Один в поле воин - Нестеров Михаил Петрович. Страница 50

Тех двоих, которых упомянула Ширяева, она могла и не знать. Во всяком случае, кроме Мигунова, ей мог быть известен только Тетерин. Хотя как знать, может, судья действительно вышла на людей, которые интересовали Курлычкина постольку-поскольку.

– Давай дальше, – бросил он, – для меня этого мало.

– Хорошо, продолжу. Итак, у меня есть два свидетеля, которые видели Мигунова на его "Жигулях" и всю остальную компанию. Они уже дали письменные показания – пока только мне. Что же видели свидетели преступления? – Ширяева умело скопировала известного в России адвоката. – Во-первых, гнусную личность, которая снимала видеокамерой больного паренька и несчастную девочку из многодетной семьи. Во-вторых, доподлинно установлено, что в водку, которую выпил слесарь-сантехник, был подмешан клофелин. К тому же я ознакомилась с делом и обнаружила, что судебные медики работали спустя рукава. Не была произведена экспертиза следов пота, запаха, перенесенного на потерпевшую при ударе ножом, и следов металлизации. Мелочи, но в дело вступит опытный адвокат – не чета твоему уроду, без которого ты не ходишь даже в туалет.

– Мелочи я хорошо усвоил, но пока не услышал главного.

– Главное заключается в следующем: собранные мною показания свидетелей и явные промахи, допущенные при проведении экспертизы, будут тщательно проверяться не только следственным отделом прокуратуры, в работу включатся опера из ГУБОПа, а они умеют развязывать языки. Они опять же ничего не смогут доказать, но в очередной раз в протокол будет занесено твое имя. А что касается исполнителей... Допустим, они станут упорно молчать, их отпустят, но останется ли у тебя доверие к людям, побывавшим в подвале ментовских костоломов? Ты думаешь, они будут цацкаться с ними, зная, что перед ними садисты, замучившие до смерти несовершеннолетнюю девочку? Да или нет? А если нет доверия, тебе самому придется убрать их. Так что своим предложением я просто экономлю тебе время. Отдай их мне!

Курлычкин никак не отреагировал на приведенные Ширяевой доводы. Откинувшись в кресле, он сложил руки на груди и неотрывно смотрел на судью.

– Теперь я хочу напомнить, кто ты есть на самом деле, вернее, кем себя выставляешь напоказ. У тебя два пути – либо на кладбище, либо с головой уйти в легальный бизнес. Если тебя не шлепнут свои, уберут спецы из секретных подразделений, исполняющие карательные функции. Почему? Потому что ты до сих пор не определился, сочетаешь беспредел с честным бизнесом. Теперь так не делают. Беспредельщиков давили и будут давить – не мне тебе это объяснять. Может, я ошибусь на год-два, но тебя уберут, и эта идея будет зреть по мере упоминания твоего имени в делах, граничащих с беспределом. Вот и я внесла свою лепту. И пока ты мечешься из стороны в сторону, досье на тебя будет день ото дня пухнуть, пока, наконец, не лопнут тесемки. И вот тогда тебе выпишут талончик на прием к прозектору. Это тебе мой заочный приговор.

– А если я передам эту кассету в прокуратуру? – Курлычкин кивнул на видеомагнитофон. – Что тогда?

– Да ничего особенного. Начнешь преждевременное строительство фамильного склепа. А в ГУБОПе начнет вызревать то, о чем я только что сказала. В конце концов они докопаются до истинных причин, у них будут объяснения – не показания – живого человека, то бишь меня. Как ни странно, но такой сильный фактор, как похищение, а затем и убийство, совершенное народным судьей, пойдет на пользу мне, а не тебе. Подумай над этим. Для тебя выгоднее выбросить вонючий мусор в контейнер, нежели доводить дело до крайностей.

Ширяева не дала высказаться Курлычкину, выставив ладонь:

– Я могу дать объяснения на любой вопрос, но не забывай про время: будильник тикает. И еще: я облегчу тебе задачу. Вижу, что твое гнилое положение не дает тебе права спросить, каким образом я собираюсь осуществить данные мною обязательства. Также ты еще не веришь, что вскоре отдашь соответствующее распоряжение относительно двух, будем говорить, единиц твоей бригады. Ничего, это временно. А пока отвечаю и постараюсь не смотреть на твою смущенную рожу. Кстати, тебе не кажется, что мы в некоторой степени симпатизируем друг другу? Если так дело пойдет и дальше...

– Ближе к делу, – перебил ее Курлычкин.

– Ладно, – кивнула Валентина. – Ты убираешь своих людей – уверена, лишних людей, которыми ты не дорожишь и которые в дальнейшем принесут тебе одни неприятности, – так вот, я нахожу их в контейнере и тотчас отдаю приказ своему человеку освободить Максима.

Прежде чем задать очередной вопрос, который действительно казался глупым, равно как и весь разговор в целом, Курлычкин усмехнулся:

– Как он узнает об этом?

– Я позвоню ему. Могу воспользоваться твоим сотовым.

– А ты?

– Господи, – Валентина всплеснула руками, – какая забота! Клянусь, я не заслужила такого попечительства. Неужели ты считаешь меня дурой набитой? Как раз этот момент проработан мною очень тщательно. Я исчезну до того, как меня положат в тот же мусорный бак. И помни – именно сейчас я спасаю тебя, а ты можешь помочь своему сыну. Это будет самая удачная сделка в твоей жизни. Пока я не добралась до тебя, ты сумеешь исправить положение и прослывешь честным реформатором преступного сообщества, окончательно легализовав его. Сыграй свою партию.

– Неужели ты такая самоуверенная?

– Время, – напомнила Ширяева. – Боюсь, мой человек не успеет к звонку.

– Неужели тебе не страшно? Ты только представь, что сделают с тобой через несколько минут.

Валентина прикурила сигарету и заложила ногу за ногу, поправив подол платья.

– Кстати, я заметила, что ты уже становишься на путь исправления: никакой фени, разговариваешь нормально. Сколько тебе? Сорок три?

Курлычкин набрал номер.

– Костя, зайди... А где ты? Давай быстрее.

– Кто это Костя? – спросила Валентина. – Заведующий похоронным бюро?

– Сейчас узнаешь.

50

С тех пор как уехала из деревни бабка Нина, Иван Аникеев ни разу не наведывался в ее дом, только проходил мимо, бросая взгляды на массивные ворота.

Хозяйка продала дом, но от собаки и кота новый жилец отказался, объясняя это тем, что постоянно жить в доме не намерен. Бабка Нина пошла к Ивану, сговорились за бутылку, и Аникеев привел пса к себе во двор. Хуже было с котом, которого Иван не выпускал из дома два дня, чтобы тот привык к новому хозяину.

Но потом кот все равно ушел и долго не появлялся. Иван, повздыхав, решил осмотреть законную территорию котяры, животину было жаль.

Он не очень любил городских, которые покупали дома, забрасывали хозяйство и устраивали шумные застолья. Человека, который приобрел дом у бабки Нины, Иван видел два раза – тот приезжал на красной легковушке, один раз с бабой – наверное, с женой. Ее Аникеев видел в огороде: одетая в трико и майку, она, вместо того чтобы собрать жука и прополоть грядки, без дела слонялась по участку. Праздных людей Иван не любил.

– Васька, Васька! – Аникеев еще загодя начал звать кота, чтобы новые хозяева услышали голос. Иван не знал, дома кто или нет, вроде вчера приезжала машина красного цвета, но вот уехала ли...

Он подошел к высокому забору – кота нигде не было видно.

– Хозяева! – На всякий случай постучал в калитку, которая была закрыта на замок. – Есть кто дома аль нет?

Прислушался...

Тишина. Никто не откликается.

– Васька, Васька!

На миг Ивану показалось, что ему ответили. Будто издалека: голос глухой, еле различимый.

"На огороде, что ли?" – подумал он и тут же отверг предположение: тут от озера порой услышишь голоса рыбаков, не то что с грядок.

И решил зайти с задов через калитку. Обходя дом, оглянулся на дорогу – не появится ли знакомая машина – и через бурьян заброшенного участка направился в обход.

Маргелов нервничал, кусая ногти, и думал, ловя себя на мысли, что сошел с ума – так же, как и Валентина Ширяева. Мысли, сообразно настроению и обстановке, были полушутливыми: "Что я делаю здесь? Что я забыл возле офиса Станислава Сергеевича Курлычкина? Что мне, больше делать нечего, как сидеть в своей машине и караулить сумасшедшую судью, прости господи?"