Короткие пьесы (сборник) - Никитин Олег Викторович. Страница 2
ВАРЬКА. (закрывая рот) Ух ты-ы.
ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Во-во. Дела ворочаем, не спим. Шерше ля фам!
ВАРЬКА. Скажете тоже… (толкнув Толика под локоть, отчего машина вильнула) Вот как люди-то жили, не то что ты! Тракторист, ага. И плоды пожинают! Не картошку какую, ананасы! Директора и президенты, не фуфло совхозное.
ТОЛИК. Варюха, да родись я в городе – сидел бы за баранкой? Родились мы с тобой в неудачном месте, так я толкую. В городе-то всякому лафа, магазинов да лотков тыщи! Бери любой. Пушку купил или в кредит взял – и вперед! Да я бы арбузов тебе настругал немеряно! А в твоем сельпо чего взять-то? Одна тушенка говенная да соль каменная. Мороженки и те прошлогодние лежат.
ВАРЬКА. (возмущенно) Ты на мой магазин на целься! Тушенка ему с арбузами! Приди только с муляжом этим, враз лопатой-то по рылу заеду! Удумал тоже, девчонку свою грабануть. Да я потом вовек с Парфёном не расплачусь! На зону моментом покатишься, грабитель хренов! И даже не пытайся, понял? Еще с моим пистолетом на меня же, типа!
Выхватывает муляж у Владимира Петровича и замахивается им на Толика. Толик вжимает голову в плечи, машина виляет. По ней проходит свет фар встречного грузовика, следом «прокатывается» его низкий рев.
ВАРЬКА. Охренел вообще…
ТОЛИК. (ударив по тормозам и повернувшись к девушке) Еще раз махнешь кочергой – высадю на хер! Нужно мне твое сраное сельпо! Заткнись ты, дай с умным человеком поговорить!
ВАРЬКА (сидя прямо, руки на коленях). Ага, говорун нашелся… Рули давай…
Толик трогает автомобиль с места. Около минуты спокойно сидят на своих местах. Машину с ревом обгоняет нечто быстрое, мелькнувшее светом фар слева направо. Владимир Петрович, наклонившись к дальнему окну машины, провожает промчавшийся транспорт взглядом.
ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Толик, а ты не можешь ехать побыстрее? Машка у меня – зверь-баба, точно рожу поцарапает. Ревнивая!
ВАРЬКА. Прибавь уже газу, Толя. А то рассветет скоро, а мы так никого и не ограбим. Вы вот нам скажите, как умный человек… (поворачивается к пассажиру) Как вот это – деньги отнять половчее? Чтобы не замели! Темнота нужна, это раз (загибает палец), оружие пострашнее – это два… Эх, где уж нам деревенским гранатомет изладить! С ним-то, поди, всяк бы денежки отдал! Ну так что вы думаете, Владимир? Может, этого… жертву то есть, типа по морде? Кровь ведь, она страшная. Из носу капнет, он бабки и отдаст. А то еще крикнуть: «Кошелек или жизнь?!» Я по телеку видала. Ничего так? По мне так жизнь подороже кошелька-то будет, верно я думаю?
ТОЛИК. Почему это «он»? Не собираюсь я на мужиков нападать с твоей деревяшкой, чтобы засмеяли. В киосках-то бабы сидят! И по морде бить не буду. Сама лупи, если хочешь. Чё я, гнида, незнакомую бабу по лицу лупить?
ВАРЬКА. Незнакомую, значит, не станешь, а как меня – так сразу в глаз?! Вот гад! Да ведь гораздо хужее, когда свою лупишь-то! Чужая что – утерлась да пошла, а своя всегда рядом, с фингалом перед тобой стоять будет, как немой укор! Стыдоба, Толенька, перед людьми за тебя. Мудила ты, родной, и гад позорный.
ТОЛИК. «Немой»! Да я ваще не помню, чтобы ты пять минут молчала.
ВАРЬКА. Я-то молчу, когда положено! А в постели-то кто храпит, типа не ты? А вот я молча сплю!
ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Комильфо! Вообще, отвечая на твой вопрос, дорогая Варвара, должен немного подправить ваш план. Главное в нашем деле – решительность! (поднимает палец) Чтобы, значит, сомнения прочь. Лох, которого вы решили обчистить, должен знать – он лох и пощады ему не будет. Ну, если женщина, то лохушка. Это не в твой адрес, Варя, а в целом. Значит, ни секунды не должен сомневаться, что пистолет снаряжен боевым патроном, и пуля моментом влетит ей в башку. Особенно важно следить за ее руками и ногами, чтобы не дать нажать кнопку сигнализации. Насчет кошелька сомневаюсь, потому как вы собираетесь киоск ограбить, верно я понял? Там преимущественно стоят кассовые аппараты, запираемые на ключ. Но матом ругаться не забывайте: «сука» там и так далее…
ТОЛИК. (тормозит автомобиль) Нефиг ей этому учиться. Давай, Владимир, отольем по маленькой, ты мне подробно все расскажешь.
ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Что ж не отлить?
ВАРЬКА. Ага, знаю я твою учебу! Щас будешь спрашивать, как за ногами этой бабы следить, чтобы кнопку не нажала! Следопыт, типа. За моими ногами сроду не следил, уж я бы поучила! (передразнивает) А тревожная кнопка у ей случайно не в трусах будет? Может, их того, сдернуть нафиг?
ТОЛИК. Уже и поссать не дадут! Все, заткнись, пока не высадил. А вот вгоню тебе кнопку под трусы, узнаешь еще.
ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ. Успокойтесь, мой юный друг, это ведь всего лишь женщина… Она не ведает, что за помыслы могут владеть сильным полом.
Варька набирает в грудь воздух, но только шипит. Владимир и Толик выходят из машины и удаляются налево, во тьму. Владимир Петрович говорит: «Мон амур, тут необходимо зверское лицо и самые строгие слова, какие придут тебе в голову. Нужно сразу, четко заявить о своей проблеме с деньгами. Мямлить и мекать – ни-ни. Важно испугать лохушку до зеленых…» Его голос постепенно стихает.
ВАРЬКА. Вот именно что кнопка. Карамелька, типа.
Из темноты появляется женщина в разорванном на груди платье и с грязными коленями. Она торопливо, спотыкаясь подходит к машине и садится на место Владимира Петровича.
ИНЕССА. Слава тебе Господи! Хоть кто-то проехал. Вот а я уже пешком хотела в город идти.
ВАРЬКА. Что это за номер? Мы тут не для вас тормозили, мадам. Вылазь, пока целая. Ишь какая шустрая! Может, мы не в город едем. Куда с грязью вперлась в чужую машину?!
ИНЕССА. А вы не кричите, девушка. Мне требуется первая помощь, между прочим. Это ваш долг – довезти меня до клиники. У меня травма, вот.
ВАРЬКА. Может, еще бесплатно тебя катать, фифа такая? Травма, блин! Видать уже, что за травма такая. Об сучок зацепилась, бедняжка, поцарапалась? Да платье-то какое порвала, платье-то! От купюр, типа.
ИНЕССА. И не собираюсь даже отчитываться. А кстати, где наш водитель? Вам бы, дорогуша, я никогда руль не доверила. Таких нервных знаете куда посылают? Да вам вот и самокат давать нельзя.
ВАРЬКА. Мне – самокат?! Да вы… Да что за наглость такая! Ты кто вообще такая тут?
ИНЕССА. Можете звать меня Инессой. Закурить не будет?
ВАРЬКА. (роется в сумке и достает спички и потрепанную пачку «Примы» без фильтра) Курить ей подай. Что за рана-то хоть? Смертельная, что ли? Не понимаю, как ты в лесу-то очутилась, да еще раненая (выглядывает в окно машины). Волки покусали? Инесса, значит? А меня Варварой зовут.
ИНЕССА. Люди хуже волков. Вот кто поранить может, и не просто так, а саму душу женскую – до крови. Так вот. Только звери в человеческом облике могут женщину в лес увезти, надругаться и бросить, добрые волки бы так не поступили. Они бы милосердно перегрызли горло, не стали бы мучить, коленками на хвою ставить. А если бы даже помучили так зверски, то вот потом бы до города довезли, а не бросили ночью в лесу, с комарами.
ВАРЬКА. До чего зверье дошло! Уже на человека окрысились, волчары. А на коленки-то зачем понуждали, гады мохнатые? Неуж молиться на них заставляли, да без платка? Или чтобы вровень с ими была, глаз в глаз, типа? Очеловечились вовсе уже, гады хвостатые.
ИНЕССА. (после паузы неподвижности, со смехом) Вот-вот, Варя.
ВАРЬКА. Так может того, бинты накласть? (роется в сумке) Вот блин, самого нужного вечно нету. Так может платье-то разорвать на полоски, да забинтовать? Где рана-то?
ИНЕССА. (вздыхая) В душе моей рана, в душе.
ВАРЬКА. Да-а, тут бинтами не помочь… Волчары позорные!