Куявия - Никитин Юрий Александрович. Страница 47

Иггельд и Ратша сели с краю, поглядывали на тех, кого Брун считал верными или кого надеялся удержать при себе. Сам Брун держался достаточно бодро, голос звенел металлом, а когда появились слуги, он велел накрыть на стол, сам держался с военачальниками как равный, а когда слуги наполнили всем кубки, сказал с болью в голосе:

– Вы все осуждаете меня… Да, осуждаете, знаю. Вам проще: можете броситься на врага и погибнуть. Ну прямо артане!.. Но властелин должен думать о стране. О народе. Ради его блага он может… и должен!.. все перенести, что пошлет доля: и презрение, и насмешки, и даже проклятия. Я все снесу… Неужели вы всерьез считаете, что я способен отдать Куявию, родную Куявию этим дикарям?..

Он оглядел всех яростным испепеляющим взором. В нем бурлил гнев, Иггельд видел, как этот гнев ищет выхода, вздымает грудь, пурпурным огнем отражается в глазах.

– В отличие от вас, – сказал он гневно, – я сведущ в деяниях старины глубокой, в чьи тайны вы не дерзаете заглянуть. И сколько память людская и бумаги помнят, Артания всегда накатывалась волнами на Куявию, всегда крушила ее стены и совершала набеги. Дивно и то, что та же Артания так же дерзко тревожит Славию и Вантит, а кроме того, отправляет не отряды, а целые войска в дальние страны на поиски новых земель!.. А мы даже не помышляем о расселениях на землях, где еще нет человека, но уже много зверя в лесах, рыбы в озерах и руды в пещерах. У артан, надо признать, горячая кровь и дерзость в этой крови, а у нас, куявов, осторожная мудрость… Да, мы ценой огромных усилий сможем отбиться от артан и на этот раз. Допустим, полностью уничтожим их несметную армию. Ну и что? Через пять лет, а то и раньше, новое войско, такое же многочисленное, нахлынет в наши пределы…

Фендора сказал с тоской:

– Так было всегда, ты прав, княже. Но что делать? Принять артанскую узду, самому надеть себе на голову и взять в зубы загубник – еще хуже, позорнее. Я хоть и куяв, но лучше сложу голову, чем…

Он запнулся, князь сказал с нажимом:

– О том ли ты говоришь? Я хочу решить эту задачу раз и навеки!.. Полностью покончить с артанской опасностью.

Он остановился, на него смотрели в тревожном ожидании. Фендора спросил невесело:

– Как? Разве это возможно?

– Все трудное кажется невозможным, – отрубил Брун. – Тем более необычное. А потом скажут: так это ж просто! Артанам нужно только дать возможность пожить среди нас!.. Мы все твердим, что артане тупые, грязные, дикие, варвары, дикари, а они о куявах иначе не говорят как о трусах, лизоблюдах, торгашах, неженках, слабых. Надо просто соединить наши народы! Артане не подозревают пока, что это гибельно для них…

– А для нас? – спросил уже Елинда, осторожный и опытный военачальник.

– Нет, – отрезал Брун, – нет! Нет и еще раз нет, потому что на самом деле мы – сильнее! Мы интереснее, богаче, ярче. Артане называют нас слабыми и нежными только издали, а когда поживут рядом, они увидят, что мы не слабые и вовсе не нежные. Но за это время они распробуют наш мед хорошей жизни. Они станут жить, как живем мы, куявы. А это значит, что они сами станут куявами.

Озбириш покачал головой.

– Так и станут?

– Станут!

– До конца?

– А до конца и не нужно, – отрубил Брун. – Напротив, я хочу, чтобы в новых поколениях осталась горячая артанская кровь, сохранилась их дерзость, выносливость, презрение к опасности! Я, как и все вы, хочу спасения Куявии!.. Но только все мы хотим спасать ее по-разному. Вам бы только броситься вперед с обнаженными мечами… и красиво погибнуть – как будто это спасет страну! Я же хочу спасти ее так, чтобы не просто спасти, а чтоб вышла победительницей отныне и навеки! Поймите, если сто куявов и сто артан заставить жить в одном селе, то через десяток лет там будут уже двести куявов! И все их дети станут куявами!

Иггельду показалось, что начинает ощущать и понимать грандиозный замысел великого князя, но прямодушный Улаф спросил с недоумением:

– Почему? Артане не те люди, что предадут и забудут свою страну…

Другие закивали, Брун резким движением отбросил возражения, словно смел сор:

– А они и знать не будут, что уже предали. Что перестали быть артанами. Артанами их делает бедность, а мы им дадим пожить богато, зажиточно. Я другого опасаюсь – что они при такой привольной жизни растеряют всю храбрость, их храбрость и презрение к смерти – от бедности. А я хотел бы сохранить и наше богатство, и артанскую отвагу и готовность идти на край света. Ведь наша Нижняя Куявия… да что там Нижняя!.. к тому времени уже вся Куявия… словом, будет под одной рукой. Под властью одного человека, и этим человеком буду я!.. Я – правитель Куявии, великий тцар, который объединит Куявию и Артанию в единое целое.

В комнате воцарилось тягостное молчание. Ратша побагровел, силился что-то сказать, Иггельд предостерегающе сжал его колено. Ратша с шумом выдохнул, поднялся. Все повернули головы, а Брун спросил резко:

– Не нравится наше вино?

– Не нравятся эти речи, – отрубил Ратша. Иггельд поднялся, сжал его плечи и потащил к выходу. Ратша сказал с болью: – Я не великий военачальник и не могу одним взглядом охватить все нужды страны, но я вижу… я вижу…

Брун стиснул челюсти, смотрел вслед тяжелым взглядом. Ничего, придет время, обоим припомнит эту выходку, когда вот так ушли, не спросили позволения, с его малого совета, куда он изволил допустить самых, как он считал, верных. И так их мало, очень мало. Очень осторожно он начал подбирать ключи к тем, кто обладал какой-то силой, и к некоторым подобрать сумел. Но были и промахи. Неожиданное сопротивление оказал Мальвред, совсем старик, давно уже не бравший в руки меч. Он обладал не столько воинским умением или могуществом, но унаследовал огромное состояние, так вот везде говорят, что Мальвред велел из всего золота и серебра чеканить монеты, сейчас набирает войско, закупает оружие, доспехи и коней. Дошло до того, что он все ценные вещи, захваченные предками в прошлых войнах, велел продать и на вырученные деньги закупает одежду для войска, шатры, повозки…

Брун, человек умный и до мозга костей куяв, подозревал хитрость: ни один куяв не пойдет на такие жертвы. Нет, за отчизну многие готовы идти в бой, проливать кровь, но чтобы распродавать богатства, что копились столетиями, – это уже чересчур. Он долго пытался понять, что же задумал Мальвред, слишком стар и умен вельможа, пока не дошли слухи, что слава Мальвреда выросла до таких размеров, что уже затмевает героев прошлых войн Голотука, Войдака и Казидуба. И тогда князь решил, что раскусил Мальвреда. Раздав все накопленные им самим богатства и все сокровища предков, он завоевал такую славу и уважение, что стал чуть ли не святым. Под его знамя начали стекаться все, кто все еще надеялся остановить артан. По слухам, даже отъявленные разбойники раскаивались, видя такое самопожертвование, приходили и склоняли головы, говоря: либо руби наши головы, либо прими в войско и дай умереть за отечество. Раздав золото, из которого можно бы сложить небольшой холм, теперь он с легкостью может собрать целую гору из драгоценных камней и золота. Хитрый и умный ход прожженного вельможи, искушенного во всех тонкостях, прекрасно знающего, как управлять толпой, будь в ней простолюдины, беры или высокорожденные!

Но дело сделано: под знамя Мальвреда стекались беры, вооруженные простолюдины, беглые каторжники, шли волхвы, колдуны, опытные воины и совсем зеленые новички, тайком из войск Бруна уходили одиночки и целыми отрядами, были случаи, когда на сторону Мальвреда становились признанные военачальники и уводили с собой людей, но больше всего поразило Бруна и ввергло в уныние, что двое из его родни, и даже сын Улнак, которым он верил как себе и которых он посвятил в далеко идущие планы, отреклись от него и просили Мальвреда принять клятвы верности.

Иггельд вытащил Ратшу за двери, тот тряс головой и смотрел по сторонам очумелыми глазами. Выпитое вино наконец-то ударило в голову, он то обмякал в руках Иггельда, то начинал орать и все порывался вернуться с оружием в руках во дворец и плюнуть князю в морду. В предательскую морду, как он повторял все время.