Мужская работа - Нестеров Михаил Петрович. Страница 36
А Саддам Хусейн, главный «Лис пустыни», уверен в своем политическом долголетии. Даже заявил о намерении Багдада бороться за звание столицы летних Олимпийских игр 2012 года, объявил о приеме конкурсных заявок на строительство олимпийского стадиона на сто тысяч мест… Издевается, что ли?.. На сто тысяч посиневших трупов – другое дело.
Как бы то ни было, но в Дании Аль-Хазраджи потихоньку плели лапти. Отсюда до Гааги – рукой подать. От Москвы, конечно, подальше. Москва знакомая, приветливая, почти родная.
Порой он делал глуповатое лицо, что не мешало ему порассказать немало интересного про резиденцию Саддама «Хранитель пустыни» – собственно, старшего брата «Зеленого дворца». «Хранитель» имел много недостатков, которые были учтены при строительстве в 1993 году новой, более современной резиденции. Разумеется, начальник Генштаба бывал там, лично налаживал охранную службу (несомненно, пароли и коды охранной сигнализации с тех пор не раз сменились, равно как и системы слежения и жизнеобеспечения), с закрытыми глазами мог провести Ухорскую по подвалам и бункерам, навечно оставить ее в лаборатории, где налажено производство химического оружия, посадить на контейнер со взрывчаткой и прочее, прочее, прочее.
Он верил Ухорской, которая просто сказала ему, что военная разведка рассмотрит все его предложения. Он не верил представителям ЦРУ, которые называли его «своим человеком в Багдаде» (но почему-то находящимся под домашним арестом в Дании) и клятвенно обещали ему высший государственный пост Ирака.
А вообще Низар Аль-Хазраджи устал. Ему хотелось перемен, и он верил в них.
Вместе с Полиной на буровую летел новый начальник УБР «Роснефтегаз» в Ираке Камиль Фахрутдинов. Ему было сорок лет, и он с интересом бросал взгляды на симпатичную молчаливую попутчицу, представившуюся как заместитель начальника некоммерческого охранного предприятия ГОТС. Просто она, как и Хазраджи, устала. Задания, нервы, расставания, перелеты, все перемешалось и казалось вечным, как муки ада.
Кроме Ухорской и Фахрутдинова на борту вертолета находились четыре человека – охранники ГОТС. На время подготовки и проведения диверсионной акции они брали на себя функции по охране объекта.
Хайдар встречал представителя разведки вместе с Гюрзой. Когда лопасти «вертушки» безжизненно обвисли, по лестнице спустился Камиль Фахрутдинов, подал руку женщине, помог ей с багажной сумкой.
– Секретарша у него классная! – облизнулся Гюрза на Ухорскую. – Я бы…
– Ты бы помолчал, – оборвал товарища командир. Он так и не понял – этот коренастый с монголоидным лицом тип и есть тот самый представитель, которого они ждали? Судя по всему – он. Кроме четверки парней, ставших кучей, больше «восьмерка» с бортовыми номерами 962 никого не «выкинула».
Алексей был обеспокоен последними новостями, напрямую связанными с действиями его группы. Иракские репортеры и государственные деятели всех рангов на все лады комментировали ночные события, произошедшие на окраине западного района Багдада. Аль-Байя окнами своих магазинов, лавок и приземистых жилых домов еще не видел столько журналистов, военных и полицейских. В каждом доме, в каждом заведении телевизоры были настроены на национальный канал, где с получасовыми перерывами демонстрировалась оперативная видеозапись спецоперации по ликвидации курдской группировки, во время которой погиб генерал Тихомиров. Трупы террористов крупным планом; тела гвардейцев, убитых курдами в доме генерала; сам он – со страшным ранением головы, приоткрытым ртом, лежащий в луже крови; короткий комментарий заместителя начальника Генштаба Аль-Махджуба, одетого в полевую форму, давно ставшую для него повседневной: «О террористах нам сообщил владелец обувной мастерской – к сожалению, этот достойный человек погиб в ходе операции. Нам не удалось уничтожить всех курдских террористов, которые убили бойцов Национальной гвардии и взяли в заложники генерала Тихомирова, – по нашим подсчетам, их было тридцать-сорок человек. Но уже в ближайшие часы мы выйдем на их след».
Иначе как удачей оплошность иракских спецназовцев не назовешь, думал Алексей Хайдаров, смотревший в окружении своих бойцов телевизор. В противном случае уже в ближайшие дни он мог удовлетворить свою страсть, оторвавшись по запланированной программе: коньяк, хорошая музыка, знакомая девочка…
А вообще он успел настроиться на предстоящую работу, которой предшествовали довольно острые мероприятия. Всегда жаль бросать начатое. Но сейчас о настрое говорить было преждевременно, не он решал вопросы, возникшие в результате откровенного провала в агентурной работе; не сами курды облажались, а агенты разведки, курировавшие их. С минуты на минуту Хайдар ожидал распоряжения от офицера из Центра; скорее всего получит подтверждение на продолжение операции. И он не ошибся.
Старший мастер Ринат Валеев, стоявший чуть в стороне, кинулся к новоприбывшим:
– Здравствуйте, Камиль Маратович! Добро пожаловать на нефтяные поля!
Действительно поля: Западная Курна – семь миллиардов баррелей нефти, интересы «Лукойла»; Субо-Лухейс – российской компании «Славнефть»; Ратави – интересы «Shell» на один миллиард баррелей; Нахр-Умар – французской компании «TotalFinaElf»; Хальфайя – австралийской компании «ВНР» и Китайской национальной нефтяной корпорации… Весь мир здесь, разделяй и властвуй.
Валеев уже не так радостно и на полтона тише что-то сказал женщине, указав на охранников, стоящих в стороне. И женщина пошла прямо к ним, Хайдару и Курт-Аджиеву, одетым в форменную одежду нефтяной компании.
Гюрза почесал за ухом:
– Что-то у меня в попе нехорошо.
36
Не все мысли Полины во время перелета из Багдада в Кербелу были заняты опальным генералом Хазраджи. Большая их часть касалась чистоты предстоящей диверсии. Она хотела отгородиться словами Антона Альбаца: «Что касается самих специалистов в области военной химии, то согласие работать в Ираке зависело только от их чистоты». Нищие, живущие в коммуналках специалисты. Она не знала, можно ли провести параллель – ведь тот же командир группы спецназа Алексей Хайдаров и сержант Курт-Аджиев так же жили в коммунальных квартирах и зарабатывали не намного больше.
«Нищий на нищего», – пришли злые мысли.
Еще угнетал тот факт, что лично она отдаст приказ бойцам спецназа на уничтожение объекта, в котором навсегда останутся двенадцать соотечественников. Военные иракцы ее по понятным причинам не волновали.
Сказать бойцам правду? Сказать и тут же дополнить: «Шансов спасти людей практически нет». Тогда к чему все эти размышления? Пытаясь спасти одних, она автоматом губила других. Ее мысли едва ли повторяли мучительные колебания генерала Геннадия Трошева, решавшего судьбу 6-й парашютно-десантной роты 76-й псковской дивизии ВДВ. В конце зимы 2000 года недалеко от чеченского Улус-Керта герои-десантники приняли свой последний неравный бой с двадцатикратно превосходящим врагом. «Рота уходит на небо. Строем, один за другим…»
«Знал ли, – спрашивал себя генерал, – сколько террористов и где их позиции? Нет. Что значит высадить десант на старый буковый лес? А то, что вертолеты с подмогой боевики бы просто уничтожили. Можно было рискнуть? Да, если не знать, что ты погубишь, спасая одну роту, другую…»
Для себе Ухорская так и не решила, прав ли был боевой генерал, не бросив на помощь десантникам все имеющиеся у него силы и средства. Правильно на этот вопрос могут ответить только погибшие десантники.
Как быть? Ухорская продолжала борьбу со своей совестью-удавом. Сказать командиру спецназа правду, нарушив приказ, или выполнить приказ, скрыв истину? Как быть ей, офицеру?
Тяжело.
Она курила и подолгу смотрела в глаза Хайдару, заставляя того заметно нервничать. Подмывало бросить ему в своем стиле: «Давай я сниму твое чувство неловкости».
Может быть, в глубине души ей хотелось поделиться «топ-секретом», разделить его надвое. Она была сильным, но все же человеком. Она могла услышать в ответ насмешливую фразу: «У вас доблестное сердце, леди. Но оно вас не спасет».