Убить генерала - Нестеров Михаил Петрович. Страница 76

Митяев на скорую руку перекусил китайской «бомж-лапшой», съел пару бутербродов с колбасой и отказался от щей, которые навязывала операм хозяйка квартиры; на плите стояла громадная кастрюля, на всех хватит.

Надежда Васильевна почти не выходила из спальни, где смотрела нескончаемые сериалы; и лишь изредка можно было услышать ворчание ее мужа, просившего переключить телевизор на новости. Митяев же коротал время за периодикой. Собственно, все новости были на одно лицо.

«Центр Москвы, возле Госдумы, с утра был оцеплен милицией и солдатами внутренних войск. Вокруг оцепленной территории ходили кинологи с собаками. Виной такого скопления „солдат правопорядка“ было предстоящее принятие Госдумой во втором чтении законопроекта о замене льгот на денежные компенсации. На площади перед Большим театром активисты левых организаций высказали свое отношение к закону. В акции участвовало более 600 человек, площадь была окружена красными флагами. Восемь активистов-„лимоновцев“ НБП проникли в здание Минздрава, переодевшись в камуфляж. В канцелярии министра Михаила Зурабова их приняли за „сотрудников санитарных служб“. Нацболы устроили разгром в кабинете министра, выкинули оттуда портрет президента, какие-то бумаги. Их товарищи у входа, приковав себя наручниками, выкрикивали: „Долой Путина!“ В ГУВД сообщили, что активисты НБП были задержаны» [11].

Местная печать в основном обсуждала предстоящее мероприятие «с участием президента». 7 августа обещает стать грандиозным праздником. Многотысячное карнавальное шествие – предположительно не менее пятидесяти тысяч человек – начнется от развлекательно-культурного центра «Звезда» и закончится на площади Куйбышева. Свое согласие на участие в Самарском карнавале дал Слава Зайцев. На площади Куйбышева выступят Том Андерс, «Бони М». Прогремит 15-минутный грандиозный салют.

Митяев переключил рацию на прием и слушал доклад старшего группы наружного наблюдения:

– Парень лет двадцати пяти. Только что вошел в подъезд. В руках массивный сверток – намного больше метра. В нескольких местах перетянут веревкой. Тяжелый, судя по всему, сверток.

– Как выглядит этот парень? – Митяев пересел к столу и глянул на монитор. Скрытая над дверью видеокамера показывала отсек с тремя квартирами. Подполковник смотрел на изображение, как в большой дверной глазок, но в необычном ракурсе: сверху вниз. Левая стена была заставлена длинным ларем, тумбочкой и парой полок для обуви. Справа ничего не было. Справа находилась 18-я квартира, снятая Виктором Крапивиным.

– Среднего роста, среднего телосложения, – докладывал оперативник. – С обезображенной щекой – здоровая родинка во всю щеку или след от ожога – не разобрал. Может, это маска, камуфляж?

«Сейчас я разберусь, – занервничал Митяев, – маска это или камуфляж». Держа рацию, он умудрялся щелкать суставами, будто ломал пальцы резкими движениями. «Длинный сверток больше метра», – вспоминал он доклад. И накоротке обратился к помощнику, стоящему за спиной:

– Разве «СВД» не складывается?

– Только десантный вариант, – последовал ответ, – «СВДС». Приклад складывается на правую сторону.

Подполковник набрал номер телефона экстренной связи с генералом Свердлиным. Пока никто перед дверью не появился, но это была первая – за два дня наблюдений – острая ситуация.

– Александр Семенович, Митяев на связи. Тут у нас назревает момент. В подъезд вошел парень с тяжелым и длинным свертком. Пока что я его не вижу. – Борис не отрывал взгляд от монитора. – Или лифт ждет, или медленно по лестнице поднимается. Черт его знает, может, вообще мимо.

– Хоть криво, – грубовато подкорректировал генерал. – В любом случае задержите его и проверьте содержимое свертка. Что там у тебя? Я остаюсь на связи.

Борис Митяев тяжело сглотнул. Он не сразу доложил генералу то, что увидел на мониторе. Слова —ЭТО ОН– застряли в горле.

Вначале он увидел, как открывается общая металлическая дверь. Потом сверток, который на фоне фигуры человека, одетого в темную одежду, сразу бросался в глаза. Сверток был конусообразной формы и походил на новогоднюю красавицу-елку, безжалостно стянутую веревками и укутанную в простыню.

Митяев услышал громкий металлический щелчок и даже вздрогнул. Он смотрел на монитор, видел скрытую под материей винтовку, и звук захлопнувшейся двери показался ему выстрелом.

Парень. Невысокого роста. Широкоплечий, машинально отмечал подполковник. Впрочем, в таком ракурсе все видятся широкоплечими и с огромными головами. Вот парень остановился напротив 18-й квартиры, повернулся боком и поставил сверток к ногам. Чуть не уронил его, когда сунул ключ в замочную скважину. Прислонил свою ношу к стене. Открыл замок. Замер. Насторожился. Поднял голову и... Точно – он смотрит, на месте ли «контролька». Долго смотрит, припоминая расположение нитки. Снял метку. Вошел. Закрыл за собой дверь.

– Александр Семенович, он на месте. Сначала проверил «контрольку» и только потом вошел.

– Берите его. Я сейчас подъеду.

Митяев отложил телефон в сторону и вынул из кобуры пистолет.

– Установка прежняя, – нервным, срывающимся голосом предупредил он оперативников, которых в этой квартире набралось шесть человек. – Преступника брать живым. Избегать огня. При необходимости стрелять по конечностям. Пошли.

Близнец развернул тяжеленный сверток и, все еще недоверчиво покачав головой, провел рукой по длинному стволу. Без намека на улыбку прошептал:

– Красавица...

Он сел на пол, по привычке поджав под себя ногу. Вынул из пачки сигарету. Он сидел боком к окну и невольно прислушивался: у соседей справа, кажется, открылась дверь. Послышались чьи-то шаги. Потом все замерло.

Соседи справа. Витька все же улыбнулся. Он гнал прочь мысли о том двойном празднике, о противоречивых чувствах, когда мысли о Марии разбивались о размышления над странным поведением инструктора. А улыбнулся он потому, что вспомнил товарища, который жил на четвертом этаже. Это было до армии. Товарищу стукнуло восемнадцать. Курить выходили на балкон. И вдруг – звонок в дверь. Открывают – а там именинник. Как ты на улице оказался, спрашивают, ведь только что стоял на балконе. А тот отвечает: упал. Все смеются, не верят. И хозяин пошел доказывать, что фамилия у него не Мюнхгаузен. Лезет через перила, а его удерживают десять рук. Кое-как он вырвался и полетел с четвертого этажа. Гости с белыми лицами побежали вниз, чтобы посмотреть на лепешку, и встретили именинника на площадке между первым и вторым этажом. Зачем хватали, орет, из-за вас руку сломал. Через полгода его забрали в армию. Единственный спецбатальон, который принял его с распростертыми объятиями, был строительным.

Витька вернулся на точку и был уверен, что слежки за собой не обнаружил. И визуально, и, что называется, внутренним состоянием. Он бы уловил опасность, почувствовал толчок в груди, ощутил жирноватый комок в горле. Они помогали ему, как помогает слепому трость. Все чувства были обострены. Слыша какой-то шум, улавливая незнакомый запах, он автоматически определял его происхождение.

Нет, слежки не было. И в квартире никто не побывал: метка осталась нетронутой. Может, кто-то из соседей обратил внимание на сверток в его руках, но с ним он не много прошел по улице, если не считать восьми лестничных маршей в самом подъезде.

Полковника Терехина притягивал, как магнит, двойной поворот на Ново-Садовой. Он ставил беликовскую «восьмерку» напротив и смотрел в сторону девятиэтажек. Порой ловил себя на мысли, что Витька Крапивин видит его либо в бинокль, либо в оптический прицел – может быть, снятый на время с винтовки. Даже пару раз, глядя из окна «Жигулей», Николай помахал рукой.

Странные мысли, странное желание...

Он там, где никто не додумается проверять помещения на предмет снайперских позиций.

Что-то подсказывало Николаю: он близок к решению той задачи, которая может оказаться не по зубам генералу Свердлину. Он позволил бы выстрелить террористу, если бы... Как он там сказал? «Если Крапивин действительно знает, как сделать то, чего еще никому не удавалось». Да, кажется, так.