Гиперборей - Никитин Юрий Александрович. Страница 40

– Он тоже умрет, – предупредил Олег.

Страж крепко держал Гульчу, лезвие ножа было прижато к горлу, ее округлившиеся глаза смотрели на Олега.

Говард прохрипел:

– Я стар… Убей меня. Вотан примет меня в Валгалле…

Олег сдавил горло, чувствуя его хрупкость, сказал с яростью:

– Вели отпустить ее.

– Не… нет, – прохрипел Говард. – Убьешь меня, убьют ее… Потешатся сперва… Изрежут на куски, эти парни были на Востоке, знают всякие… Я тебя знаю, ты не возьмешь на душу такое…

Олег заколебался. Глаза Гульчи были огромные, испуганные. Страж оскалил зубы. Упругая кожа натянулась под лезвием сильнее. Еще чуть – порежет горло, толстую вену с кровью…

– Отпусти, – прохрипел Говард. – Ты проиграл…

Олег убрал пальцы с его горла, толчком послал старика от себя. Второй страж подхватил Говарда, не дал упасть. Первый держал Гульчу, нож был по-прежнему на ее горле. Говард медленно выпрямился, пощупал пальцами дряблую кожу на кадыке. Его замутившиеся было глаза медленно наливались злобой, желчью.

– Думаешь, проиграл в силе, но победил там, наверху?.. Живем, однако, здесь, а не наверху… Ты увидишь, что это важнее, когда на твоих глазах будет умирать эта женщина… А умирать она будет долго… И кричать будет не переставая…

Страж по его знаку убрал нож с горла Гульчи, быстро потащил ее к боковой двери. Олег кинулся следом, споткнулся об умело подставленную ногу. Упал, перекатился через голову, вскочил… Что-то тяжелое обрушилось на затылок. Он вскинул руки, не успел ухватиться за ушибленное место, ноги подломились, навстречу кинулись свежевыструганные доски пола…

Его руки и голова волочились. Он несколько раз ударился затылком о ступени и понял, что без чувств был не долго. Где-то слышался крик Гульчи, а его все тащили за ноги – во всем теле были острая боль и слабость.

Он снова ударился затылком, перед глазами вспыхнули белые искры. Согнув ноги, резко оттолкнулся. Хватка на правой ноге ослабела, он ударил обеими, чувствуя ступени под спиной, – оттолкнулся лопатками, вскочил… B глазах от слабости плыли цветные пятна, ощутил жестокие удары, начал отбиваться, то падая на колени, то поднимаясь.

Они дрались на лестнице, снизу тянуло могильным холодом. В глазах был красный туман. Олег торопливо смахнул со лба плывущую кровь, но в тот же миг сзади шарахнули по голове. Упал, с разбегу врезавшись лбом в стену. Падая, захватил чью-тo руку, услышал крик и хруст, удар локтем, подмял другого, но в голове гремело, словно там ревел водопад, крики слышал как сквозь стену, потом все расплылось, и он полетел в черноту…

Сперва Олег начал ощущать лютый холод во всем теле. Он лежал на холодной сырой земле, а очнулся от боли, ибо старался поджать от холода ноги. Голова раскалывалась от боли, в затылок вбивали горячие гвозди. Острые приступы боли накатывали волнами, он застыл, боясь шевелиться.

– Олег, – послышался над ним тихий голос, в котором было безмерное удивление, – ты… жив?

Он заставил себя открыть глаза, чувствуя боль даже при таком усилии. Вокруг – темнота, и он не знал: то ли ему выбили глаза, то ли лицо настолько распухло, что вместо глаз – щели, то ли бросили в темный подвал. Рядом тихо вздрогнули, по его груди легонько скользнули кончики нежных пальцев.

– Что делали с тобой? – прохрипел он.

– Пока ничего, – ответила она торопливо, – но что сделали с тобой…

Ему показалось, что услышал всхлип, но в голове шумело, как на днепровских порогах. С великим усилием подтянул ноги, перекашиваясь от нечеловеческих усилий, начал ощупывать свое лицо, шею, грудь. Кости были вроде бы целы, только в груди при вздохах остро колет. Переломали ребра? Лицо покрыто коркой крови: хрустит, осыпается – значит, лежит долго, рана успела закрыться.

– Давно мы здесь? – прошептал он.

– Не знаю, день еще или ночь. Тебя били лежачего! Ногами, дубинами. Говард ухватил кочергу и бил ею, пока весь не забрызгался кровью. Нет, пока не стал задыхаться от усталости – кровью он забрызгался раньше. Я надеялась, что он умрет… Потом тебя зашвырнули в этот подвал. Они думают, что ты уже умер.

– И Говард… так думает?

– Он сказал, что мне полезно посидеть с трупом. Приготовиться. К чeму, не сказал.

Олег с трудом перевернулся, встал на четвереньки. В глазах плыли огоньки, в затылке вспыхнула острейшая боль. Он упал лицом в грязь – холодная земля немного охлаждала избитое тело и смиряла боль, на четвереньках обполз подвал, натыкаясь на заплесневевшие бревна. Нащупал нишу в стене – толстый мох, плесень. Пахнет кислым, судя по запаху, здесь стояли бочки с огурцами и капустой.

Он сцепил зубы, кое-как поднялся на ноги, цепляясь за стену. Пальцы скользили по плесени, бревна шли как огромные слизни – холодные, скользкие. Если и была лестница, то убрали, других ступеней нет, а ляда под самым потолком – не дотянуться.

Одежда в лохмотьях, саднящими пальцами ощупал карманы, чувствуя, как тяжело сгибаются суставы. Пусто, вытряхнули все – умельцы наемники.

– Здесь ничего нет, кроме грязи, – сказала она где-то близко в темноте.

– Да, одна грязь… Не надо было тащить тебя сюда.

Он пробовал рыть голыми руками землю – не мог бесцельно ждать смерти, но сразу обессилел, тяжело сполз по стене на землю. Так они сидели в тишине, Гульча прижалась к нему плечом, и Олег чувствовал, как она мелко-мелко дрожит.

Внезапно он увидел полоску света на своих ногах. Вскинул голову, охнул: в потолке наметилась щель. Оттуда сыпались сухая грязь, древесная труха. Затем яркий сноп света упал вниз, а наверху затопали ноги. Олег упал в грязь, разбросал руки.

Сверху опустилась добротная лестница, сколоченная из толстых жердей, покачалась, нащупывая дно, концы с чмоканьем уперлись в мокрую землю. Перекладинки заскрипели, сверху показались ноги, обутые в грубые сапоги с толстой подошвой. Страж остановился на последней ступеньке, осмотрелся, хищно улыбнулся. Женщина вжалась в угол – маленькая, с синяком под глазом и диким ужасом на лице. Мужчина, который называл себя пещерником, лежал в грязи лицом вниз, неестественно вывернув руки, а пальцы впивались в мокрую землю, словно в последнем предсмертном усилии он пытался ползти.

– Встань! – рявкнул страж Гульче.

Она не двигалась. Он спрыгнул, в два широких шага оказался рядом, грубо схватил ее за руку. Сверху раздался нетерпеливый голос:

– Фриз, давай их сюда! Забавляться будем вместе. В своем подвале.

Страж, не выпуская Гульчу, сказал с неудовольствием, не отводя от нее хищного взгляда:

– А как будем тащить этого быка? Сбрось веревку.

Наверху послышались проклятия, удаляющиеся шаги. Страж облизал губы, глаза заблестели. Его пальцы были как железные крюки, он ухватил Гульчу за сорочку, рванул за ворот. Легкая ткань распалась на две половинки. Страж двумя мощными рывками сорвал ее платье, отшвырнул клочья, с наслаждением втоптал каблуками в грязь.

Гульча стояла обнаженная, ее смуглая кожа в свете факела казалась слепленной из красного пламени. Страж протянул руку к ее груди, а сверху раздался раздраженный вопль:

– Кончай забавляться в одиночку! Держи веревку!

Вниз упала толстая пеньковая веревка, хлестнула стража по лицу. Он ругнулся, сделал наскоро петлю, набросил Олегу на ногу, крикнул:

– Готово! Тяни.

Веревка натянулась, тело Олега медленно подползло к лестнице, затем тот же голос зло проорал:

– Лезь наверх! Всегда хитришь. Грязное мне, а забавы тебе?

– Подождешь, – огрызнулся страж.

Он похлопал Гульчу по щеке, его улыбка стала шире, на губах выступила слюна. Гульча старалась смотреть прямо, но от страха дрожали губы. Ее тело в неровном свете факела было похоже на прекрасную мраморную статую, она выглядела гордой и сильной. Частое испуганное дыхание заставило грудь подниматься и падать, розовые кончики от холода и страха вытянулись и заострились.

Ступеньки лестницы заскрипели. Вверху показались толстые ноги, второй страж торопливо спускался, часто дышал. Еще с лестницы крикнул хрипло: