Падение сквозь ветер - Никитин Олег Викторович. Страница 58

«804. 5 марта. Вчера присутствовал на завершающем дипломе Веннтина. В библиотеку набилось человек тридцать, заняли все стулья и ближайшие подоконники. Эннеллий жутко горд своим лучшим (и единственным) учеником, и это понятно, тот продемонстрировал отличную подкованность по всем вопросам. Да и тема у него была эпохальная: «Магия как инструмент управления народными массами». Ничего не скажешь, масштабно мыслит парень. Я уже думал (а может, не только я): «Сейчас послушаю и враз смогу манипулировать людьми по своему усмотрению», но не тут-то было. Он построил свою теорию не на прямом управлении страной, а лишь на содействии законной власти, и это верно. Дело ли мага – с «народными массами» возиться? А Император тогда зачем? В общем, он целый час, наверное, излагал свои выводы и всякие рекомендации государственным деятелям, и как толковый маг или два могут помочь им наладить жизнь в стране, чтобы все были довольны. Завязал в одну кучу и Народный совет (вот уж совсем бестолковый орган), и Канцелярию, и Орден, и даже медицинскую Академию – все, что мог. И даже театр. У меня чуть голова не вспухла от всяких подробностей про разные имперские учреждения (моя-то тема попроще будет). А потом самые смелые маги его доклад комментировали и даже высказывали мелкие замечания, но все как один, конечно, сходились во мнении, что работа проделана колоссальная и прямо-таки общемирового значения. Тут они, по-моему, через край хватили (однако я, впрочем, всего лишь стажер, и им виднее). Веннтин просто рдел как мак от собственного величия. Завершил «обсуждение», конечно, сам старик Эннеллий такими примерно словами: «Магическое учение сделало очередной шаг вперед. Но, как и всякая теория, положения рассматриваемого диплома нуждаются в практическом подтверждении. Недавно было принято решение (Императором, а не мной) о создании филиала Ордена в Азиане. Маг (я надеюсь, что мы все признаем его таковым!) Веннтин мог бы на практике доказать справедливость своих построений, став главой этого филиала…» Он распинался еще минут десять, искренне полагая, что сам Веннтин будет от такой перспективы в восторге (Мастер, видно, думал, что делает ему очень приятный сюрприз). Однако физиономия докладчика оставалась каменной, и я подумал, что пожизненная (скорее всего) ссылка в чужую страну для него – как нож в сердце. Но разве мог он отказаться? Это означало бы признание собственного бессилия, неспособности претворить свои теории в жизнь. А он был такой гордый и высокомерный, что скорее позволил бы загнать себя на дно моря, чем расписался в своей несостоятельности как мага-практика. И он, конечно, сказал, что готов служить Империи там, куда она его направит, и даже попытался радостно улыбнуться. Да, куда меня самого судьба забросит через несколько лет? Надо, пожалуй, привыкать жить отдельно от родителей, на всякий случай – потом легче придется, если в какую-нибудь провинцию отправят. Только бы не в Азиану!

10 марта. Познакомился утром с Барртином, нашим новым стажером (он прибыл из какого-то мелкого городишки на западном побережье Эвраны) – Геббот представил его мне (как своего ученика!) и просил помогать советом. Какой из меня советчик? Вот Буммонт – тот все про Орден и его окрестности знает. Посмотрел я на этого Барртина: вполне бойкий и самостоятельный, если сумел из такой дали приехать и один в окраинном трактире жить. Сейчас-то он, конечно, снимет себе жилье поприличней.

29 апреля. Работа моя продвигается не то чтобы очень ходко, но все же не стоит на месте. Зато знаменитая метла стала экспонатом магического музея! Я, правда, на нее без дрожи смотреть не могу (столько она мне нервов испортила), и все же приятно. А под ней табличка (в стекле!) с кратким описанием: 1) истории спасения служанки из-под потолка холла; 2) мучительных раздумий молодого стажера Мегаллина (меня, то есть) над мазями; 3) счастливого исхода опыта с ударением учителя Геббота по макушке древком этого экспоната; 4) получения стажером Мегаллином (то есть мной) ежегодной премии за вклад в развитие магии. Без смеха читать такое невозможно, а учитель обижается, говорит, что сочинял текст без всякого намерения повеселить потомков. И я ему верю.

3 мая. Начал подготовку к своему первому полету. Конечно, одного меня не отпустят, наверняка полетит также Геббот и, может быть, кто-нибудь еще. Учитель стал постепенно обходить коллег и предлагать им совершить воздушное путешествие. Но никто пока не соглашается, говорят, что и своих забот хватает. Кроме того, говорят некоторые, если потерю одного мага и одного стажера Орден еще кое-как переживет, то большее количество жертв – это уже перебор. Не верят в мою мазь, корифеи! А ведь сами голосовали за то, чтобы дать мне ежегодную премию. Но Геббот не огорчается, считает, что маги в чем-то правы: зачем, в самом деле, им рисковать собой ради моих опытов?

7 мая. Вчера провожали в Азиану Веннтина (ему дали отдохнуть пару месяцев). Орден арендовал на вечер «Эврану», и все желающие маги и стажеры (а желали все) отправились часов в шесть туда. Получилось почти так же весело, как и в прошлом году на пикнике с неудачным купанием. Маги показывали всякие безобидные, но эффектные фокусы из своего магического арсенала, а зрителями у нас был сотрудники ресторана (они пугливо выглядывали из-за стойки). Веннтин держался мужественно, и можно было подумать, что бессрочная ссылка в провинцию ему нравится. Хотя, может быть, так оно и есть. Гульммика решила ехать с ним, не навсегда, конечно, а чтобы завершить свою работу по классификации азианских мифов. Она рассказала нам один, и все хохотали как сумасшедшие (наверное, потому, что были не очень трезвыми), хотя миф и не очень смешной. Там один бедный азианец надумал разбогатеть и пошел в горы, чтобы попросить каменного «дракона» (а горы у них – это как бы окаменевшие «драконы» – такие огромные сказочные существа с крыльями) о богатстве. Тот ему и говорит: «У меня в желудке газы скопились, боль страшная, а выхода для них нет. Ты продолби в склоне горы (то есть в теле «дракона») дырку, чтобы этот газ вышел, и я тебе помогу». Стал тот азианец дыру к камнях ковырять и случайно наткнулся на золотые самородки. Обрадовался, сложил их в котомку и домой отправился, а про «дракона»-то и думать забыл: мол, что со всякими камнями разговаривать. Принес свои самородки к скупщику и сторговался с ним на какую-то сумму азианских денег (очень большую, конечно), и только они ударили по рукам, как все золото превратилось в простую каменную крошку. Посадили этого жадного бедняка за обман на всю жизнь в кутузку, и работал он в каменоломне (все на свободу рвался, чтобы пойти и у «дракона» прощение вымолить), пока не умер. Спрашивается, что тут смешного? Еще Гульммика сказала: «Обожествление природы – характерная черта слаборазвитых народов. Я напишу об этом книгу!» Я подумал: «Вряд ли я стану ее читать».

19 мая. Подготовка полета продолжается. Пока что мы решили, какой предмет будем использовать в качестве «подъемника». Свиную шкуру! Тут главное, чтобы можно было накладывать жирный слой мази, и в этом отношении щетина очень кстати. Хоть ведро на нее намажь, ей все нипочем. Но каждого из обоих веществ у нас, конечно, гораздо меньше, всего около фунта. Учитель непосредственно помогал мне их смешивать из разных составляющих, и мы изготовили ровно столько, сколько нам позволил держатель хранилища Бекк (волоски сколопендры быстро закончились). Но я думаю, что и этого будет лишку – достаточно было одного пузырька, чтобы поднять к потолку довольно упитанную служанку. Она, кстати, забыла все свои обиды и очень гордится тем, что про нее написали на музейной табличке (каждый день с нее пыль вытирает). Норовит вымыть у меня в кабинете все, что только можно, вплоть до книг на столе, но я ей не позволяю.

26 мая. Крепкий деревянный короб (так называемая «корзина» для воздухоплавателей), наполненный мешками с песком, уже стоит в холле, готовый принять нас с Гебботом. Больше никто не захотел испытывать мое вещество в «боевых» условиях. К этому коробу накрепко привязана плотная сеть, внутри которой трепыхается смазанная свиная шкура. А снизу приделан медный крюк и веревка, которой наш воздушный «корабль» будет связан с землей.

4 июня. Скоро мама опять уедет на гастроли, а я так редко с ней общаюсь. Торчу постоянно в Ордене, но она ничего не говорит – так и должно быть, я уже не маленький и обязан закончить обучение. Вчера она за ужином спросила меня: «Как продвигается учеба?» Я вместо ответа сотворил небольшой вихрь и собрал все крошки на столе, а затем с его же помощью выкинул их в окно. Это истинная магия действия, из которой у меня получается пока только такая вот эффектная, но малополезная чепуха (гонять по небу тучи, например, в отличие от Геббота я не могу). Но учитель сказал, что вообще-то правильные стажеры начинают осваивать ее только после защиты предварительного диплома, так что я не переживаю по поводу своей магической «слабости». Мама похвалила меня и поцеловала в щеку. «Лишь бы тебя в другой город не отправили», – вздохнула она. «А что такого? – говорю. – Маги везде нужны, не только в Ханнтендилле». – «Так-то оно так, но ведь ты все-таки мой единственный сын. Как твои друзья поживают?» Я пожал плечами – ничего особенного с ними не происходило, Динника работала в каком-то захудалом ателье на Северной окраине города, Клуппер продолжал обучение на гвардейца, Маккафа бросила школу из-за ребенка, которому сейчас уже года полтора. «А про Бузза ты и так знаешь, я тебе говорил, что он добыл позволение и ходит на рынок, торгует своими картинами», – закончил я. Еще сказал, что не видел Маккафу уже год и не знаю, что с ней – может, опять выступает на арене. Мы еще немного потрепались с ней, и я к себе ушел, вздумал в дневнике несколько строк написать. И только здесь, у себя, я вспомнил, что сегодня год, как не стало Зубли. И коробка его уже не стоит под моей кроватью – я унес ее в чулан – только деревянная заплатка на стене под шкафом напоминает о моем талантливом летающем крысе. Этот урод Шуггер сделал из него чучело, мне Дециллий сказал, как он как-то случайно у него видел: стоит на верхней полке шкафа. А внутренние органы на компоненты своих гнусных смесей пустил.

11 июня. Я спросил у Буммонта, собирается ли он в этом году защищать предварительный диплом или нет. Но он только махнул рукой и сказал: «Подумаешь, обойдусь без диплома. Может, устанут со мной бороться и так дадут». Сомнительно.

15 июня. Наш замечательный короб с песком облегчился настолько (то есть, конечно, на самом деле свиная шкура), что на завтра наметили подъем в небо. Я немного волнуюсь.

16 июня. Утром погрузили «корзину» на конную повозку и отправились за город (тоже на лошадях), в сопровождении трех гвардейцев Императора (из специальной магической службы при Императоре – есть и такая!) и Химеррия (учитель уговорил его руководить «наземной» частью испытания). Отправились мы на юго-восток, миновали мост на Театральной и разрушенную стену. Там есть небольшая сосновая роща, вот за ней мы и решили устроить взлет к облакам, чтобы люди в городе не слишком на нас глазели, к тому же нижний конец веревки можно привязать к стволу (вряд ли шкуре под силу вырвать корни из земли). Гвардейцев тоже подобрали опытных, привычных к магическим штучкам. Вскоре после прибытия на место мы с учителем залезли в короб и принялись выбрасывать из него по одному мешку с песком (а в каждом по десять фунтов веса). И когда оставалось всего несколько штук, мы начали подниматься в воздух! Сосна медленно «поехала» мимо нас, земля стала удаляться, а облака как будто приближаться. Веревка была длиной около трехсот локтей, и мы взлетали, наверное, четверть часа. У меня прямо-таки дух захватило, так высоко мы поднялись, я вцепился в «перила» короба и не мог пошевелиться от страха и восторга. Геббот, по-моему, чувствовал то же самое. Я подумал: «Вот бы сюда Бузза с его мольбертом, какую можно было бы картину нарисовать!» Но это была моя вторая мысль, а первая: «Только бы сеть со свиной шкурой не порвалась». Весь Ханнтендилль был виден чуть ли не до последнего домишки, а Хеттика сверкала как расплавленное серебро. Но тут пришел момент для второй части нашего опыта. Учитель создал довольно сильный ветер, дувший немного вверх от «западной» стенки короба, и мы стали удаляться от города. А поскольку веревка была натянута полностью, то одновременно при этом «корзина» стала опускаться к земле. В общем, я быстро перестал волноваться, осталось только чувство гордости за мощь человеческого (то есть моего) разума, позволившую нам подняться в небо. Видела бы меня Маккафа (или Динника)! А Клуппер бы, наверное, вообще помер от зависти. Приземлились мы точно на тележку (гвардейцы ловко подогнали ее под «корзину»), с помощью наземных наблюдателей опять нагрузили короб мешками, и наконец триумфально сошли на степную почву. «Поздравляю с эпохальном успехом!» – вскричал Химеррий и с чувством пожал нам руки. Что ж, с завтрашнего дня буду продолжать работу по совершенствованию заклятий, и так далее, пока полеты не станут простыми и безопасными.

27 июня. Пришел вчера часов в десять вечера домой, а там жуткий беспорядок: какого-то отцова приятеля стошнило прямо на пол в кухне. А сам он (этот незнакомый тип) спал прямо на полу. И больше никого в доме не было! Я дико разозлился. Хотел поесть, а пищи тоже не оказалось, слопали все до последней луковки. И я подумал, что пора мне переезжать. Голодный, лежал и думал на эту тему. Специально ни на рынок не пойду, ни порядок наводить не буду – сколько можно на мне ездить? Тем более что еще в ноябре мне исполнилось 17 лет, и теперь я могу сам заключить договор аренды.

2 июля. Ходил сегодня с учителем в квартиру на Береговой, которую он мне порекомендовал. Ее, оказывается, снимал сам «великий» Веннтин! Так что хозяйка нисколько не удивилась, что к ней пришли из Ордена. Сам владелец дома (который стоит примерно посередине между южной калиткой парка и Сермяжной площадью, напротив прачечной «Снег») живет на втором этаже, на первом располагается ателье «Жемчужина», а мое будущее жилище – на третьем. Там еще три квартиры, и в двух живут какие-то провинциальные купцы (или их представители, я не очень вникал). На верхние этажи нужно подниматься через отдельный вход, со стороны двора. А в самом дворе ничего нет, никаких тебе огородов и курятников с живностью – зачем они нужны, если люди здесь вполне могут позволить себе покупать продукты на рынке? И мусорных куч нигде не видно, а стоит два больших деревянных бака (один для всяких пищевых отбросов, а другой в основном для обрезков ткани), их отсюда постоянно специальный дворник на телеге вывозит и куда-то сбывает содержимое (а может, просто в Хеттику скидывает). В соседнем доме есть маленькая и не очень дорогая таверна (не ходить же мне в «Эврану», так никакой стипендии не хватит) под названием «Сахарный коржик». То ли это Геббот такой представительный, то ли просто хозяин дома не слишком жадный, но мы сошлись на той же цене, по которой оплачивал квартиру Веннтин – 40 дукатов в месяц. Я быстро подмахнул оба экземпляра типового договора, и Геббот оставил меня знакомиться с новым жильем, а сам ушел в Орден. В квартире две комнаты (примерно как моя размером), просторный чулан, туалет и очень маленькая кухня. Я начал с комнаты, окно которой выходит на Береговую, она немного больше, чем все остальные помещения. Здесь есть гигантский платяной шкаф, широкая деревянная кровать (с толстой периной и покрывалом), такой же внушительный стол, кресло и стул. Все это вполне крепкое, хоть и не новое. Я подумал, что Веннтин, с его тягой ко всему монументальному, наверное, предпочитал жить и работать именно здесь. Но из-за оконного стекла сюда доносился уличный шум – стук повозок, крики конюших, смех и разговоры пешеходов. Все это не очень-то способствовало раздумьям, которым я собирался предаваться в свободные от работы часы. Во второй комнате (ее окно выходило во двор) вместо платяного шкафа имелся стеллаж для книг и прочих предметов, кровать поменьше (тоже с периной и подушкой) и почему-то трехногий столик с несколькими ящиками. Здесь я и решил устроить свое основное обиталище. Кухня мне тоже понравилась, в ней оказалось полно отсеков для всяких припасов, переносная чугунная печка (с каучуковым шлангом для отвода дыма), действующий кран (я накачал стакан воды, и она была вполне чистой – наверное, с большой глубины) и сливная труба для отходов. Значит, не придется таскаться с ведром по лестницам. Но особенно поразил меня туалет, я таких никогда не видел: здесь тоже был свой кран! А также казан для горячей воды, крепко приделанный к стене, его можно подогревать на угле или дровах, потом подставка с золой выдвигается сквозь щель в кухню, и специальной ручкой котел вращается вокруг оси, выплескивая воду на купальщика. Затем по совету хозяйки (ее зовут Круссинда, ей на вид лет 50) я пошел в прачечную и арендовал там всякие постельные принадлежности (всего четыре дуката за каждую перемену, и меняй хоть каждый день). А стирка одежды у них стоит 1 дукат за 1 фунт. Уф! Хватит на сегодня, а то за окном уже совсем темно. Сейчас погашу свечу и улягусь спать в своей новой комнате. Здесь гораздо тише, чем в нашем доме: там вечно вдоль Хеттики влюбленные парочки шляются и одинокие парни бузят. Надо будет зайти завтра домой, оставить отцу записку, что я снял себе квартиру.

5 июля. Постепенно перетащил в свое новое жилище одежду и всякие предметы, скопившиеся у меня за 17 лет жизни (не все, конечно, а только самые необходимые, например, чернильницу). Вчера вечером приходил отец (я оставил ему адрес), как ни странно, трезвый. Походил по квартире, посмотрел в окна и говорит: «Туалет замечательный». Только я еще угля не купил, так что в горячей воде пока не успел помыться. Да и зачем, когда можно взять кусок мыла и сходить на Хеттику? Спросил про стоимость аренды, а когда я сказал ему – сообщил, что зарабатывает всего в полтора раза больше. Как будто я не знаю его доходов. И то почти половина на пиво уходит. Больше всего он жалеет, очевидно, о том, что я перестану снабжать наш дом продуктами и мыть посуду, и ему теперь придется самостоятельно ходить на рынок. Ну и пусть, ему будет полезно. Кстати, уже встречался с обоими соседями, купцами из южных районов страны (один пожилой из Горна, второй из Хайкума, у него смешное имя – Гужжон).

7 июля. Хайкумец мне понравился больше, совсем молодой еще парень, и он страшно жалел, что приходится торчать в Ханнтендилле среди лета, когда в его провинции курортный сезон и туда со всей страны съезжаются отдыхающие (и тратят деньги почем зря). Кажется, он выбивал в Канцелярии какое-то позволение (он не слишком внятно сказал об этом, а я не стал расспрашивать). Вчера часов в семь мы пошли в «Эврану» и стали пить пиво, а там играли музыканты и пели народные и авторские песни. Мне понравилось, и я старался запомнить хотя бы одну, но в памяти сохранился какой-то совсем уж бестолковый куплет: «Ах, как тонкие пальчики (ноготки – словно лезвия) впились в гладкое, крепкое тельце мое! Впрочем, это цветочки, ты же – горькая ягодка. Прикоснусь к твоей кожице и нежно резцами сдавлю». А потом к нам стали приставать какие-то разодетые и разукрашенные девки (ну, не очень приставать, если честно), но Гужжон мне на ухо сказал, что цены тут несусветные, и мы отделались от этих прилипчивых «девушек».

28 июля. Орден на каникулах. Народу в городе осталось совсем немного (маги по большей части разъехались, и учитель в том числе), многие отправились на курорты, к океану. Я вот тоже думаю: «А не махнуть ли в Хайкум?» Гужжон говорит, что там самые красивые в Империи пляжи, девушки, архитектура и все остальное. Подумал я так и пошел к Диннике, тем более сегодня выходной. И встретился там мне сам Блобб! Он приветил меня как лучшего друга семьи (я даже удивился, никак не ожидал от такого странного человека) и сразу принялся расспрашивать меня о моей работе, только я не стал распространяться, первым делом сказал, что в я отпуске и об Ордене временно забыл. Думаю, он уважает меня так потому, что я – стажер Ордена. А потом спрашиваю: «Как Динника поживает?» И что же оказалось? Она с матерью поехала в Хайкум, и Клуппер с ними увязался! Блобб нанял для них крытую повозку с одним конем в упряжке, усадил будущего гвардейца на облучок – и вперед, с песнями. Южный тракт оживленный, по дороге то и дело попадаются таверны, так что с голода не помрут. Мне все это было не очень приятно выслушивать, и Блобб, похоже, обратил внимание на мою постную физиономию. И говорит: «Раз ты в отпуске, Мегаллин, почему бы тебе не отправиться туда же? Я знаю, что они собирались остановиться в Дентайе (это второй по величине и популярности хайкумский курорт, и при этом не слишком дорогой), там на пляже вполне можешь их встретить». – «А грабители?» – засомневался я. «У тебя же есть свидетельство стажера Ордена, – удивился он. – Придешь в энтоланский филиал, тебе в счет будущей стипендии выдадут хоть тысячу дукатов. Ты только бери понемногу, чтобы в случае чего все сразу не потерять. Я знаю, все маги так поступают – тратят там (или где угодно) сколько нужно, а потом уже здесь возвращают в Канцелярию долг. Кроме того, ты же не мальчик, за два года, поди, научился всяким штучкам, тебе ли грабителей бояться?». Это точно, в истинной магии иллюзий я поднаторел, кому хочешь (кроме членов Ордена, конечно) мозги запудрю. «Моя жена точно так же сделает, только зайдет в торговую миссию», – добавил Блобб. Поехать, что ли, в самом деле? Сижу дома и размышляю на эту тему. В городе, конечно, есть свои достоинства (горячая вода, например, и нормальная канализация), но проводить в нем целое лето глупо. Что я осенью буду товарищам рассказывать?

29 июля. Ходил сегодня в имперскую конюшню, спрашивал о ценах. Оказалось, что аренда лошади стоит аж два дуката в день! И это не считая кормежки, которая целиком ляжет на меня. Я прикинул сумму, и вышло, что намного дешевле будет купить какую-нибудь клячу, лишь бы протянула с месяц. Пошел на рынок и так и сделал. Лошадь у меня – почти беззубая (а потому ест мало, как уверял меня продавец), изрядно облысевшая от старости. Я забрался в седло и проехал вокруг торгового ряда, и она пять раз запнулась и чуть не растянулась в пыли, но я магическим словом придал ей немного бодрости. Торгаш вознамерился содрать с меня двадцать дукатов, только я-то знал, что на самом деле она стоит не больше десяти. Так что пришлось слегка подействовать на обнаглевшего купчишку, чтобы с ним не торговаться – у него якобы прихватило живот, а больше десяти дукатов я давать не хотел. Схватил он монетку и убежал в общественную уборную, а я сел на свое приобретение и «гордо» проехал до самой имперской конюшни. Уж на то, чтобы подержать лошадь у них в стойле пару дней, денег у меня хватит! Пришлось, правда, стерпеть усмешку конюшего, когда он принимал у меня поводья, ну да ладно.

1 августа. Отдал сегодня утром Круссинде ключ от квартиры и сообщил, что уезжаю на 3-4 недели на курорт. Дорога на юг запружена повозками, а также простыми конниками (примерно поровну идущих и едущих туда и обратно). Некоторые не слишком зажиточные пилигримы или просто любители ходьбы (в такую-то жару!) идут пешком, глотают придорожную пыль. Я взял с собой сумку с переменой одежды, пятьдесят дукатов (до Энтолана должно хватить), пачку листов, полную чернильницу и свежее перо. При моей невеликой скорости (и лошадь, и себя следует беречь от перегрузок) дорога должна занять четыре дня. А сейчас я записываю все это в таверне, в которой снял на ночь комнатушку.

4 августа. Я думал, что помру от жары, когда ехал между холмов, а как приблизился берег океана, подул встречный ветер, и дышать стало намного легче. Сегодня днем я миновал-таки бесконечные виноградники и очутился в пригороде Энтолана. Все дома тут одноэтажные и ослепительно белые, а между ними густые сады, многие уже оголившиеся (в смысле, без фруктов). Почти все виды плодов давно созрели, и вдоль дороги то и дело попадаются местные жители, пытающие по дешевке сбыть отдыхающим лишний урожай. Я купил за 1 дукат аж 3 фунта персиков и лопал их целый день. Вроде – сладкая вода, а есть после них не хочется. Жалко, моя кляча почему-то отказалась их пожирать (я еще специально для нее косточку вынул). Мне один проходивший мимо садовод сказал: «Ты бы лучше ей арбузных корок предложил». Надо подумать над этой мыслью, а то здешние арбузы дешевле, чем просо или ячмень. Отпустить ее ночью на какую-нибудь бахчу, и пусть пасется. Денег у меня оставалось 24 дуката, и я решил сразу заехать в хайкумский филиал Ордена. Накануне отъезда я догадался поговорить со всезнающим Буммонтом, он набросал мне примерную схему Энтолана (сам он в этом году вдруг решил остаться в столице, чтобы спокойно «поработать», а то вечно по курортам разъезжал), иначе я искал бы этот филиал до самой ночи. На земляных улицах жара, пыль, какие-то облезлые курицы ходят, а люди в укрытиях прячутся (правда, ближе к центру поприличней стало). Хорошо еще, что деревья по краям дороги густые, и я все время в тени ехал (но фрукты, увы, с них до меня оборвали всякие нищие). В Хайкуме, оказывается, финансовые дела немного не так организованы – в филиале есть специальный казначей, который ведает поставками компонентов и выдает ежемесячную оплату сотрудникам Ордена. А больше никого в целом здании не оказалось (оно деревянное и одноэтажное, в нем около десяти кабинетов и подсобных помещений, а защищено от воров оно ничуть не хуже, чем наше, ханнтендилльское). Он сказал, что мне еще повезло, что я его застал, а то он, мол, тоже на берег собрался. Залез в металлический ящик (незапертый и полный серебра) и дал мне 100 дукатов (но записать трату в расходной книге, конечно, не забыл), и еще сказал: «Если в следующий раз меня не будет, возьмешь деньги сам, сколько нужно, и оставишь расписку. Все равно мы будем знать, что ты приходил, твой образ уже хранится в стражнике». И он кивнул на железную фигуру, стоящую в тени казначейской комнаты (интересно, у нас в Ордене такая же охранная система?). Провинциальные финансовые порядки мне понравились своей простотой. А потом мы пошли в соседнюю грязную таверну и выпили неожиданно холодного пива (за мой счет). И этот казначей (его зовут Наллиф) мне сказал: «Что ты на ночь глядя в Дентайю поедешь, оставайся у нас до утра. В Ордене есть комната для инспекторов, бесплатно отдохнешь по первому разряду. И стойло у нас свое, а в яслях зерно лежит. Проросшее даже вкуснее будет. А еще одежду смени, у нас прачечные дешевле, чем на побережье». Эти аргументы меня сразили. Еще Наллиф сказал: «Ты сейчас иди отдыхай, а вечером прогуляемся, я тебе город покажу». Я пришел в комнату для инспекторов, сперва немного на койке повалялся, а потом стал впечатления записывать. Что тут, в Энтолане, смотреть? Какой-то особенной «архитектуры» я тут не заметил.

6 августа. Наконец-то у меня в голове прояснилось. Не устаю восхвалять себя за предусмотрительность: когда Наллиф зашел за мной, чтобы «показывать» главный хайкумский город, у меня в кармане лежало двадцать дукатов (остальные я спрятал в седельной сумке). Потому что иначе я мог бы растратить весь кредит. По-моему, мы посетили все таверны в центральной части Энтолана, и деньги у меня довольно быстро закончились. Наллиф был сильно раздосадован, и пришлось ему лезть в свой карман. Я думаю, что только поэтому мы смогли благополучно добраться до филиала, и я завалился спать, а Наллиф, кажется, куда-то ушел. В общем, утром я никого уже не встретил, забрал свое белье и выехал (со 104 дукатами и с гудящей головой) по дентайской дороге (еще накануне успел выспросить Наллифа о ней). По пути питался фруктами. И только часов в шесть вечера мы с лошадью добрели между высоких холмов до цели нашего путешествия. Дентайя раз в пять меньше Энтолана и лежит целиком на пологом склоне холма, так что, если бы не густые сады, из любого дома можно было бы увидеть океан. Не успел я въехать в этот пыльный городишко, как ко мне стали приставать местные жители и расписывать свои жилища. Я чуть не выпадал из седла после долгого пути и быстро согласился, когда одна старушка предложила мне у нее бесплатно поужинать. А потом как-то вдруг стемнело, я постелил себе топчан в отдельной (но очень маленькой) комнатушке и уснул. Сейчас замечательное, солнечное утро, я только что умылся и чувствую себя настоящим курортником. Пишу прямо на обшарпанной прикроватной тумбочке. Вот только проверю, как там моя многострадальная лошадь (только бы не померла за время моего отдыха!), и пойду на берег. Лет десять на побережье не отдыхал! Помню, тогда мама заболела как раз перед самыми гастролями, и директор разрешил ей остаться в столице (как он сказал, в качестве эксперимента). Вот мы и поехали на море, но только не в Хайкум (сюда, конечно, ближе добираться, но и толпы несусветные), а на северо-запад, к предгорьям. У мамы там образовались пару лет назад знакомые местные актеры, вот мы у них и поселились – бесплатно, все равно дом пустовал (а сами они вскоре со своей труппой уехали). Отдыхающих там, конечно, тоже хватало, но все-таки их было раза в три меньше, чем в южных провинциях.

7 августа. Сегодня утром вышел из своей комнатенки и столкнулся с какой-то довольно красивой девицей. Платье на ней едва закрывало трусики (если они у нее были, конечно), а спины у него (платья) вообще не было – так, бретельки какие-то. Загорелая, как будто полгода под солнцем пролежала, а волосы почти белые. Она меня спрашивает: «Ты откуда в нашем доме появился?» – «Живу я здесь», – отвечаю. Она улыбнулась и сообщила, что это она здесь живет, а я, наверное, только комнату снимаю (кстати, всего пять дукатов в день, но зато до берега шагов 500 – далековато). По-моему, ей лет двадцать, не меньше, и зовут ее Каммила. «Угости даму завтраком», – сказала она. «Может, лучше наоборот?» – спросил я. Тут самый завалящий пирожок со стаканом фруктовой воды стоят раза в два дороже, чем у нас в Ханнтендилле. Она неожиданно согласилась, но пришлось лезть в подполье за вяленой бараниной – там дикий холод, я чуть не околел. А потом мы пошли на море, она пообещала показать мне самое лучшее место для купания, где якобы медуз никогда не бывает, потому что там порой появляются члены местного филиала Ордена магов. Вот они и наложили заклятие. «Значит, там всегда толпы народа?» – спросил я. «Нет, потому что никто из туристов не знает. Это совсем узкое место, его не отличишь от соседних участков берега». Честно говоря, медуз я и сам мог отпугнуть (хотя они совсем не жалят, если их не хватать почем зря), но я не стал ей в этом признаваться. Учитель мне первым делом, еще два года назад, сказал: «Никогда не говори без крайней необходимости, что ты – стажер Ордена магов. И в дальнейшем старайся не афишировать свои способности». Что касается способностей, тут без ингредиентов я пока немногое мог (но достаточно, чтобы вызвать настороженность в народных массах). В самом деле, море в ее заветном месте ничуть не отличалось от обычного, и людей там плавало и ныряло столько же, как и везде. Кстати, сколько я вчера ни бродил вдоль воды, никаких признаков Динники или Клуппера не заметил. Яркие купальные костюмы дам просто рябят в глазах! Попадаются такие удивительные и откровенные, что я старался поскорее проходить мимо. Мы с Каммилой бросили майки и порты под какой-то бледной, иссушенной ивой и забрались в прибой. Сегодня выдался ветреный день, и волны с шумом кидались на галечный берег. Ну и костюмчик у Каммилы – это что-то невероятное! Если бы у нас на Хеттике появилась девушка в таком наряде, вся мужская половина пляжа таращилась бы только на нее. Живот совершенно голый, а розовый пупок торчит на всеобщее обозрение. Я прямо заставлял себя не пялиться на него, и у меня от таких усилий даже шея заныла. «Вот, между нашей ивой и вон тем кустом можжевельника – безопасное место, – сказала она. – Ни акул, ни медуз, ни скатов локтей на тысячу нет. Даже крабы и те разбежались». – «Интересно, как они такого добились?» – это я для того сказал, чтобы отвлечься от созерцания ее пуза (она лежала на воде, будто каучуковая кукла, а я так совсем не умею). «Разбросали по дну заговоренные камни, как же еще!» Так мы с ней развлекались почти до самого полудня (и в воде, и на берегу), пока солнце не стало жарить, как сумасшедшее. Она мне и сказала: «Ты еще непривычный, лучше бы тебе перерыв сделать, а то сгоришь». Я подумал: «Чего это она со мной носится, как с родным?» Каммила сказала мне, что зайдет за мной часа в четыре пополудни, и мы опять пойдем гулять и купаться. Заглянул сейчас в чернильницу, а она наполовину пуста: высыхает, что ли? Бес побери, где я здесь чернила раздобуду? Я уверен, что никто из дентайцев никогда ничего не пишет (а может, и букв-то не знает вовсе). Ладно, в крайнем случае один день можно будет потратить на поездку в Энтолан, все равно деньги скоро закончатся (если придется кормить Каммилу завтраками и ужинами), там и сделаю запас.

9 августа. Никак не решался я взять перо в руки (весь вчерашний день), но нынче под ут