Стеклянная пыль - Никитин Олег Викторович. Страница 29

– Он отнял мой дом и сослал меня на восточную границу… туда, где зимой снегом заметает дома… а летом солнце сжигает почти весь хлеб… в забытый Хранителем поселок. – Он в очередной раз откинул с мокрого лба прядь волос и закашлялся, но я не нашел в себе сил воспользоваться передышкой. – Через год, однажды, когда я ушел… чтобы добыть для своей семьи пропитание, из степи пришли кочевники… Они разграбили жилища, мужчин убили, а женщин и детей увели с собой. Теперь тебе ясно, как я оказался заодно с Таном… за что я ненавижу весь твой род и за что ты примешь смерть. Ты не будешь одинок – все вы скоро отправитесь туда.

По-моему, большую часть своей обвинительной речи он произнес только потому, что хотел поддержать в себе жажду мщения. Во всяком случае, сильной ненависти в его голосе я не слышал, и не исключено, что я смог бы отговорить его от убийства.

– Мой отец давно умер… – прохрипел я, поднимаясь ему навстречу. Не знаю, зачем я сказал ему то, что он и так знал, но ничего лучшего мне не пришло в голову.

– Вот и встретишься с ним! – он поднял голову к призме и глухо закаркал.

В это мгновение кристалл, находившийся прямо над ним, с резким звоном лопнул, рассыпавшись в пыль. Враг с криком, переходящим в стон, выронил нож и прижал ладони к глазам. Жуткий вой вырвался из его глотки, когда пальцы наткнулись на сочащиеся кровью лицо и глазницы, он повернулся ко мне и, утробно рыча, медленно и неуверенно пошел на меня, пригнувшись и раздвинув в стороны руки. Не дойдя двух-трех шагов, он пошатнулся, ступил за край площадки и потерял равновесие. Жутко вскрикнув, враг исчез из вида, раздалось шипение и негромкий плеск, и вслед за тем я почувствовал острый, приторный запах горелого мяса.

12. Мрак

В сумраке я проковылял к лестнице, а когда спускался, сквозь полуприкрытые веки заглянул в котел. Черный остов, формой отдаленно напоминавший человека, медленно погружался в пылающую жаром стеклянную массу. На фоне гудения пламени и взволнованных возгласов людей то здесь, то там раздавались негромкие хлопки призм, с каждым разом погружая фабрику во все больший мрак, и вскоре погас последний светильник.

Упав на колени, я отыскал рядом с лестницей свою искромсанную одежду, подобрал также куртку мертвого врага и свою саблю. Со всем этим добром я отполз подальше от топки, которая освещала пятачок почвы вокруг себя красновато-багровыми бликами. Забравшись под тачку, я упал и расслабился, слушая крики рабочих. Похоже, им не было до меня никакого дела – перед ними стояла другая задача, а именно, как выбраться из катакомб, не имея источников света. Неизвестно, сколько времени я провалялся в забытье, но когда разлепил веки, огонь под котлом почти погас, и вокруг стояла поистине мертвая тишина.

Я вылез из-под тележки и с некоторым трудом перевернул ее вверх дном, чтобы использовать в качестве стола. Обожженные лицо и руки нестерпимо горели, и прикосновение к ним причиняло боль. Внезапно я понял, что ужасно хочу пить, достал фляжку и сделал несколько жадных глотков. В ней оказалось катастрофически мало воды, и опомнился я, только выпив последнюю каплю. Тряхнув пустым сосудом, я с сожалением сунул его обратно и на ощупь аккуратно извлек из внутреннего кармана плаща бумагу с печатью Хранителя и листок с картой тоннелей, разрезанный около края острым клинком врага. К счастью, моя личная призма не пострадала, я с тревогой направил ее торец на бумагу и отдал мысленный приказ. Небольшой треугольник света выбился из кристалла, заметно мерцая. В этом неверном, колеблющемся пятнышке я развернул на «столе» схему и стал сосредоточенно изучать ее, сожалея, что не сделал этого в более благоприятной обстановке.

Вскоре я уже знал, что лучше всего будет продолжить путь на север, а не возвращаться к Южному мосту. Из этой каверны вело всего два пути, следовательно, у меня была масса шансов выбрать из них правильный. Как я ни напрягался, припомнить свою извилистую дорогу от прохода до фабрики не смог, поэтому был вынужден применить так называемый «научный» метод. Надев куртку погибшего врага и приладив на законное место саблю, я пошел в первом попавшемся направлении, подсвечивая себе путь призмой. Каждый шаг поначалу давался мне с трудом, болела едва ли не каждая мышца, но постепенно я привык и перестал обращать на это внимание. Когда я удалился от топки, обожженное тело стало мерзнуть, и чужая одежда пришлась кстати.

Достигнув края котловины, я пошел вдоль него, надеясь, что до цели не слишком далеко. Вскоре склон стал достаточно покатым, и показался широкий темный зев тоннеля. Я на коленях взобрался по откосу и огляделся в поисках опрокинутой мной тележки, но ее не было. Конечно, рабочие могли зачем-либо увезти ее, но спускаться вниз и искать другой проход, чтобы проверить это предположение, было выше моих сил. Не оглядываясь, я зашагал вперед, время от времени на ходу прикрывая глаза и иногда садясь прямо на мокрую глину, чтобы перевести дух.

Скоро я вновь увидел на стенах ручейки воды и поспешил напиться и заполнить сосуд. После ледяной влаги в голове слегка прояснилось, и я подумал, что выбрал не ту дорогу – поскольку, основываясь на карте, не предполагал приблизиться к реке. Я направил блеклый лучик света под ноги и похолодел: следов от повозок не было. Стараясь не порвать порезанную схему катакомб, я расстелил ее на полу и еще раз вгляделся в выбранный мной путь. И когда я это сделал, то отчетливо осознал, что моя невнимательность при ходьбе с закрытыми глазами и почти без света может мне дорого стоить. Скорее всего, я не заметил поворота основного тоннеля, ясно видимого на схеме, и продолжал идти прямо, то есть по ходу, не обозначенному на карте.

Я очень устал, и мне страшно хотелось спать. Следовало повернуть назад и более пристально осматриваться по сторонам, но непреодолимая тяжесть давила мое измученное тело. Я спрятал схему, саблей начертил на стене стрелу, чтобы окончательно не заблудиться, и улегся на мерзлый пол, подвернув под голову руку.

Разбудило меня прикосновение к щеке чего-то ворсистого и негромко сопевшего. Я отпрянул и выбросил в темноту оружие, скользнув им по спине резко пискнувшего пришельца. Призма осветила верткий хвост, с другой стороны прохода также раздался звук быстро убегавших когтистых лап. Стиснув зубы, я в несколько этапов распрямил окаменевший позвоночник и поднялся на ноги, для надежности опираясь о стену. Настороженное черное молчание окружало меня, и даже мягкий шелест воды, стекавшей вдоль ложбинок, подчеркивал тяжесть моего положения. Желудок выдавал отчаянные голодные спазмы.

Искренне веря в свою удачу, я повернул в обратную сторону, уже не скрываясь и вовсю используя вялую призму. Мои гулкие шаги эхом затихали где-то впереди и позади меня. Наконец я увидел слева долгожданный темный провал, не замеченный мной раньше, и свернул в него. Как я мог быть так беспечен, что не обратил внимания на колею? Приободрившись и почти не обращая внимания на голод и боль, я шагал по тоннелю, насвистывая какую-то популярную опереточную мелодию, и почти пропустил смену глинистого пола каменным, довольно неровным и начавшим подниматься. После недолгого раздумья я пришел к выводу, что слой почвы в окрестностях этого возвышения тонок и строителям подземелий пришлось проложить их прямо по подземным скалам.

Почти сразу за появлением камня под ногами я оказался перед развилкой с тремя новыми ходами. Они ничем не отличались друг от друга. В растерянности я достал карту и вгляделся в место своего предполагаемого нахождения, но оно было прорисовано как-то нечетко, так что я с равным успехом или, наоборот, неудачей мог выбрать любой из двух левых тоннелей. Как я ни всматривался в схему, единственное, на что я мог полагаться в данном случае – везение. Если я не угадаю, в лучшем случае мне еще долгое время придется плутать в катакомбах, а в худшем я пойду на корм крысам, чьи наглые шаги и пыхтение то и дело раздавались со всех сторон. Решив не тратить время впустую, я выбрал один из тоннелей и двинулся по нему, но сразу же наткнулся на человеческий скелет. Я рассудил, что такое начало – недобрая примета, вернулся назад и пошел по второму из возможных проходов.