Убить генерала - Нестеров Михаил Петрович. Страница 10

И президент забросил мяч на вытоптанное поле противника, уже не защищаясь. То был Указ «О Коржакове А.В.» № 963 от 20 июня 1996 года об освобождении генерала от занимаемой должности начальника Службы безопасности президента.

К месту встречи на Малой Пироговской Юрий Александрович Хворостенко приехал на «Жигулях» в сопровождении двух человек с военной выправкой. На бывшем военном прокуроре был черный пиджак, камуфлированный перхотью, синяя рубашка и светлые брюки. Короткая губа топорщилась седой полоской усов. Во взгляде – смесь настороженности и навеки въевшейся в глазную слизь лихорадочности.

Ровно одиннадцать вечера. Возле черной «Волги» с непроницаемыми стеклами стоял высокий плечистый парень. Юрий Цыганок сделал шаг навстречу Хворостенко и его спутникам, холодно и безапелляционно бросил, указав на прокурора, опирающегося при ходьбе на трость с изогнутой рукояткой:

– Только вы. – Цыганок шагнул назад и открыл дверь со стороны водителя: – Садитесь. Трость прислоните к машине. Во время разговора не оборачиваться, резких движений не делать.

Для сопровождающих Хворостенко людей это значило: если их старший товарищ и захочет уехать, то по собственной инициативе. Могли спросить: «Ключи зажигания на месте?» И получить ответ: «Да, торчат там, где им и положено торчать: в замке».

Цыганок закрыл за Хворостенко дверцу и остался стоять рядом в непринужденной позе: ноги чуть расставлены, руки сложены на животе. Работа только с виду из разряда «монументальных». Лейтенант был собран и за рулем, и когда сопровождал шефа. В кобуре, расположенной слева и скрытой под пиджаком, покоился снятый с предохранителя пистолет Макарова, оснащенный патронами с пулями старого образца: со свинцовым сердечником, запрессованным в стальную оболочку, а не наоборот, как современные пули, которые скачут при попадании в твердую преграду и отскакивают от бронежилетов со стальными пластинами.

Цыганок привык к такой работе. Часто он дожидался шефа возле подъезда жилого дома, офиса. Возвращался, привычно отмечая, нет ли за ним «хвоста». На подобные мероприятия он выезжал на «Волге» с форсированным двигателем, но чаще сидел за рулем бронированного «Мерседеса» класса «G».

В салоне «Волги» негромко звучала композиция Вильяма Аура «Синий коралл». Тихая и спокойная музыка не мешала беседе, заодно зашумляла голоса в машине.

Первым заговорил человек, лица которого Хворостенко не мог разглядеть при всем желании. Во-первых, было темно, а во-вторых, он получил указания, походившие на приказ.

– Я не называю своего имени по нескольким причинам. Во-первых, я занимаю высокий пост в одной из спецслужб. Причины, которые подтолкнули меня к данному шагу, вам станут понятны во время беседы. Такой вариант вас устраивает?

– Да, – спокойно ответил Юрий Александрович, глядя перед собой. Когда он ехал на эту встречу, то представлял ее именно так. После телефонного звонка у него не осталось места сомнениям: Кремль по-прежнему не заинтересован в разоблачении «военных преступников» по той причине, что почти все они были живы и здоровы, занимали губернаторские и министерские кресла, возглавляли фонды и прочее. Лишь по мере их отхода в мир иной к ним проявится интерес, чтобы вопреки традиции говорить о них правду и только правду.

Однако его визит в один из отделов Службы не остался без внимания. И в данный момент военный прокурор мог угадать, кто именно проявил интерес к бумагам и сделал приемлемый дипломатический ход, сославшись на причины, подтолкнувшие его к беседе. Этот человек принял решение, ни с кем его не согласовывая. Невозможно представить, как это выглядит.

– Тогда к делу, – продолжил Свердлин. – Документы, которые вы передали в отдел СБП по борьбе с коррупцией, обременительны для тех, кому вы их адресовали. У меня к вам два вопроса: как долго вы можете ждать положительного результата и на какие жертвы согласны?

– Я отвечу на оба вопроса двумя словами: в пределах разумного.

– Например, в этих пределах уместится ликвидация генерала Дронова, скажем, через пять-шесть месяцев?

Продолжение беседы ошеломило Хворостенко. Он даже вздрогнул. В салоне «Волги» ему шили натуральную уголовщину.

– Зачем, – спросил он, непроизвольно дергая плечом, – убивать военного советника? Методы одинаковы во всех спецслужбах?

– Не мне вам рассказывать об этом. Что значит жизнь одного человека, когда речь идет о тысячах?.. Насколько правильно я понял, генерал Дронов принимал активное участие в фальсификации этих планирующих документов? Он тоже пировал в то время, когда в Грозном шли новогодние бои? И после наворотил немало, – не дав ответить, продолжил Свердлин. – Вы – военный прокурор. Вы вместе с членами военного трибунала летели в январе 1995 года затем, чтобы верхушка военного руководства все-таки предстала перед судом.

– На такой успех никто не рассчитывал.

– Но когда вы знакомились с фиктивными приказами, у вас было желание...

– У меня было такое желание, – перебил прокурор, – но у меня не было с собой пистолета. Объясните, при чем тут Дронов?

– У меня появился шанс, который впору называть историческим, и я не могу упустить его. Для меня Дронов – самая удобная кандидатура. По многим причинам, – добавил генерал. – От вас я требую ответить – да или нет. Чтобы гарантировать вам безопасность в случае утвердительного ответа.

«Главное, вовремя сказано», – заметил прокурор. Он колебался ровно секунду. Собственно, выбора у него не было. Нет – означало положить голову на плаху.

– Да.

– Хорошо. Теперь я объясню, почему остановил свой выбор на вас. В середине января 1995 года вы уже имели контакт с одним офицером Службы и до сей поры не расстались с желанием завершить это дело.

– Откуда вы об этом знаете?

– Ворона на хвосте принесла. Так что вы для меня человек не совсем с улицы. Я предлагаю классическую схему: создание мифической структуры, которая выступит с обвинениями, основанными на ваших документах, и возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. Потом она таким же мистическим образом исчезнет. Предлагаю рабочее название «Второй кабинет».

– Исчезнет, сказали вы?

– Да. Но ее место займу я.

– Для чего?

– Для того чтобы согласиться с мотивами обвинений, выдвинутых «Вторым кабинетом», и продолжу разыгрывать тему. Помимо имеющихся бумаг всплывут другие документы, которые я уже начал собирать. Среди них планы правительства на ближайшую перспективу. Вы же знаете, что в Белом доме работает отдел Службы, в который вы и передали документы.

– Не боитесь за себя?

– После открытого выступления спецслужбы начнут с меня пыль сдувать, лишь бы со мной ничего не случилось. Со мной начнут договариваться даже те, на кого я работаю.

Хворостенко думал похоже. На его взгляд, убийство Дронова – это как артподготовка. Без нее идти в атаку бесполезно – постреляют. Убийство – это дальнейшие серьезные намерения заказчиков, их нешуточные претензии, сильный шаг, сделанный с «дочерней» структуры. Действительно классика. Действительно кости, без которых немыслимо даже гадание. Собственно, это то, над чем прокурор размышлял чуть раньше: при живых и здоровых генералах, занимающих высокие кресла, их разоблачение невозможно. Рассекречивание материалов происходит лишь в двух случаях: по срокам и смерти конкретного лица или группы лиц, и чаще по совокупности. Что в равной степени относилось и к намерениям опубликовать секретные материалы.

– Мне кажется, я где-то...

– Только кажется, – оборвал генерал. – Вынигде не могли слышать мой голос.

– Я хочу уточнить вопрос о приоритете.

Генерал понял собеседника.

– Документы, которыми я располагаю, довершат начатое. И в этом свете абсолютно неважно, кто поднял шум, кто взял на себя ответственность за убийство военного советника. Он лишь прыжковый мостик. Наоборот, чем больше будет таких людей, тем лучше. И советую не забегать вперед: пройдет много времени – может, полгода, может, больше, все будет зависеть от расстановки сил на самом верху. Такие дела с наскока не делаются. Каждый шаг должен быть предельно взвешен.