Башня-2 - Никитин Юрий Александрович. Страница 12

Остановившимися глазами она смотрела, как он упал на мокрый бетон, прополз по-пластунски метра два, поднялся и знаком велел ей сделать то же самое.

Она удивилась:

– Это ритуал?

– Да, – ответил он жестко. – Поклонение лазерному лучу, что перережет тебя пополам, если пройдешь в полный рост.

Она отшатнулась:

– Разве есть лазеры такой мощности?

– Ну тогда пулеметная очередь, – буркнул он. – Для тебя важна разница?

Юлия послушно легла, чувствуя мертвящую сырость этого подземного мира. Проползла эти два метра… даже три, представляя, как это выглядит отвратительно, когда гордая феминистка ползет, как черепаха, виляя поднятым задом под оценивающим взглядом этого… этого самца.

Поднялась, заранее ощетинилась, готовясь срезать за этот оценивающий взгляд, но Олег уже отвернулся, за что обиделась еще сильнее. Он двигался все быстрее, почти бежал, она крикнула вдогонку:

– Что за нами гонится?

– Время, – ответил он, не поворачиваясь.

– Такими шлюзами, – прокричала она, – можно отгородиться даже от времени… и пространства – тоже…

Она устала, запыхалась, проклинала себя, Олега, всю эту сумасшедшую жизнь, а он, как назло, удалился настолько, что исчез вовсе. Она припустила со всех ног, запарилась, по спине побежала тонкая гадкая струйка.

Олег… исчез. В страхе она приготовилась сесть и заплакать. Никогда еще не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Едва ли не впервые призналась себе, что этот жестокий мир – мужской мир…

…как вдруг послышался равномерный металлический стук. Из глубины туннеля вынырнула тележка. Стучали не колеса, а вся тележка трещала, звенела и готовилась рассыпаться под весом Олега. Он сидел по-турецки, темные провалы на месте глаз были устремлены в ее сторону.

Она торопливо поднялась, тележка, с виду тяжелая, прижалась к стене. Олег с силой потащил на себя длинный рычаг. Тележка заскрежетала, из-под колес красиво выплеснулись длинные искры, как из-под шлифовального камня.

– Садись, – пригласил он. – Дальше будет проще.

– Ты был дрезинщиком? – осведомилась она ядовито. – С чего бы такое умение…

Тележка ходила под ней ходуном, скрипела. Он выждал, пока она унаседилась, проследил, как ухватилась за металлические прутья, затем его пальцы отпустили рычаг. Под днищем загудело. Дрезина пошла в обратную сторону с нарастающей скоростью. Холодный плотный воздух превратился в мокрый и упругий встречный ветер. Лампы замелькали чаще, потом слились в блеклую линию.

Юлия невольно пригнулась: за спиной Олега ураган не выдирает волосы прядями, хотя стремится вывернуть веки и безобразно раздуть щеки. Колеса почти не постукивают, зато допотопный механизм скрипит и расшатывается все сильнее. Она старалась не представлять, что с нею будет, если… не если, а когда ее выбросит на полном ходу… а выбросит наверняка… уже скоро… прямо на бетонный пол… а если на повороте, то на стену, полную острых камней…

Ровная полоса света начала мерцать, разбилась на быстро мелькающие точки. Юлия успевала заметить толстые кабели в стенах, массивные агрегаты. Наконец пулеметная очередь из-под колес разбилась на мерное постукивание, тележка выкатила на огромную станцию, так померещилось вначале.

Да, так выглядят, наверное, станции метро в последнюю неделю перед сдачей мэру города. Масса техники, правда, все машины молчат, свет почти везде выключен, из-за чего Юлии даже показалось, что она попала в подземный ангар для самолетов, настолько тот был огромен и пугающ: стены уходят в темноту, а едва выступающая из тьмы благодаря тусклой лампочке над входом противоположная стена заканчивается не тупиком, как она втайне страшилась, а сразу тремя дверьми.

На тележке ехали, замедляя ход, до самого конца станции. Олег вытащил ее за руку. Лицо его было смертельно бледное под разводами грязи и неизвестно откуда взявшейся копоти.

– Понравилось кататься?

– Еще бы, – фыркнула она. – Теперь я понимаю, что имеют в виду, когда говорят о шикарных тачках!

– Я рад, что понравилось, – ответил он серьезно. – Тем более что сейчас предстоит менее приятная процедура.

Все три двери оказались массивнее дверей сейфов, с кодовыми замками, но все же двери, а не глухая стена. А где двери, там может быть и выход из этого страшного места!

Пока она со страхом представляла, как выглядит она, если Олег такое страшилище, его быстрые пальцы пробежали по клавишам в таком стремительном темпе, что она ни за какие деньги не смогла бы запомнить код, как бы ни старалась. Тем более что код не привычно шестизначный, а не меньше чем двадцати-, к тому же явно менял регистры и начертание шрифтов.

Дверь медленно начала открываться. Она открывалась и открывалась, а Юлия видела только, как появляется и никак не появится полностью немыслимо толстый торец. Дверь оказалась не банковскосейфовой, а по меньшей мере противоатомнобомбной.

Блеснул свет. По ту сторону порога оказалось залитое светом помещение. Олег подтолкнул Юлию в спину, она шагнула вперед как завороженная. Дверь закрылась с мягким чмокающим звуком. Ей даже показалось, что из помещения тут же начали выкачивать воздух.

Она ошеломленно оглядывалась. Это был зал, где под потолком празднично сверкала многорожковая люстра, пол устлан мягкими коврами, а мебель тоже по-дворянски добротная, богатая, роскошная.

Посреди зала массивный широкий стол. Юлия тут же представила на нем расстеленную карту, над которой склонился вождь всех народов. Взгляд зацепился за массивный предмет на столе, ноги сделали пару шагов, сознание сделало тысячи примерок, пока в памяти не всплыло: чернильница! Мраморная или малахитовая, она не знает, что такое малахит, но где-то читала, что у вельмож на письменном столе находилась именно малахитовая чернильница. Даже у Пушкина, наверное, малахитовая.

– Это что? – спросила она потрясенно. – Когда это Зимний дворец перенесли под землю?

– Зимний в Питере, – буркнул он. – А это… Москва.

– Ну Кремлевский!

– Куда зачуханному Кремлевскому…

Он ходил вдоль стены, открывал и закрывал стенные шкафчики. Иногда Юлия видела, как отворял тяжелые сейфовые дверцы, но ничего не брал, бурчал что-то под нос и переходил дальше.

Наконец вытащил пачку шоколадных плиток. Она поймала на лету чуть ли не пастью, жадно сорвала обертку. Тонкие ломтики захрустели на зубах. В измученное тело с каждым проглоченным ломтиком ринулась молодая сила. Последний раз ела едва ли не в обед, домой неслась, мечтая восполнить сожженные в шейпинге калории, но теперь и курица в микроволновке, и кофе…

– Ты хоть кофе выключил? – спросила она.

– Я и не включал, – ответил он, и она ощутила странное тепло, что он сразу понял, о чем она подумала. – Я ждал твою хваленую курицу.

– Сожрут другие. Или засохнет, как мумия.

Шоколад, как она заметила сразу, не простой «солдатский», толщиной в палец и размером с крышку табуретки, а словно бы его сложили здесь в ожидании красивой женщины.

Олег оглянулся, спросил удивленно:

– Ты что, с оберткой жрешь?

Высокий, с выпуклой грудью, он в недоумении разводил широкими руками, приглашая ее полюбоваться на перевивающие их мышцы, на могучие косые мускулы, ровные квадратики живота. А пробитые словно пулеметной очередью шорты зияли столь откровенными дырами, что она молча фыркнула, наморщила носик и с трудом оторвала взгляд.

– Кстати, – сказал он благожелательно, – здесь есть ванная.

Она оглядела себя, поморщилась:

– Это было бы кстати, но… Это не то же самое, что принимать ванну посреди Большого театра?

– Не важно, – буркнул он. – С твоей фигурой – почему нет? Ты ванну обожаешь. Даже стерильно чистенькая лезешь под душ.

Запах, что шел от ее одежды, показался ей удушливым смрадом. В ванную захотелось до писка в желудке, но все же спросила подозрительно:

– Выйдя из ванной, я снова споткнусь о запейнтболенные трупы?

– До трех раз, – проворчал он, – до трех раз…

Она вскинула брови: