Главный бой - Никитин Юрий Александрович. Страница 93
Глава 48
Лиловое тело метнулось в его сторону. Нечеловеческим усилием Добрыня удержался на месте, а челюсть держал все так же выдвинутой, губы презрительно сжатыми. Древний бог рухнул ему под ноги, раскинутые в стороны когтистые лапы вцепились в землю. Добрыня застыл, ибо этот бог сейчас явился в личине уродливого простолюдина с короткими тупыми рогами. Искры уже не бегают по хитиновому телу богомола, а сама мужицкая спина выглядит уязвимой…
Бог, а вернее, демон, ибо если он, Добрыня, остался верен своим богам, значит, этот – демон, суетливо целовал сапоги. Его трясло, на лиловой спине топорщились старые выцветшие чешуйки. Добрыня сделал невероятное усилие, сдвинул непослушное тело на шаг назад. Демон приподнялся на колени, безобразная морда перекосилась в ужасе.
– Мой господин!.. Прости! Прости!.. Теперь я в твоей власти!
Добрыня проговорил:
– Ну?
Демон ударился рогатым лбом о землю:
– Прости! Прости!.. Ведь милосердие – это от человека! Ведь боги не бьются с людьми! Ни один бог не волен сразить человека…
Добрыне показалось, что недавно это уже слышал, сейчас же прорычал грозно, чувствуя, что надо сделать страшное лицо, хотя внутри все тряслось как у зайца:
– Ты к чему это плетешь, тварь дрожащая?
Демон заторопился, заговорил еще чаще, глотая слова, теперь это был уже не всемогущий демон… а если и всемогущий, то все же чем-то смертельно напуганный, и… почему-то в его, как он сказал, власти.
– Пощади! У меня никогда не было власти тебе повредить! Это не я сжег твой дом и погубил твоего отца, не я умертвил твою жену! Так в Книге Судеб. Меня однажды допустили к Роду почистить его перья… он иногда забывает… я краем глаза заглянул в эту Книгу, успел увидеть, когда и как умрет твой отец, твоя жена… Я просто солгал, что их жизни в моей власти! Мне просто хотелось получить в жертву боевого коня, меня бы тоже чтили…
– А мой срок? – спросил Добрыня грозно.
Демон всхлипнул:
– Герои сами куют свои жизни. Над ними Книга Судеб не властна. Я схитрил, попытался вынудить тебя принести мне жертву… Но ты оказался стоек, теперь меня страшит наказание, когда узнает великий Род… Я понял… я только сейчас… в эту минуту понял, что он все знал… что он нарочно дал мне заглянуть в эту проклятую Книгу!
– Зачем? – тупо спросил Добрыня.
– Это было испытание! Он испытывал, как я поступлю… Я не выдержал, воспользовался нечестно полученным знанием. Но нечестно обретенное ведет к пропасти… Я уже на краю, я уже лечу на дно!.. Если ты простишь, я сослужу тебе любую службу. Мне казалось, что это так просто: если нашептывать, что самое ценное – это жизнь, то человек на любые предательства пойдет, подлости, гнусности, дабы жизнь свою никчемную сберечь и возлелеять. Если нужно лгать – солжет, предать – предаст, убить – убьет… Если бы ты поддался… а человек слаб!.. Эх, если бы поддался… – Он запнулся, уронил голову.
Добрыня резко прервал:
– Продолжай, тварь дрожащая! Что тогда?
– Тогда стал бы тварью дрожащей ты, – ответил демон почти шепотом. – Ради сохранения жизни попрал бы свою честь… то исть стал бы слугой Тьмы! Но ты выстоял. На самом же деле над человеком не вольны ни боги, ни демоны, ни само Небо. Это человек волен… даже над богами. Потому и спрос с него, ибо только он все… по своей воле!
Добрыня чувствовал, как его бросает то в жар, то в холод. Душу охватывает то дикое звериное ликование, что жив, что будет жить, то сжигал дотла стыд: поверил, вел себя как безумный, как дурак, как… а он же Добрыня!
– Я родился в лесу, – проговорил он, – но повидал мир и дальше родного леса. Что-то не верится, что ты все это придумал сам. Кто за всем за этим?.. Когда я уезжал, все сильнейшие богатыри Киева уже разъехались!.. Кто все это затеял? Кто подсказал заглянуть к Роду через плечо?
Демон сжался:
– Я не могу… Меня ждет страшное наказание, перед которым меркнут…
Добрыня потащил из ножен меч:
– Я дам тебе быструю смерть. Через сотню-другую лет вылезешь из-под земли как новенький…
– Через тысячу, – прошептал демон.
– Но ты будешь снова, – продолжал Добрыня. – Таким же, как сейчас. А так я выжгу тебе глаза, отрежу нос и уши, отрублю руки и ноги… И ты останешься слепым, глухим и немым… язык тоже вырву!.. навеки.
Демон прошептал с мукой:
– Ты угадал, человек. Силу киян выманили, чтобы сам Киев стереть с лица земли. На тот град пошла невиданная мощь. Однако он уцелел… твоя заслуга в том… немалая. Но беда еще не ушла. И отвратить ее смог бы только ты… но уже не успеешь… Киев далеко.
– Говори!!!
Голос грянул с такой мощью, что демон распластался на земле, как попавшая под сапог великана огромная жаба.
– В Царьграде, – пролепетал он, – в Царьграде снова сменилась вера, сменились храмы… Но служители новой, объявив старых богов демонами, тайно просят у них помощи. Те колдуны обнаружили, что с древних времен уцелел один Страж. Их когда-то создали боги, дабы…
– Знаю, – грубо прервал Добрыня. – Дальше! И быстрее.
– Двенадцать сильнейших чародеев Востока, – заторопился демон, – сумели перенести Стража в терем вашего князя. Его чаша уже полна. Еще одна капля… и нещадные руки Стража утащат в преисподнюю.
– Как его… уничтожить?
– Он бессмертен!
– Как его уничтожить? – потребовал Добрыня.
– Он… он бессмертен…
– Кощеи тоже все бессмертные, – прорычал Добрыня. – Но перебили почти всех… Как его убить, тварь? У любого бессмертного есть смерть! У любого неуязвимого есть уязвимость!
Демон простонал в ужасе:
– Он принимает облик камня в стене или самой стены, но он видит и чувствует все, что происходит. Но в это время его нельзя найти и уничтожить, а когда воплощается в свою личину, то сами боги не смогут его остановить… Страж казнит той смертью, какую… заслужил… Эти казни столь ужасны, что даже мы… демоны…
Он вздрогнул, задрожал. Добрыня скрипнул зубами. Смерть Владимира – это раздор для всей Киевской Руси. Даже если власть бояре отдадут какому-нибудь прекраснодушному придурку, земли затопит кровь междуусобиц. Русь тогда не то что печенеги, куры лапами загребут… Пусть уж лучше этот энергичный ублюдок, захвативший верховную власть железом и кровью, но удерживающий умом и талантами…
Ночь вздрогнула от его яростного крика:
– В Киев!
Демон сказал почти с сочувствием:
– Ты уже опоздал…
– Почему?
– Та капля… та последняя капля… уже сорвалась в чашу на восходе солнца!
Его торчащие уши внезапно стали золотыми. Полоска золотого света медленно сползла на лоб, начала опускаться на безобразное лицо. Добрыня в страхе оглянулся. На виднокрае высунулся оранжевый диск солнца!
– В Киев! – прохрипел Добрыня. Сердце заныло от ощущения большой утраты. – Все равно… в Киев!
Встающее солнце осталось за спиной, Добрыня жмурился, бешеный встречный ураган пытался разодрать рот и выворачивал веки. К спине прижалась насмерть перепуганная Леся, он чувствовал, как она прижимается всем телом, а руками обхватила его за пояс так, что не отодрать и кузнецкими клещами.
Конь несся как птица, как стрела, а затем уже почти как мысль. Впереди сперва померкли красные тени, а затем потемнело, в черноте высыпали звезды! Добрыня рычал от нетерпения. Ему и раньше приходилось мчаться так, что солнце останавливалось, но сейчас впервые своей волей заставил его пойти вспять и снова опуститься за темный край земли!
Заблестел истаивающий леденец месяца. Звезды высыпали хоть и яркие, но уже чувствующие блеск солнечного дня.
Добрыня несся как порождение ночи. Его красный плащ стал чернее угля, а шлем и железные пластины на плечах блестели холодно и мертво. Леся прилипла, прикипела, голову прижала к широкой спине, крепкой и надежной, как гранитная гора. Ветер сорвал повязку, золотые волосы трепетали по ветру.
Над головой иногда шелестели незримые крылья, чересчур огромные для филина или кажана. В темной чаще страшно и тоскливо завыл волк. Дорога отзывалась сухим, неживым стуком.