Откровение - Никитин Юрий Александрович. Страница 8
– Не западня ли? – пробормотал Макдональд. – Пусть сначала проедут люди, потом поедем мы.
Томас поколебался, но перед глазами встала Ярослава, он ощутил такую острую боль в сердце, что стиснул челюсти, чтобы не выдать себя криком. Выдавил сквозь зубы:
– Гадать некогда. Идем.
Бревна моста глухо вздрагивали под конскими копытами. По обе стороны ров был глубок, заполнен водой, со дна просматривались сквозь мутную воду острые колья. Над воротами в башнях были узкие отверстия для арбалетчиков, а немного дальше виднелись еще одни ворота. Томас нахмурился, подозревая предательство, но створки тех ворот медленно пошли в стороны.
Когда миновали ворота, вороний крик стал оглушительным. Черные тени мелькали над головами, перечеркивали ясный свет солнца. Больше всего ворон вилось над угрюмой башней, что одиноко высилась на темной стороне замка. Таких башен было четыре, но от южной веяло злом, могильным холодом.
За воротами дорогу перегородил коренастый немолодой воин. Лицо суровое, в шрамах, глаза бывалого и опытного рубаки – холодные, прицельные. Рядом с ним и за его спиной маячили еще с десяток, все в неплохих доспехах и с боевыми топорами, но Томас обращал внимание только на этого человека, в глазах которого были достоинство и верность своему сюзерену.
– Я – сэр Малькольм, – сказал он Томасу. – Брат Клотильды и дядя Мангольда. Замок вверен в мое распоряжение.
– Я Томас Мальтон из рода Мальтонов, – ответил Томас резко. – На всеобщем воинском сборе я провозглашен королем. Со мной лучшие из рыцарей, достойнейшие представители знатнейших родов королевства. Я приехал повидать Клотильду. Сам Сатана не сумеет мне помешать сделать то, ради чего я приехал.
Сэр Малькольм поклонился, но в голосе его прозвучала насмешка:
– Боюсь, сэр король, что это невозможно.
Макдональд бросил, набычившись, предостерегающе:
– Если вам, сэр рыцарь, не нравятся ваши гости, мы вам устроим более другие!
А Томас вытащил меч, луч солнца жутко блеснул во всю длину лезвия размером с потолочную балку. Голос его был свиреп, как у сарацина перед боем за торжество веры ислама:
– Да, ты не был на сборе. Но отныне это мое королевство. И всякий, кто противится воле короля, умрет!
Сэр Малькольм, не двигаясь с места, сказал невозмутимо:
– Я не был на собрании воинов, но это не значит, что не признаю волю знатнейших рыцарей. И хотя я сам предпочел бы другого короля, но сейчас говорю: добро пожаловать во владения Мангольдов, где неделю тому прекратился древний род этих великих воинов!
Он слегка поклонился, отступил, давая дорогу. Расступились и другие, хотя смотрели зло, угрожающе, позвякивали мечами и топорами. Томас слез с коня, швырнул поводья в лицо Малькольму. Часть рыцарей спешилась вслед за королем, другие зорко посматривали по сторонам, выискивали засевших арбалетчиков. Макдональд с высоты седла критически оглядел сэра Малькольма:
– В каком вы виде, рыцарь? Перед вами целый король стоит!.. А вы и ухом не моргнули! И не трясите мордой лица, если хотите и дальше сохранить какую-то власть и влияние.
Томас, не слушая дальше, бегом бросился в черную башню. Олег догнал уже на ступеньках. Сзади топали трое или четверо рыцарей. Томас бросил через плечо встревоженно:
– Одного я не понял… Он сказал, что невозможно поговорить с Клотильдой, мерзновеннейшей из ведьм, но пропустил меня свободно!
Олег крикнул вдогонку:
– Ты что, ворон не видел?
– Видел…
Томас осекся. Смертельная бледность залила лицо, он как ветер понесся по винтовой лестнице. Олег, хоть и не тащил на себе два пуда железа, едва поспевал: Томас как горный козел прыгал через две ступени. Рыцари сразу отстали так, словно шестой день взбирались на Мировое Дерево.
На верхней площадке была только одна дверь. Возле нее виднелась сгорбленная фигурка священника, тот сидел на корточках. Обе руки бережно прижимали к впалой груди толстую книгу в латунном переплете. Увидев взбегающих вооруженных людей, испуганно вскочил, побелел лицом.
– Еще жива? – крикнул Томас, задыхаясь и хватая ртом воздух, как глубокодонная рыба.
– Еще… – пролепетал священник, его трясло, он с ужасом оглядывался на дверь.
Олег уловил слабый запах серы, горелой смолы.
– Но она… гонит меня…
Томас спросил быстро:
– Тебя или твою книгу?
Не дожидаясь ответа, рывком распахнул дверь. По ушам стегнул злобный крик ворон, пахнуло дымом, донесся далекий сдавленный хохот, слабый стон, скрежет. Потом в полумраке прорисовалось окно, но по ту сторону так часто мелькали черные тени, что Томас не сразу разглядел широкое ложе с роскошными звериными шкурами, расшитыми подушками. Олег вошел следом в тесную комнату: стены круглые, окна забраны железными решетками. На ложе, только сейчас разглядел, иссохшая безобразная старуха с крючковатым носом, щеки впали, выпученные глаза с ужасом смотрят в потолок. Руки дергаются, пальцы мнут шкуру с такой силой, что слышится скрип.
Олег сказал быстро:
– Закрой дверь!
Томас послушно притянул за собой дверь. Пальцы старухи сразу затихли, а из высохшей груди вырвался глубокий вздох. Веки начали закрываться. Томас вскрикнул:
– Погоди!.. Я приведу священников, дабы отмолили твои грехи, но ты за это…
Ведьма прошептала тихо, но ее свистящий шепот был похож на шелест ползущей гадюки, и Томас умолк на полуслове.
– Поздно… Меня ужасает вид Книги… меня терзают слова Откровения… меня сжигает…
Томас перебил:
– Все равно! Что-то всегда можно сделать. Давай договоримся.
Ведьма прошептала, не поднимая век:
– Ночами я творила черное… кровь младенцев… крылья упырей… кости самоубийц из чужих гробов… за что не найду покоя в своем…
– Ну-ну, – перебил Томас с гневным отвращением, – наш прелат говорит, что раскаяться можно и в последний миг жизни.
Ее шепот был едва слышен:
– Брехня… Что натворил, то натворил… Но я прошу… Святой водой обрызгайте мой труп, тогда мне будет нипочем… И гроб мой окропите… И саван… и черный весь покров… А гроб из толстого свинца семью толстыми обручами оковать… внести во храм и пред алтарем прибить к помосту на штырях железных… еще и цепями приковать толстыми, как змеи… И цепи тоже окропите… И пусть священники три дня и три ночи кряду читают заупокойные о моей душе… чтоб сорок на хорах… и свечи чтоб горели…