Фарамунд - Никитин Юрий Александрович. Страница 17

В тишине Тарант угрюмо подтвердил:

– Ни разу.

– И не должен ронять, – добавил Теддик.

– Не должен, – как эхо отозвался Тарант.

Фарамунд молчал, смотрел то на одного, то на другого. Теддик скривился, завел раненую руку за спину. Послышался скрип покидающего ножны римского меча. В руке Теддика он напоминал широкий нож.

Теддик улыбнулся им обоим бледно, глаза Фарамунда расширились, он еще не понимал, а Теддик приложил острие к левой стороне груди.

– Пока я жив, – сказал он, – я должен выполнять его приказы. Но только пока жив!

Мышцы на обеих руках напряглись. Фарамунд сделал движение перехватить, но плоть треснула, рукоять быстро пошла к груди. Полоса железа быстро укоротилась. Ладонь Фарамунда упала на рукоять меча, когда та уже коснулась груди Теддика.

Глаза Теддика победно сияли. С губ сорвался хриплый смех:

– Не успел! Я всегда был быстрее тебя.

– Да, – прошептал Фарамунд. Теддик все еще держался за рукоять. Фарамунд отдернул пальцы. Лезвие, пробив сердце, не дает крови хлестать, как из пробитого мечом винного бурдюка. – Ты быстр… и… я не могу найти слово!

– Я… – сказал Теддик. На губах показалась кровь, в горле забулькало. Он закашлялся, красные брызги полетели веером. Он с усилием повторил: – Я…

Новый приступ кашля свалил лицом вниз, он перекатился на бок, дернулся и затих. Ноги медленно выпрямились. Тарант перевернул его на спину. Невидящие глаза Теддика уставились в небо. На забрызганных кровью губах застыла жуткая улыбка. Оглянувшись на Фарамунда, Тарант деловито закрыл глаза соратнику, отодрал еще теплые пальцы Теддика от рукояти.

Фарамунд хмуро смотрел, как Тарант с усилием вытащил меч, аккуратно вытер лезвие об одежду погибшего, отцепил ножны:

– У него меч получше моего… Надо еще сапоги снять. У тебя нога побольше, а мне в самый раз.

Отвернувшись, Фарамунд слышал, как Тарант сопел, пыхтел, стаскивал с мертвого сапоги. Потом, судя по звукам, обшаривал одежду в поисках монеты или чего-нибудь ценного.

Наконец за спиной раздалось:

– Пошли, что ли?

Ноги Теддика уже торчали навстречу солнцу голые, с непомерно отросшими ногтями на длинных худых пальцах. Мешок за спиной Таранта заметно увеличился в объеме.

– Не зароем?

– Некогда, – отмахнулся Тарант. – Да и какая ему теперь разница?

Когда уходили от берега, в кустах мелькнула серая шерсть, а с верхушки дерева раздалось радостное «Кар-р-р!».

Спускаясь по лощинке, вышли к лесной тропке. Чувствовался звериный запах, но на деревьях белели свежие зарубки.

Тарант сказал с неловкостью:

– Ты куда теперь?

– Не знаю, – ответил Фарамунд. – Не знаю. Уйду куда-нибудь.

Но перед глазами было прекрасное лицо Лютеции. А на шее он ощутил веревку, что привязывает его к этой местности крепче любых цепей.

– Ладно, – вздохнул Тарант. – Прощай.

– Прощай и ты.

Он молча смотрел, как удаляется спина Таранта. Крикнул:

– Эй, крепость Свена в другой стороне!

Тарант оглянулся, бледный и с осунувшимся лицом, в глазах страх:

– Я знаю. Но Свен убьет, если я не выполню его приказа. Да я и сам знаю, что это надо… Мало ли что случилось в дороге!

Он помахал рукой, повернулся и пропал за поворотом тропки. Фарамунд тупо смотрел на колышущиеся ветки. Затем ноги сами сдвинулись с места, он пошел все быстрее.

Тарант вздрогнул, оглянулся, переменившись в лице:

– Как ты меня напугал!.. Ты чего?

– Тебя в прошлый раз едва не схватили, – напомнил Фарамунд.

– Не схватили же…

– В этот раз схватят. У тебя вон глаза бегают, всего трясет.

Тарант ответил хмуро:

– Еще бы не трясло! Но все равно я должен приказ выполнить. На этом мир стоит.

– На чем?

– На выполнениях, – ответил Тарант туманно. – Я же обещал? Обещал. Теперь надо идти.

– Вернись, – предложил Фарамунд, – скажи то же самое, что мы видели в прошлый раз. Мол, больше не увидел. Свен не узнает, что ты даже не был там.

Тарант печально согласился:

– Свен не узнает. А я?

– Что ты? – спросил Фарамунд, хотя понимал, о чем говорил Тарант.

– Я ведь знаю. И буду знать.

Он улыбнулся печально, эта улыбка показалась Фарамунду оскалом смертника. Тарант трусил, он знал, что идет навстречу смерти, но все-таки шел. И когда снова кивнул, прощаясь уже навсегда, Фарамунд догнал, пошел рядом.

Тарант покосился удивленно:

– Ты чего?

– Да так, – ответил Фарамунд со злостью. – Знаю, что дурак, но иду. Ты дурак, я дурак…

Крепость Багрового Лаурса выглядела еще ярче, а за ночь словно бы подросла. Вокруг чернели пятна костров, кое-где еще дымились головешки. Стройка не останавливалась и на ночь, Похоже, Багровый Лаурс в самом деле отчаянно торопился укрепиться, а отоспаться можно и потом, за крепкими стенами.

По единственной дороге в распахнутые ворота тянулись телеги с бревнами и уже распиленными досками. Гнали скот, везли мешки с зерном и мукой, на телегах горой вздымались туши забитых оленей, туров, лесных коз.

Через врата оба прошли под бдительными взглядами стражей. К счастью, Тарант настоял, чтобы Свен выделил им новые сапоги, и сейчас, когда на воротах оказался тот же страж, он сперва с недоверием всмотрелся в их лица, но когда взгляд упал на новенькие сапоги, так контрастирующие с потрепанной одеждой, страж оскалился в понимающей улыбке:

– А, орешники… Вижу, хорошо поторговали.

Тарант суетливо поклонился:

– Спасибо, господин!.. Теперь вся деревня моим сапогам завидует! А свои старые я теперь здесь продам.

Страж посмотрел на переброшенные через плечо сапоги, оглядел оценивающе мешки:

– Ого, опять орехи? Что у вас за орешник, что можно собирать по два урожая?

Тарант замер с раскрытым ртом, Фарамунд сказал виновато:

– Да это мы… гм… у соседей взяли. Они такие, у них все погниет, а толку не будет. А так им тоже что-то купим… по мелочи.

Страж захохотал, они прошли в город. Тарант оглянулся, голос упал до шепота:

– А я уже решил, что заглянет в мешок!

– Да ему надо?

– Тебе ничего, а у меня кувшин с маслом выперло краем!

Фарамунд смолчал.

Бург был настолько просторен, что у Фарамунда разбежались глаза. Через внутренний двор катят огромные бочки, у просторного сарая выгружают телеги, а еще две открытые повозки, доверху нагруженные оленьими тушами, стоят у дверей подвалов. Снизу выскакивают дюжие мужики, стаскивают оленей с таким проворством, словно битую птицу, исчезают во тьме.

Справа деловито стучит молоточек, за ним послушно бухают тяжелые молоты. Фарамунд ощутил запах горящего железа, древесного угля, а ветерок донес вкусный аромат свежего хлеба. Мимо простучала копытами удивительно грациозная лошадь, на Фарамунда взглянули ее коричневые глаза, не по-лошажьи умные. Тащил ее за повод заспанный парнишка, толстый и настолько грязный, что у Фарамунда зачесались руки выхватить повод, вскочить в седло и…

Он вздохнул, опустил голову и постарался сгорбиться. Тарант шаркал ногами, лицо делал глупое. Возле оружейника остановились, раскрыли рты. Притворяться не пришлось: таких мечей, что стоят в углу, как простые палки, нет даже у Свена.

Трое подмастерьев накручивали на стержень проволоку, чтобы получилась длинная спираль, еще один разрубывал по одной стороне. Разомкнутые кольца ссыпали в деревянное ведро, мальчишка бегом, перекосившись в другую сторону, тащил через двор напротив. Там тоже гремели молотки. Фарамунд понял, что именно там кольца собирают в кольчуги, хозяин здешней крепости готовится к серьезной войне.

Фарамунд спросил Таранта шепотом:

– Сколько здесь человек на воротах?

Лицо Таранта тоже было потрясенное, а челюсть отвисла.

– Не меньше двадцати. А то и тридцать.

– Они там и живут в башенках?

– Нет, в схолах.

– В схолах?

– Ну, многие так называют бараки для воинов. Это по-римски.