Война нервов - Нестеров Михаил Петрович. Страница 7
Хозяин кафе не колебался ни мгновения.
– Все уже на месте, вам нужно поторопиться.
Дечин жестом руки поднял сидевшего рядом Мартина и сам встал с места. За ними последовали остальные моряки.
Через полминуты хозяин открыл дверь в подвал и закрыл ее, едва последний гость шагнул через порог.
Глава 4
Главная крипта
Музыка. Полифония. В катакомбах духовные кантаты звучали не менее завораживающе, чем в храме при небольшой аудитории и на летней площадке при большом скоплении народа.
Дечину в звуке хора слышались посторонние голоса. Ему казалось, перешептываются десятки людей. Он при неярком освещении даже представил их: выстроившись в круг, они склоняются друг к другу и что-то говорят на ухо, кивают, соглашаясь, или покачивают головами, отрицая, и все повторяется вновь. Голова кругом.
Шкипер никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас замкнутое пространство давило на него со всех сторон. И будет давить сильнее, был уверен он, едва перешагнет определенный рубеж. Впереди он видел массивную с медными заклепками дверь. Она открыта и словно приманивает, торопит…
Дечин миновал ряд узких колонн. Они лишь в самом верху расширялись и походили на гигантские слуховые трубки.
Все уже на месте, вам нужно поторопиться.
Казалось, эти слова выводят вокалисты, их повторяет хор, обыгрывает орган. Источник звука становился все ближе и громче.
Нам нужно поторопиться, повторял Дечин. Но почему раньше никто не поторопил?
У него сложилось ощущение, что он и хозяин кафе обменялись паролями.
Вот и дверной проем. Не широкий, двоим не разойтись. Дечин ступил в зал и тотчас узнал его: сразу за ним, откуда доносилась очередная кантата, – главная крипта. Поневоле он ускорил шаг. Его действия повторили остальные моряки.
Громко. Неестественно громко звучала музыка. Дечин уже морщился. И почему он у самого входа в катакомбы не определил, что в главной крипте можно оглохнуть?
Он не слышал резкого звука газа, вырвавшегося из баллона, не видел полковника Юсупова. А если бы увидел, то не узнал…
Лицо Юсупова скрывалось за маской ПДУ. Он, открыв вентиль на баллоне, быстро отступал к двери. Несколько мгновений, и он закрыл ее. Вставив ключ, повернул его раз, другой, прислонился к двери спиной, расслабился, едва пересилив в себе желание сорвать маску, потянуть носом воздух, определяя наличие в нем усыпляющего газа на основе закиси азота. Рассмеялся, трогая чуть подрагивающей рукой резину, обтягивающую его лицо, и небольшой воздушный баллон портативного дыхательного устройства, рассчитанного на двадцать минут автономной работы.
Он открыл вентиль на баллоне с усыпляющим газом до конца, резервуар опустеет за считанные секунды. Похоже, уже сейчас, когда прошло полминуты, газ перемешался с пригодным для дыхания воздухом подземелья.
Перемешался.
Подонки!
Юсупов не жалел о своем шаге. Ему не было жалко моряков, которым он дал многое, а взамен получил нож в спину. Вот сейчас он не думал о том, что фактически спасает себя, – в первую очередь он отдавал должное. Мстил? Пока он такого слова не знал. Самое крепкое выражение, которое вылетало из его рта, – это наказать по заслугам. Он не мог представить, что это крепкое выражение вскоре станет в его представлении самым слабым…
А пока он прислушивался к звукам за дверью. Тщетно. Только Бах. Орган. Вокал. Хор. Только музыка. Наверное, так и должно быть. Сильнодействующий газ усыпляет мгновенно, не дает прийти в себя долгие часы. То, что нужно.
Не снимая дыхательного аппарата, полковник открыл силовой щиток и включил вентилятор. И только после этого открыл дверь в центральную часть катакомб. Подземные коридоры и залы проветрятся не меньше чем через двадцать минут.
На выходе он снял аппарат, оставил его на пороге и скользнул в служебное помещение кафе.
О том, что дела у них швах, Дечин понял, едва шагнул… в пустую крипту. Никого. Все это обман, пронеслось у него в голове.
Самый большой и сильный не выдержал первым. Михаил Сомов, ища опору руками, подался вперед и лицом вниз упал на каменные плиты. Мартин рванул было к нему, но остановился так резко, будто напоролся на стену. Он обернулся к капитану и округлил и без того огромные, ошарашенные глаза. Затем голова его склонилась набок, рот открылся, и с лицом, которое уже ничего не выражало, он повалился на пол.
Дечин смотрел только на него и не видел остальных товарищей, хотя все они были рядом – кто в двух, кто в трех шагах.
У шкипера перехватило дыхание. Он не мог вдохнуть с того момента, когда громадный Сом распростерся в двух шагах от ниши, некогда занимаемой прахом безвестного священника. Прошли секунды, но их Дечину хватило, чтобы осмыслить ту фразу, явившуюся точно в бреду: это все обман. Как в каком-то жутком фильме: ничего нет, оркестра нет, музыкантов нет… его тоже не существует.
Схватившись одной рукой за горло, а другой рукой зажав рот, шкипер ринулся к двери. Он видел ее, ведущую через коридоры в храм. Ударил в нее ногой, по-прежнему не дыша, разбежался, врезался плечом. Тщетно. Дверь построили в позапрошлом веке…
Он медленно опустился. Голова разрывалась от звона громадного колокола, огромный язык которого бил то в правый, то в левый висок.
«Я труп без глотка воздуха».
Дечин не знал, какой газ пустили в помещение. Может быть, это боевой отравляющий газ, а может, безобидный усыпляющий.
Веселящий.
Нет. Легче умереть от глотка отравленного воздуха, чем от его нехватки.
Он оказался в положении приговоренного к казни в газовой камере. В голове муть перемешивается с чистыми мыслями: при астме человек не может выдохнуть. Воздух остается в легких.
Прежде чем разжать руку и рот, Дечин уставился на широкую замочную скважину…
Он приник к ней губами, как к роднику в засуху, как умирающий от жажды. Он тянул воздух, как через соломинку, его было мало, убийственно мало, но хватало на то, чтобы удерживаться на грани сознания и беспамятства. У него будто разом отсекли большую часть легких, оставив крохотный клочок.
Он рассмеялся в тот миг, когда понял, что уже не дышит через замочную скважину. Когда он отстранился от нее и вздохнул полной грудью, он сказать не мог.
Он мог крикнуть, известить: «Я жив!» Только ангел-хранитель приложил призрачный палец к его губам и, потревоженный кем-то, взмахнул крыльями и скрылся за тяжелыми колоннами.
Оркестра нет. Хора нет.
Кто-то выключил магнитофон.
Пора, отдал себе команду Дечин и, прислонившись спиной к двери, замер, уронив голову на грудь.
Пора проверить, что за газ был впущен в катакомбы.
Юсупов вошел в эту часть подземелья снова с дыхательным устройством. Склонился над одним, над другим телом… Выпрямился. Приподнял маску и, глотнув воздуха, снова надел ее. Он проверял свое состояние, не закружится ли голова, не встанет ли пелена перед глазами, не подкатит ли к горлу тошнота. Он странно смотрелся: в строгом костюме и ПДУ.
Прошла минута. Полковник снял маску, подсумок и положил их на пол. Щелкнул зажигалкой и прикурил сигарету. Выпуская через нос табачный дым, он остановился перед Дечиным, присел на корточки. Вглядевшись в его лицо, легонько ударил по одной щеке, по другой. Словно подслушав бредовые мысли шкипера, с усмешкой бросил по-русски:
– Даже ангелам нет веры.
Дечин старался дышать глубоко, часто и хрипло. Он не знал, как дышат люди под наркозом, но чутье подсказало ему оптимальный вариант. Он даже повращал глазами и дернул веками.
Он дышал все так же тяжело, но смотрел уже через приоткрытые веки. Юсупов отлучился на минутку и вернулся с сумкой. Дечин увидел синеватую склянку в его руках. Достав из сумки шприц, полковник втянул поршнем жидкость из пузырька. Подошел к Сомову, прихватив с собой резиновый жгут.