Приказ обсуждению не подлежит - Нестеров Михаил Петрович. Страница 60
И он не стал дожидаться постового. Взведя курок пистолета, он вышел из машины и пошел навстречу. Чтобы, как в «Пиратах Карибского моря», бросить ему в лицо: «Долго шел!»
Дернув головой, Марк нажал на спусковой крючок. Сместил ствол в сторону и положил второго жандарма. Круто развернулся и пошел назад. И словно не слышал, как застучали в застекленную будку автоматные пули. Как приглушенно вскрикнул Иваненко, раненый в руку шальной пулей…
Шальная пуля… Не золотая или серебряная, а только шальная пуля была способна нанести Сергею Иваненко хоть какой-то вред.
«Вертушка» подходила к порту, не меняя скорости и высоты полета. Вибрация от ревущих двигателей и редуктора передавалась бойцам. И вертолет, и те, кто находился на борту, пересекли невидимый горизонт, за которым – радиосвязь с диверсионной группой Марка.
Долгожданная. Еще и потому, что связи пока не было. Снова ждать и содрогаться под металлический аккомпанемент лопастей, которые сумасшедшим миксером взбивали чужое пространство; еще немного, и в таком же сепаратном режиме «восьмой» начнет вспушивать море и пыль над спящим пригородом Латакии.
Уже видно порт, огни на причалах, прожектора над режимной зоной. Уже слышно пилоту, который сбросил скорость и начал снижаться, первое предостережение с командного пункта сирийских ПВО:
– Борт 1620, борт 1620, вы изменили скоростной режим полета, курс и высоту. Немедленно восстановите параметры.
И отчетливо представил, как за несколько мгновений до этого оператор командного пункта, глядя на экран радара, докладывал командиру: «Борт 1620 приближается к нам со стороны ливанской границы. Высота… скорость… направление…»
Идет согласно плану, который поступил на командные пункты сирийских ПВО почти сутки назад.
– Говорит борт 1620. Неполадки в двигателе, запрашиваю разрешение на вынужденную посадку.
Связь на международном диапазоне отличная – кажется, можно расслышать возбужденное дыхание оператора, бросающего взгляд то на экран радара, то на защитные колпачки тумблеров пуска ракет.
Кажется, что слышен очередной доклад оператора:
«На борту 1620 неполадки в двигателе, борт запрашивает вынужденную посадку».
«Но почему только после нашего предупреждения? Немедленно восстановить параметры полета!«
– Борт номер 1620, вы нарушаете международное право. Восстановите режимы полета! В противном случае мы откроем огонь всеми батареями.
– Говорит борт 1620. Повторяю: запрашиваю разрешение на вынужденную посадку.
«Первая батарея готова… Полная боевая готовность».
– Борт 1620, отвечайте!
«Вертолет молчит. Продолжает снижаться. Еще немного, и он уйдет из-под контроля радаров».
Один из четырех пронумерованных силуэтов ракет на экране пульта призывно мигает.
Пилот еще более резко изменил курс и стал быстро снижаться. Так быстро, что, казалось, действительно падал. От перепадов давления заложило уши, желудок подкатил к горлу.
Марта была спокойна. Экипаж опытный, из бывших военных. У первого пилота богатый опыт ночных полетов в горной местности. К тому же вертолет гражданский и выполняет плановый рейс, а не вторгается неопознанным объектом в чужое пространство. Он маневрирует, нарушая план полета, но прямой угрозы в его тактике не видно. Он с каждым мгновением приближается к городу-порту, где даже одна ракета, не попавшая в цель, смертоносной косой пройдет по жилому кварталу или залетит на режимную зону.
Вертолет прошел над складами и мастерскими. Марта посмотрела на часы: ровно через минуту он окажется над объектом.
Она потуже затянула ремешок на шлеме и крепче сжала штурмовую винтовку. Бросила взгляд на Генриха Клеймера. Тот покачал головой: «Связи с диверсионной группой нет».
А с диверсионной лодкой связь появилась десять минут назад. Ею управляли бывшие боевые пловцы Ханс Кайзвальтер и Карл Блох. Кайзвальтер сообщил, что уже дозаправился имеющимся на борту топливом и подходит к порту.
Микроавтобус мчался по дороге, ведущей в Банияс. За ним неотступно следовали две полицейские машины, оглашая окрестности воем сирен.
Макс не переставал ругаться. Пули как завороженные обходили преследователей стороной. Он словно впервые взял в руки винтовку и не мог попасть даже по колесам, не говоря о водителе головной машины. Казалось, только чудо помогло Максу попасть по мигалке, которая разлетелась на мелкие части.
Дорога петляла вдоль берега. Спуски и подъемы чередовались с неимоверной быстротой. Полицейские машины то появлялись в поле зрения стрелка, то вновь исчезали. И это выводило всегда флегматичного Макса из себя. Часть досады он перенес на Марковцева, который сидел за рулем. Ему казалось, он намеренно дергал руль даже на ровных участках, едва Макс прицеливался и был готов произвести точный выстрел.
Отвлекал Стофферс, брызжа слюной в радиостанцию:
– Красный лис вызывает Ариадну. Ариадна, ответь Красному лису.
Раненный в руку Иваненко не мог вести огонь, и вся нагрузка легла на Макса.
Перенервничал… Максим невольно искал причины своих промахов. Перегрузился.
Нервотрепка продолжалась. Связи нет. Позади полиция, из Банияса навстречу наверняка выслали подмогу. На каждом дорожном посту микроавтобус с боевиками поджидают автоматчики. Из одного ада дорога вела в другой.
Полицейские вели не такой интенсивный обстрел. Но заднего стекла как не бывало. Словно отвечая на «меткий» выстрел в мигалку, сирийский стрелок снес плафон в салоне микроавтобуса.
На очередном повороте Макса снова швырнуло в сторону. Но тут же забросило еще дальше, в середину салона. Оказавшись на полу, Макс отчетливо различил хлюпанье пробитого колеса по асфальту. Еще пара секунд, успел подумать он, и машину вынесет на обочину.
Так и так останавливаться: с пробитым передним колесом от погони не уйдешь. И слава богу, пронеслось в голове Мейера.
Он первым выбрался из машины, свернувшей на обочину. Метнулся к фиговым зарослям и открыл прицельный огонь, оценив маневр Марка: командир не просто остановил машину, а умудрился развернуть ее фактически на месте, как на льду. И оставил дальний свет включенным. Все, кто был в машине, высыпали и укрылись в придорожных кустах и за валунами.
Полицейские машины остановились в двух десятках метров от микроавтобуса, перегородив дорогу. Они споро выпрыгивали из машин, но становились легкой добычей Макса и включившегося в работу Сергея Марковцева.
…Макс не ощутил боли, лишь сильный толчок в грудь и отголоски собственного голоса: «Убили». Как обокрали. И в звенящей пустоте, куда он окунался, снова прозвучал его голос – однако с существенной поправкой: «Ранили». Теряя сознание, Максим цеплялся за последний шанс. Как в случае с Мартой, умирала, вопреки всякой логике, надежда, но не он сам.
И еще один раз. Спустя минуту или две. Только Мейер этого уже не слышал.
– Стофф, Макс ранен!..
– Команде приготовиться! – выкрикнула Марта. Она встала у открытого люка, чтобы первой ступить на землю. Тугой напор воздуха, врывающийся в салон, пронизывает насквозь, покрывает оголенные руки гусиной кожей, сушит лицо и заостряет каждую черту.
Уже меньше минуты до высадки. Ослабевает напор машины, но нарастает в груди.
И в этот огонь словно плеснули бензина.
– Объект горит! – прозвучал голос пилота.
Еще одна порция:
– Наблюдаю перемещение большого количества людей на объекте и вокруг него.
И еще одна:
– Вижу военную технику и пожарные машины внутри объекта.
Клеймер потянул Марту за плечевой ремень. Генриху казалось, она выпрыгнет сейчас.
Марта так верила в удачу, которая не отпускала чуть ироничным лицом Артемова и размытым образом Сергея Марковцева, что едва не лишилась чувств. От того мужского начала, о котором ей не переставал твердить Карл, ничего не осталось.
Она уже не понимала, где она, зачем, кто ее окружает и что говорит. Что-то оборвалось внутри, разлетелось в абсолютной пустоте четвертованными клочьями. Ничего реального, только страх, настоящий страх, перехвативший дыхание.