросила она.
– Настырная вы… Ну ладно, только последний раз. Во сколько? – спросил он.
– У меня уже записано время. – Татьяна вынула из кошелька вчерашнюю десятку. – В десять часов у выхода с рынка.
Санька покачал головой, взяв деньги, и повторил:
– Настырная вы…
Татьяна работала в районной поликлинике медсестрой, и вот уже три года с одним врачом-стоматологом Аксеновой Натальей Михайловной. Аксеновой в этом году исполнилось тридцать, она была только на два года старше своей медицинской сестры. Татьяна не раз бывала в гостях у Аксеновых, с интересом наблюдая, как Наталья подтрунивает над своим мужем, следователем городской прокуратуры. Но долго она не засиживалась; когда приходил с работы Дмитрий Иванович, у нее, как правило, появлялись срочные дела по дому. Хотя какие там дела одной…
Татьяна в свои двадцать восемь лет не была замужем, была как-то попытка связать свою судьбу с одним человеком, но их отношения продлились недолго. И она никогда не распространялась на эту тему.
Сегодня они работали во вторую смену. Аксенова заметила некоторую растерянность на лице медсестры и несвойственную ей нервозность в движениях.