Главный бой - Никитин Юрий Александрович. Страница 19

Он прикусил язык, когда увидел, какие рукавички она натягивает на руки. Тетива из двойной турьей жилы прошибет насквозь любую кожу из простой бычьей шкуры. Но эти… Наверное, тоже достались от отца. А тому от неведомых велетов, что били зверей дивных, чьи непомерные кости порой выпахивают из земли.

А Леся, перехватив его взгляд, сказала убежденно:

– Святогор рассказывал бате, что раньше люди были о-го-го какие здоровые! Даже богов били как зайцев… А сами боги ходили по земле, силой мерились. Как с другими богами, так и с людьми. И не всякий раз можно было угадать, кто бог, а кто человек. Вот такие люди в старину были сильные…

– Враки, – отмахнулся Добрыня. – Скорее боги мелкие.

Леся поморщилась, но спорить с витязем не рискнула, и то счастье, что отвечает хоть сквозь зубы, заговорила с жаром:

– А потом Род повелел богам драться только с богами! А человека бог мог только… ну, к примеру, уговаривать прыгнуть… в пропасть, обещая крылья… или же как-то… к слепоте или разору! Но другой бог, хоть и не волен отменить сделанное первым богом, в его воле слепого сделать ясновидящим, разоренного – могучим и красивым, а летящего в пропасть по его указке подхватит орел или другая птица…

Она не поняла, почему от ее беззаботного голоса, ясного и чистого, витязь потемнел, соболиные брови сдвинулись, даже чуть сгорбился вроде…

А Добрыня, стараясь остаться наедине со своей долей, начал понукать коня. Земля снова загремела под копытами. Некоторое время мчался один, одинокий и считающий дни, потом сзади стучали копыта легкой лошадки, сбоку снова замаячил силуэт стройной женщины с русой косой.

А Леся поймала себя на том, что снова украдкой посматривает на сурового витязя. Она всегда съеживалась, будто ее били, когда от друзей отца слышала одобрительное: «Девка у тебя, Микула, удалась на славу! Рослая, здоровая, такая любой пень из земли выдерет, а буде конь завязнет, то на плечи возьмет и домой отнесет…» А ей хотелось быть маленькой и слабенькой, рядом с которой каждый мозгляк чувствует себя настоящим мужчиной, гордо расправляет плечи. Маленьких да слабеньких женщин всяк любит и жалеет.

Как ей хотелось быть похожей на тех беспечных румянощеких хохотушек, что всегда у парней нарасхват, у которых на щеках милые ямочки, а голоса звучат весело и зовуще! Увы, на ее щеках ни единой веснушки, а глаза без женской лукавинки, смотрят прямо и ясно, что мужчинам совсем не нравится. Им надо, чтобы очи долу, а она всякий раз забывает…

Тем более забывает сейчас, когда рядом с таким огромным и властным героем в самом деле и мелковата, и почти послушна!

Запад покраснел, солнце перешло на его половину неба. Облака стали пурпурными. Дальний лес темнел, от него под ноги коням потянулись длинные острые тени. Впадины и рытвина заполнились красноватой тьмой, ветерок затих, воздух стоял неподвижный и теплый, как только что сдоенное молоко.

По бокам земля начала бугриться, пошла холмами. Кони стучали копытами сперва по распадку, а когда пошел орешник, на ходу хватали пастями сочные молодые листья. Леся украдкой посматривала на богатыря. Его заостренное лицо с высокими скулами и упрямо выдвинутым вперед подбородком казалось спокойным, как весь этот мир, но в больших серых глазах иногда проскальзывала странная обреченность, которой Леся не могла понять.

– Озеро, – внезапно сказал Добрыня. – Очень кстати.

– Привал?

– Искупаемся заодно, – добавил Добрыня.

Кони пошли быстрее, дорога понижалась. Холм повернулся, за ним раскинулось широкое озеро с такой ровной поверхностью, что оно казалось куском слюды. Тишину нарушал только стук копыт, фырканье, треск веточек.

Добрыня расседлал коней, вытер пот и сразу же с остервенением принялся сволакивать доспехи. От него пошли волны крепкого мужского пота. Когда стянул через голову вязаную рубашку и швырнул на траву, все тело блестело, словно он уже вынырнул из глубин озера.

– Я быстро! – крикнул он.

Леся видела, как витязь прыгнул с берега, красиво, как лезвие меча, вошел в воду. Исчез он так надолго, что у нее едва сердце не остановилось. Почти на самой середине озера вода поднялась столбом, мелькнуло белое, не тронутое солнцем, тело, но с темными лицом и руками.

Донесся его зычный голос, плотное тело обрушилось обратно в озеро. Когда он вынырнул, то пошел резать воду саженками. Вода за ним бурлила, словно тащили огромное бревно. Лесе почудилось, что в глубине замелькали неясные тени, устремились вдогонку.

Вдобавок он снова нырнул и пошел как лягушка под водой, точно так же раздвигая воду руками и ногами. Леся видела сквозь чистую воду его струящийся силуэт, за ним в самом деле плывут водяные девы, Добрыня их не замечает, но они все ближе, волосы у них зеленые, как болотная трава, а тела по-рыбьи белые, бесстыжие…

Он вынырнул с шумом возле самого берега. Воздух ворвался в его раздувающуюся грудь легкий и чистый. Леся услышала громкий смех. Крупное тело, сплошь в тугих валиках мускулов, толстых жилах, тоже стало резким и рельефным, освободившись от пота, пыли, слюней и крови, как своей, так и всяких встречных искателей королевств.

Добрыня вышел, натянул портки, оставив рубашку, направился к Лесе, что все еще стыдливо отводила взгляд. Легкий ветерок от озера подул на его мокрое тело. Плечи передернулись, мускулы напряглись. Добрыня сам чувствовал, что похож на древнюю статую, какие иногда встречаются в ромейских городах.

У нее на коленях лежала его кольчуга. Быстрые пальцы девушки сновали как муравьи. Поскрипывали железные кольца, тихим звоном отзывались нагрудные пластины. Леся наконец вскинула голову. В серых глазах было странное выражение, но на губах проступила неуверенная улыбка.

– Кажется, получилось, – сказала она робко. – Не так красиво, понятно, как сделал бы Людота, но держатся крепко.

Добрыня, не веря глазам, взял кольчугу, растянул за короткие рукава. Все пластины на месте! Не сказать даже, какие были сорваны, а которые не затронуты мечом искателя королевств.

– Здорово, – сказал он пораженно. – Это просто… я даже не знаю… Как тебе удалось?

Она усмехнулась:

– Кто к белошвейной работе приучен…

Он оглядел ее с головы до ног:

– Потому ты и купаться не пошла?

– Да как-то, – ответила она несмело, – не приучены мы… Я из полян, а у нас девки с мужчинами вместе не купаются.

– Брось, – сказал он великодушно. – Озеро велико. Вон, видишь, какие кусты? Ты раздеваешься с одной стороны, я – с другой. А поплавать можем вместе.

Она отвела взгляд в сторону:

– Ну, в другой раз как-нибудь. Я тут испекла малость рябчиков…

У костра в самом деле на воткнутых в землю прутиках коричневели в пахучей корочке плотные комочки. Добрыня ощутил, как во рту скапливается слюна. Подумал смущенно, что долго плавал, если девка успела и кольчугу ему поправить, и рябчиков набить, ощипать и даже зажарить… Проворная. Кому-то здорово повезет.

– Спасибо, – сказал он. – Рябчики – тоже еда. Просто княжеская! Королевская…

– А ты и королей зрел?

– И королей, – отмахнулся он, – и базилевсов, в других странах зовомых императорами. Шахов… это такие же ханы, только побольше. Раджей, каганов и каганчиков… Это все одно и то же. Просто князья, только зовомые по-разному. В Европе полно королей, у которых земли меньше, чем в моем поместье, а людей меньше, чем у меня в одном дворе, зато короли!..

Она с удивлением смотрела, как он, поставив на глыбу камня блестящий шлем, вытащил нож и начал сбривать отросшую щетину. Кожа скрипела, хотя Леся не сомневалась, что нож острее бритвы: Добрыня из тех мужчин, что не лягут спать, не наточив оружие, не починив седло, не накормив коня.

– Зачем? – сказала она жалостливо. – Мой отец вовсе не скоблит рожу. А ты богатырь, другого такого не найти.

– Твой отец – простолюдин, – обронил Добрыня холодновато. – Вам дозволено не очень-то отличаться от дикого зверья.

– А ты? – спросила она уязвленно.