Откровение - Никитин Юрий Александрович. Страница 27

– А может, дозналась, что подруг обрюхатил раньше? – доносился рассудительный голос. – Эх, эта безрассудная молодость!.. Знать бы где упасть, соломку бы подстелил. У подруг ни кожи ни рожи, только и того, что все сорок стерегли сад с молодильными яблоками…

Голос отдалился, затих. Томас рискнул воздеть взор. Подошвы из свиной кожи как раз исчезли наверху за краем. Карабкается, язычник проклятый, гореть ему в огне, как муха по стене. Это ж какое племя вышло из того сада, спросить при случае. Только не здесь, тут пошатнись – враз уподобишься гордым орлам, сложившим крылья. А пошатнешься точно, когда ответит!

Что-то хрипело, рычало, он дважды хватался за меч, пока сообразил, что сам дышит как Змей, что из поднебесья рухнул брюхом на эти скалы. Невольно вспомнилось раннее детство, когда он с отцом зимой шел через перевал. Ему тогда было лет восемь, если не семь. Ночь застала в пути. Легли прямо на снег. Он тогда скатал ком снега, положил под голову. Отец увидел, пинком выбил из-под головы: «Не разнеживайся, сынок!» Теперь он снова ощутил себя тем же изнеженным ребенком, ибо на взгляд калики, оказывается, спать можно не только на камнях, не снимая доспехов, но и стоя как конь, разве что прислонившись к скале, а то и вовсе на ходу.

Он шел как в забытьи, заставляя себя переставлять ноги, хвататься за выступы скал, держаться, идти, не плакать и не выть от усталости и боли в растертых подошвах. Впереди то расплывалось мутное пятно: серое посредине, красное сверху, то исчезало. Наконец начало увеличиваться, словно калика остановился, ждал. Томас вяло позвал:

– Сэр калика!

Пятно сдвинулось, вместо красного появился оттенок темно-коричневого. Томас горстью смахнул пот, вытер лицо и глаза, а когда посмотрел на калику, тот уже выглядел как никогда рельефным и четким, но…

Впереди, загораживая дорогу, стояли трое горных великанов. Ростом всего на две головы выше, они, однако, были настолько широки, что каждый мог бы загородить ворота в любом замке. Все трое в звериных шкурах, только явно сшитых из туров, в руках по дубине из цельного ствола дерева, ноги голые, но Томас разглядел, какая толстая подошва у каждого, конь позавидует, а жилы на ногах и руках выглядят как змеи, что нажрались и лениво перекатываются под кожей.

– Ребята, – проговорил Олег громко, – мы с вами не воюем.

Великаны переглянулись, средний из них проревел:

– Гр… Мы… воюем… со всеми!

Голос его был полузвериный, огромный, как и они сами, такой же мохнатый, но говорил великан так медленно, что Томас успел остыть и вытащить свой двуручный меч.

– Я вижу, – сказал калика убеждающе, – что вы прямо-таки странствующие рыцари!.. Тем тоже только бы удаль показать да силой помериться. Но с нас нечего взять, заранее предупреждаю. Моя шкура вам мала, да и железо моего друга… зачем?

– Мы… убивать, – заявил второй великан.

Он без торопливости шагнул вперед. Исполинская дубина начала подниматься. Олег оглянулся на Томаса:

– Ты как?

– Беру левого, – прохрипел Томас.

– А я – его соседа, – сказал Олег.

Дубина великана взвилась над головой, он торжествующе взревел и со страшной силой обрушил свое оружие. Олег без спешки отступил. Дубина ударила в камни, плато подпрыгнуло, а Олег очень быстро ударил острым концом посоха великана в живот. Тот охнул, отступил на шаг, замахал руками, оказавшись на краю пропасти…

Томас одновременно с каликой ударил мечом своего великана по коленям. Он чувствовал, что, даже измученный и в тяжелых доспехах, двигается быстрее неуклюжего великана. Великан только протянул к нему огромную ладонь размером с рыцарский щит, на которой могла бы поместиться дрофа, как Томас ударил снова, а когда великан пошатнулся, с боевым кличем толкнул его в грудь.

Оба великана замедленно, как во сне, валились в пропасть. На широких звериных лицах не было даже удивления. Они удивятся, успел подумать Томас, когда грохнутся внизу о камни. А лететь долго, вон облачко проползло на этом же уровне…

С обнаженным мечом он повернулся к оставшемуся великану. Над головой тонко свистнуло, Томас ощутил, как брызнуло слизью и кровью, а в глазу великана появилось длинное перо. Он медленно повалился на спину, и тогда лишь Томас, соображая со скоростью великана размером с эту гору, понял, что перо укреплено на пруте толщиной в палец. Стрела вошла в глаз и пробила череп, как спелую тыкву.

В двух десятках шагов со скалы торопливо спускалась, прыгая с камня на камень, рослая девушка, сильно потемневшая на солнце, с длинной косой, в легкой охотничьей одежде и голыми коленями. В руке у нее был лук, а из-за плеча торчали оперенные стрелы.

– Э… э… спасибо, – сказал Томас. – Это было приятно, хотя нам и самим бы не трудно…

Девушка оглядела обоих коричневыми глазами, в них были тоска и глубокое отчаяние. Губы чуть дрогнули, но совсем не в усмешке:

– Я просто не люблю, когда схватка неравна. А так трое – на троих!

Калика подошел к краю, долго смотрел вниз. Покачал головой, а затем спросил вдруг, не поворачиваясь:

– Как тебя зовут, красавица?

Девушка ответила нехотя:

– Камари. Мое имя в этих краях не знают.

Калика повернулся, его зеленые глаза внимательно пробежали по ее смуглому лицу. Томасу почудилось, что в глазах безбожного друга промелькнула такая же печаль, как в глазах этой странной девушки.

– Да, – ответил калика, – ты в самом деле не любишь, когда на одного… вдвоем или втроем. И у тебя есть на то причины. Верно?

Девушка тряхнула головой, взгляд стал дерзким, но губы вдруг напухли и задрожали:

– Да. Я это ненавижу.

– Камари, – сказал калика, Томас изумился голосу калики, он не предполагал, что тот умеет прикидываться таким сердечным, – когда-то это имя знали… Еще как знали! Теперь забыли. Но придет время, надеюсь, твоим именем будут называть девочек. Да что там девочек! Даже коз будут так звать, а это уже признание… Ты все еще ждешь?

Она насторожилась:

– Ты о чем?

– О нем, – ответил Олег, голос его потеплел. – Боги, это ж сколько веков ты бродишь в этих местах?

Томас в изумлении увидел, как вдруг холодная и невозмутимая женщина задрожала как осиновый лист на ветру. Тоненьким голоском вскрикнула жалко: