Традиция предков - Берристер Инга. Страница 10
– Придется к слову? – удивленно переспросил Симон. – Вы хотите сказать, что, может, и нет? Черт возьми, если бы моя невеста провела три дня наедине с другим мужчиной, я бы хотел знать, причем поминутно, что она делала все это время.
– Бенджамин и я доверяем друг другу, – гордо заявила Бетти. – Он знает, что я никогда не…
– Возможно, он верит вам, потому что сам не хочет или не может заняться с вами любовью. Полноценные мужчины испытывают другие желания. – Симон пожал плечами.
Это уж чересчур!
С трудом обретенное равновесие вмиг улетучилось. А вдруг они действительно не просто спали в одной кровати, но и занимались любовью? Но почему тогда она ничего не помнит? Бетти запаниковала, лихорадочно напрягая память и жалея обо всем на свете: что пила это треклятое вино, что поддалась на уговоры приехать сюда и, наконец, что Симона оказалась Симоном.
Чувствуя необычайное возбуждение, Бетти подумала, что ее сексуальные инстинкты оказались несколько сильнее, чем она предполагала, видимо, они и спровоцировали ее на безумства. В горле запершило, и девушка судорожно облизнула пересохшие губы.
– Вы упоминали о семейных дневниках. Я могу взглянуть на них? – сжалился над ней Симон.
Бетти с радостью ухватилась за этот предлог, чтобы улизнуть из кухни, сразу ставшей какой-то маленькой и невыносимо душной. Видимо, придется провести вместе еще ночь под одной крышей, и она твердо решила спать внизу. Все лучше, чем рисковать снова, деля постель.
Элизабет принесла дневники и с увлечением стала рассказывать о семейной традиции вести записи. Еще в детстве, впервые взяв в руки эти тетради, Бетти почувствовала их необыкновенную притягательную силу. Уже несколько лет она не раскрывала их и сейчас, передавая Симону, обратила внимание на благоговейный трепет, с которым он принял их.
Она тяжело вздохнула, вспомнив, как ее жених относился к дневникам. Бенджамин с пеной у рта доказывал необходимость продажи этих записей, поскольку они представляли историческую ценность и за них сейчас можно было бы получить хорошие деньги. Он никак не мог взять в толк, зачем их хранить, если можно сделать бизнес, и Бетти, боясь быть поднятой на смех, никогда не говорила ему о том, что продолжает семейную традицию.
– Когда вы начали вести свой дневник? – тихо спросил Симон, и она вздрогнула от неожиданности: казалось, что этот человек прочитал ее мысли.
– Как вы догадались? – удивилась она.
– Это несложно, – улыбнулся он. – Думаю, вам было лет одиннадцать-двенадцать… девочка, готовящаяся стать девушкой, чувственная… Возможно, чересчур чувственная…
Симон видел ее насквозь, и это открытие несколько испугало Бетти.
– Зачем вы так поступаете, Элизабет? – дружелюбно спросил он. – Зачем выходите замуж за человека, которого не любите?
– Я люблю его, – упрямо ответила Бетти. – Вы просто не понимаете, что можно любить друг друга и не испытывать сексуальное влечение, возбуждение или…
– Страсть, – пробормотал Симон, неожиданно оказавшись рядом с ней. – Это не так. Поверьте, вы ошибаетесь, если думаете обойтись без них. Это заложено в человеческой природе.
– Не понимаю, – неуверенно пролепетала она. – К чему мне страсть? Я хочу, чтобы мое замужество было спокойным и надежным.
– Надежным? – Симон не скрывал скепсиса. – О боги! Вы отрицаете то, что является основой счастливого и прочного брака. Чего же вы так боитесь?
Увидев ужас в ее глазах, Симон понял, что приблизился к запретной черте. Чтобы успокоить девушку, он ласково взял ее за запястья и тут же почувствовал учащенное биение ее пульса.
Кровь прилила к голове Бетти, в ушах стоял глухой гул, напоминающий шум моря.
– Что же вас пугает? – настаивал Симон. – Что?
Бетти невидящим взглядом смотрела на него. Мучительный страх, таившийся все это время в дальних уголках души, парализовал ее.
– Боюсь потерять контроль, оказаться в ситуации, когда я не смогу совладать с собой, когда… – выдохнула она на одном дыхании и вдруг замолчала, глядя Симону в глаза.
– Понимаю. – Он все еще держал ее за руки, и девушка чувствовала странное тепло и приятное покалывание.
– Когда вы говорите о ситуации, в которой можно утратить контроль над собой, вы имеете в виду, как я понимаю, секс?
Беспредельный ужас, отразившийся в глазах Бетти, подсказал Симону, что он угадал.
Симон улыбнулся.
– Знаете, догадаться нетрудно. Такая красивая и созданная для любви женщина, как вы, могла остаться девственницей только благодаря огромной силе воли. Что же произошло? Вас кто-то обидел? Мужчина…
Она отрицательно покачала головой, и Симон понял, что ошибся в своих предположениях.
– Нет, ничего подобного.
Страшная догадка зародилась в его голове, и он перестал гладить руки Бетти.
– Уж не хотите ли вы сказать, что вы… что вы предпочитаете…
– Нет!
Симон вздохнул с облегчением.
– Но что же все-таки тяготит вас?
И Бетти неожиданно захотела рассказать ему все, сама не зная почему. Симон ей не нравился и не вызывал доверия. Он перевернул ее уютный мир вверх тормашками, но все же у нее сложилось твердое убеждение, что это единственный человек, способный понять ее и, возможно, избавить от многолетнего страха.
Бетти через силу, заикаясь и запинаясь, рассказала про давнее приключение на ежевичной поляне.
Собственный первый опыт любви под открытым небом и яркими звездами вызывал у Симона весьма приятные воспоминания, но он постарался сосредоточиться на рассказе Бетти. Он догадывался, как может испугаться впечатлительная девочка, ставшая свидетельницей проявления безудержной и безграничной женской страсти. Мог понять ее инстинктивный ужас: она смотрела на происходившее глазами ребенка.
– И поэтому вы выходите замуж за Бена? – сдержанно поинтересовался он. – Потому что…
– Понимаю, это звучит глупо, но мысль о том, что я когда-нибудь буду испытывать такое же, пугает меня.
Симон видел это и сам: она вся тряслась от страха.
– Я знаю, что с Бенджамином такого не будет никогда, – честно призналась Бетти.
Помолчав немного, собеседник бесстрастно обронил:
– Вам когда-нибудь приходило в голову, что интимные отношения без влечения и страсти могут быть болезненными и… унизительными?
– Тысячи женщин живут так, – тихо возразила она. – Женщины, которые вышли замуж за тех, кого выбрали им родные.
– Этих несчастных попросту приговорили к пожизненной каторге! Черт возьми, Бетти, подумайте, что вы делаете с собой? На ту сцену, невольной свидетельницей которой вы стали много лет назад, вы смотрели глазами ребенка. Вы все видели в искаженном свете, потому что еще не знали всего того, что может желать и чувствовать женщина. Впрочем, вы и сейчас не знаете.
– Нет! – Бетти отпрянула, будто увидела змею. – Я не хочу больше об этом говорить. Не желаю чувствовать себя так, будто… не желаю… – ее начало трясти.
– Знаете, в чем ваша проблема? У вас слишком богатое воображение.
– Давайте оставим эту тему, – взмолилась Бетти. – Вы не хотите понять меня.
– Почему же, отлично понимаю, – с ухмылкой возразил он.
Будь Бетти чуть внимательней, она бы заметила странный огонек в его глазах и поняла бы, к чему клонит Симон.
– Скажите, пожалуйста, – тоном врача начал он, – только ли страх вы испытывали, когда наблюдали за ними?
Бетти растерялась. Как он догадался об охватившей ее тогда внутренней слабости, сделавшей все тело горячим и легким? О сладостно-болезненном ощущении, таком сильном, что она помнила его до сих пор? Нет, она ни за что не признается.
– Да, – солгала она, – только страх.
– Мм… Что ж, тогда я за вас спокоен, – неприязненно заметил Симон и впился в ее лицо холодным непроницаемым взглядом.
Почему-то эти слова задели девушку за живое. Не хочет ли он сказать, что с ней не все в порядке?
Симон как бы между прочим добавил:
– Наверное, выйдя замуж за Бенджамина, вы будете счастливы.
– Не сомневайтесь, – холодно ответила Элизабет, решившая больше не поддаваться ни на какие провокации и подвохи.