Башня-2 - Никитин Юрий Александрович. Страница 44

Облитые серебряным светом кухонные столики, шкафчики и прочая мебель выглядели странно непривычно, словно она оказалась в виртуальном мире, очень реальном, но в то же время и неожиданном, когда согнувшийся в тени разбойник с ножом оказывается газовой плитой, страшная фигура великана – массивным холодильником, но в то же время привычная посудомоечная машина может разогнуться с ревом в нечто чудовищное, а в руке блеснет не заурядный нож, а что-нибудь посмертоноснее…

Лицо Олега за время ее прогулки по дворцу еще больше вытянулось, исхудало. Глаза ввалились, скулы торчат остро, кожа натянулась. Он не выглядел таким изможденным, даже когда поднялся после тяжелых ранений в «Национале». Теперь Юлия была уверена, что он в самом деле был тяжело ранен, не могли же эти парни из спецслужб все так промахиваться!

Ощутила, что вот так, не поворачиваясь, он все равно видит, как она стоит и как поднимает руки, даже знает, во что одета и как именно заплетены ее волосы.

– Трудности?

Он предостерегающе поднял палец. На экране монитора появилось крупное мясистое лицо. Выпуклые глаза взглянули на Юлию с такой силой, что она отшатнулась. Мощь этого человека просачивалась сквозь пространство и выплескивалась с монитора, как падающие глыбы с вершины гор.

– Олег? – донеслось с экрана рычащее. – Какими судьбами?.. Я слышал, ты снова исчез…

– Исчез? – переспросил Олег, насторожившись.

– Не то в пещеры, по своей привычке, – объяснил краснолицый, – не то в юродивые, как тоже любишь. Ну, в хиппари… Морда у тебя что-то больно вытянутая. Захворал?

Он говорил мощно, патетически, каждое слово – большими буквами, словно стоял на каплоке. Фразы выходили болтовые, неторопливые как танки.

– Тилак, – проговорил Олег. – Тилак, мне нужна помощь. Что-то творится не совсем то, что, по нашим расчетам, должно твориться. Такое впечатление, что вмешалась… третья сила. А этого, как сам понимаешь, просто быть не может, верно? Я просто не могу поверить, что Яфет внезапно ринулся достраивать башню в одиночку!

Глаза краснолицего вперились в Олега. Юлия затаила дыхание. После паузы Тилак прорычал уже тише:

– Он никогда не был в одиночестве. Ты – часто, он – никогда. Сейчас с ним двое или трое из Тайных. Можно сказать, в спайке. Они не только говорят, даже мыслят одинаково.

– А ты? – спросил Олег.

Тилак буркнул еще тише:

– Сам знаешь, я чаще рушил… чем строил. Но сейчас, мне кажется, Яфет прав.

– Ты его поддерживаешь?

Глаза Тилака погасли, он даже посмотрел мимо Олега. Голос стал совсем тихим:

– Общий сбор назначен через три дня?.. Да, мне Яфет сообщил. Извини, Олег, но на этот раз я, похоже, поддержу Яфета.

– Похоже?

– Наверняка, если хочешь точности.

– Спасибо за откровенность, – прошептал Олег.

Экран погас. Олег некоторое время смотрел сквозь него бараньим взором, губы шевелились.

Юлия спросила почему-то шепотом:

– Кто был этот… странный человек?

Олег вздрогнул, оглянулся на нее так, словно увидел впервые в жизни. И даже не заметил, что она в самом деле красивая.

– Аттила, – буркнул он наконец.

Она отшатнулась:

– Аттила? Какой Аттила?

Он пожал плечами:

– Ты могла бы предположить, что это… продюсер модной рок-группы.

– Перестань! Как будто такой бесчеловечный зануда, как ты… Нет, это может быть только такой же зверь, как и ты! Исполнитель, убиватель… как тот бедолага сказал – гасильщик! Морда-то, морда! Вылитый Аттила! Бич Божий!

– Ты говоришь так, – предположил Олег, – словно сама помнишь те времена. Хотя ты на диво прозорлива.

– Что он хочет? – спросила она саркастически. – Восстановить империю гуннов?

Олег поморщился:

– Неужто думаешь, что годы ничему не учат? Малышка, мало кому из… из таких удалось избежать соблазна побывать каганом, королем или даже императором! Но никому… ни одному человеку, я говорю о тех… кто вошел в Совет Тайных, не захотелось остаться им надолго. Это все басни о королях, которые проводят годы и десятилетия в оргиях. Годы – да, но эти радости рабов даже самого глупого не могут держать долго. Рано или поздно, а чаще рано, чем поздно, они начинают искать более сильные радости…

– Наркотики?

– Творчество, – ответил он просто. – И не разрушение! Это слишком просто. Самое сладкое – созидание.

Он скупо усмехнулся. Юлии даже не приходится врать, ей в голову не может прийти, что речь идет о настоящем Аттиле. Хотя познакомился с ним давно, еще в эпоху Переселения народов, но больше знал его по тем забавам, как тот их называл, которые словно эпидемия захватывали интеллектуальную часть населения России, а то и всей европейской части мира. Открыв для себя такого древнего математика и поэта, как Омар Хайям, он пришел в восторг от его рубайев, читал взахлеб, а потом, как всякий помешанный, попытался распространить свое увлечение на весь мир. Но у долгоживущих больше сил и возможностей, и Олег помнил, как все читали и восторгались внезапно засверкавшим через почти тысячу лет поэтом… Как возникали внезапные эпидемии увлечения Киплингом, Гумилевым, как вдруг косяком пошли книги об Экзюпери…

Как всякий варвар, Аттила не знал очень многое, а когда открывал для себя что-то, всем знакомое, он с такой страстью вгрызался в это, что волны ширились и ширились, а затихали не раньше, чем он так же внезапно охладевал… нет, он не охладевал, а просто так же внезапно открывал для себя что-то еще, как, к примеру, открыл, что задолго до его времен, в каком-то странном Египте уже существовали люди, была культура, от которой осталась голова Нефертити… Нефертити!

Чертов Аттила, Олег вспоминал с удивлением и раздражением эту манию, когда все девушки старались походить на ту бледную и анемичную царицу-подростка, страдающую от всех болезней, когда ее головка смотрела на него со всех витрин, сумок, маек, стен, журналов, газет, плакатов, календарей…

Кажется, Аттила успел поработать министром или кем-то из тех, кто держит руку на рычаге внедрения пропаганды. Олег что-то помнил, как Аттила то ли восхищался, то ли ужасался легкости, с которой в головы простых людей, а они все простые, можно вложить любую идею: от повального увлечения йогой или восточными единоборствами до бредовой сексуальной революции. И вкладывал, вкладывал, мерзавец… Экспериментировал с массовым сознанием, запускал бредовые слухи о снежных людях, Несси, летающих тарелках, телепатии, старухах-ясновидицах из сибирских деревень…

Юлия вертелась перед отполированной стеной, тщетно стараясь рассмотреть, как на ней сидят лиловые шортики.

– Аттила, – фыркнула она. – Все вы, тайные службы, одни Аттилы, Чингисханы да всякие там Улугбеки и Гитлеры…

– Народ знает, – проговорил он задумчиво, глаза смотрели сквозь пространство, – что к старости многие злодеи и разбойники уходили то в монастырь, то скрывались в пещерах. Церковью это подносилось как акты раскаяния, попытки замолить грехи… Мол, вот-вот предстанет перед очами Всевышнего, страшится вечных мук в аду… Бред. Я знаю этих людей. Они ничего не страшатся! Просто наступает момент, когда человек растерянно понимает, что силой всего не добьешься. Вернее, добьешься, но лишь до известного предела. А дальше, увы, лежат те сокровища, которые можно получить как-то иначе, но не силой… Однако жизнь коротка, редко кто доживает до такого момента. У одних это приходит в тридцать лет, у других в сорок, кто-то успевает понять в девяносто. Но если бы человек сумел прожить две тысячи лет, то как бы он ни был туп и жесток, как бы ни был глуп, любой уже давно бы пришел к известной истине…

– Да-да, – торопливо согласилась она, – но, может быть, лучше надеть голубые? Под цвет неба?.. Понимаешь, у тебя здесь одних шортиков около сотни! Ты хоть это знаешь?

– Нет, – ответил он со вздохом.

– Ну да, – сказала она злобно, – если ты до сих пор не знаешь, сколько здесь комнат… Но когда я все эти шорты перемерю?

В ее голосе звучала настоящая мука.

Он пожал плечами: