Артания - Никитин Юрий Александрович. Страница 29
– Здесь все знают, что вам можно предлагать, а что нельзя. Ответят мне лично! Так что веселитесь…
Аснерд выпил залпом, тут же сам налил себе снова, поднялся с кубком в руке. Крупный, широкий, располневший в поясе, он держался величественно, как тцар огромной державы, в лице достоинство, в жестах – гордость, в мудрых глазах грозное веселье.
– У вас прекрасное вино, – сказал он. – Я бывал в дальних странах, но нигде не пробовал ничего подобного!.. Да, артане не пьют вина, но, когда в чужих краях и в походе, мы не всегда можем соблюсти свои обряды.
Тулей сказал добродушно:
– А что на это говорят боги?
Аснерд ответил тем же щедрым голосом:
– Наши боги – не последние дураки. Наш человек, выведывая в чужих странах секреты, должен носить чужую одежду, есть чужую еду и кланяться чужим богам. В походе, если есть вино, а нет воды, боги сами накажут дурака, что умрет от жажды!.. И потому я везде говорил, и говорю сейчас, что на свете нет вина слаще и достойнее, чем вино из Куявии!
Его массивная, как пивной котел, голова повернулась в сторону смеющихся женщин. Он вскинул кубок, провел им справа налево, хватая цепкими глазами всех женщин сразу и каждую в отдельности. Они хихикали и краснели. Взгляд могучего воеводы слишком уж откровенен.
Аснерд сказал сильным звучным голосом:
– Выдам нашу самую затаенную из тайн, в которой страшимся признаться даже самим себе. Да, признаюсь…
– Аснерд, – сказал Скилл предостерегающе.
– А я все равно скажу, – упрямо ответил Аснерд. – Вот даже разболтаю!.. Так вот, на самом деле наши отважные герои ходили на Куявию вовсе не ради золота или славы! Это все так объяснялось потом, потом… Наши волхвы даже до интересов державы договорились! Смешные. На самом же деле трудными горными тропами, страшными для нас, привыкших к Степи, мы пробирались в вашу страну и похищали вас, самое великое сокровище Куявии и… всего мира.
Женщины засмеялись громче. Их глаза не отрывались от воеводы, во взглядах, помимо женского лукавства, сквозило и многозначительное обещание.
– Я, – сказал он так, словно проревел, но женщин, судя по их лицам, громовой голос воеводы не пугал, еще как не пугал, – суров, как ваши горы, и неприступен, как леса Славии! Меня даже родня называет человеком-скалой. Но сейчас мое сердце стучит так, что раскачивает, как пьяного. А душа тревожно ноет, как будто с нее сняли кожу. Вы сейчас отомстили мне за все набеги сразу, сполна и жестоко! Вы меня поразили в самое сердце, теперь я у вас в плену – раненый и скованный звуками ваших голосов, вашими глазами. Вы все – колдуньи! Но я не хочу, чтоб меня расколдовывали.
Он поднес кубок ко рту. Все молча наблюдали, как красные толстые губы обхватили край кубка, чтобы не пролилось ни капли. Кадык двигался мерно, мощно, кубок воевода задирал дном все выше, наконец донышко поднялось к своду. Воевода осушил виноградный сок до дна, не пролив для богов враждебной Куявии даже капли.
Тулей и Щажард обменялись взглядами. Тцар кивнул с кислой улыбкой, трудно возражать против такого тоста, а Щажард пристально посмотрел на Вяземайта.
– Я могу узнать мудреца, когда вижу его перед собой. В какой бы одежде он ни был… или вовсе без одежды. Могу я тебе, мудрый, задать вопрос?
– Сколько угодно, – ответил Вяземайт высокомерно.
Придон видел, как насторожились Скилл и Аснерд, да и сам Вяземайт подобрался, глаза посуровели.
– У нас вчера возник спор, – сказал Щажард вкрадчиво. – Наши мудрецы едва не вцепились друг другу в бороды, выясняя, когда начинается день? Одни говорили, что в момент, когда солнце встает из-за края земли, другие – что еще раньше, при рассвете, когда только алая заря… Что скажешь ты, мудрец страны Артании?
Вяземайт усмехнулся уголком рта. В запавших глазах было презрение. Придон вздрогнул, когда взгляд волхва упал на него.
– На эти вопросы ответит любой ребенок в Артании, – сказал Вяземайт. – Придон, ты слышал вопрос? Ответь, ведь мы здесь из-за тебя.
Взгляды, как острые стрелы, впились в тело Придона. Он судорожно вздохнул, язык прилип к гортани, мысли мечутся, как ошалелые пчелы, все плывет и качается перед глазами.
Как издали, услышал свой хриплый голос:
– День начинается… когда просыпается Итания. Тогда… снова жизнь, снова свет. Тогда я снова возрождаюсь к жизни! Тогда начинают петь птицы, цветы поднимают головы, трава просыпается, и тогда только… встает солнце!
Голос звучал наполненный такой страстью, что светильники вспыхнули ярче. На стенах властелины и полководцы прошлых времен повернули головы и смотрели на Придона очень внимательно.
Советник ничего не успел сказать, в зале пахнуло другим ароматом, нежным и тонким. Придон уловил его первым, он уже чувствовал, куда смотреть, и, когда на том конце зала колыхнулась штора, он всхлипнул и задержал дыхание.
Слуги раздвинули складки тяжелой материи. Итания вышла медленно, словно выплыла. От нее шел такой свет, что светильники разом потускнели. На пышных волосах едва держалась крохотная корона, из-под нее золото волос струилось, как потоки с высокой скалы. Искорки бегали в волосах, играли, шалили, и вся эта роскошь блистала, как полуденное солнце. Когда Итания прошла через зал и царственно заняла место рядом с отцом, коса легла на пол. Придон представил, что если расплести на ночь, то укроет золотом весь ковер в его шатре, а ночь превратится в сверкающий день. От этой мысли кровь закипела в жилах, он покраснел, как брошенная на горящие угли металлическая чешуйка доспехов.
С губ Итании не сходила улыбка. Похоже, ей нравился восторг на лицах артан, что из суровых воинов превратились в потрясенных детей. Особенно часто взгляд ее ясных глаз останавливался на Придоне. Ему почудилось, что она слышала его горячую речь.
Он в самом деле не мог ни дышать, ни жить, теперь весь он там, у ее трона, а душа его под ее ногами визжит и машет хвостиком, падает на спину и безумно счастлива, когда божественная ножка касается ее щенячьего брюшка.
Как сквозь волшебный сон, услышал сказочно музыкальный голос, от которого душа во мгновение ока оказалась на небесах, а потом, сообразив, где лучше, снова заползла под ступни ее ног.
– Как вам наша Куявия? – спрашивала она. – После вашей бескрайней Степи не кажутся ли дивными наши высокие горы, башни магов, наш огромный город?
Придон ощутил толчки с обеих сторон. Даже Скилл смотрит выжидающе, сам плотно сжал губы. Мол, сейчас говорить ему, его показывают, как красавца жеребца, стараясь продать подороже.
Он еще не успел придумать, что сказать, а душа его уже разомкнула уста и заговорила страстно, огненно, опаляя губы жарким дыханием:
– Куявия?.. Величественные башни, горы, озера, дивные птицы… Итания, я не вижу даже землю, по которой ступаю… с того дня, как увидел тебя! Что мне красоты дворца? Я хочу сегодня, сколько могу, любоваться звездами твоих глаз, хочу смотреть на румянец твоих щек, на ямочки на твоих щеках! Что мне сокровища вашего дворца, тайны ваших магов?.. Частокол твоих ресниц таит больше тайн и загадок, я могу смотреть на них и любоваться вечно…
Аснерд крякнул, не то осуждая, не то одобрительно, Скилл досадливо хмурился. В глазах Итании мелькнул смех, но сказала она почти серьезно:
– В твоих словах, дорогой гость, столько силы, что я страшусь за эти стены!.. Может быть, лучше говорить о том, о чем положено на таких советах?
– О чем? – вскрикнул Придон.
Она пожала узкими плечиками.
– О политике, безопасности границ, торговле…
– Итания, – воскликнул он, – да что про государственные интерес, безопасность, торговлю?.. Я просто люблю тебя! Я не могу жить без тебя. Как только я увидел, я обезумел… Но даже безумный, клянусь, что никто не сумеет тебя так беречь и любить, как я – Придон, сын Осеннего Ветра и внук Громоверта! Я… просто не знаю даже, что готов для тебя сделать, чтобы ты… чтобы ты…
Он запнулся, ибо смутно и далеко зазвучал голос бога, но смысл был непонятен, а только ныло сердце, а его бросало то в жар, то в холод. Итания смотрела на него неотрывно, но он не мог понять, что в ее взгляде.