Передышка в Барбусе - Никитин Юрий Александрович. Страница 24

Мрак поглядывал по сторонам, все схватывал и все подмечал, но глазами держал в первую очередь людей с оружием. Он не зря решился идти обнаженным до пояса, в этом случае все прежде видят его могучие мышцы и никому не придет в голову искать сходство с их тцаром. Да и волосы взлохматил и вздыбил нарочито, это тоже бросается в глаза, а у тцара, если кто видел их под тцарской шапкой, волосы всегда ухоженные, вымытые и умасленные дорогим розовым снадобьем.

Портки маловаты, а башмаки он отыскал в прошлый раз в хламе самые растоптанные, да и то чуть жмут в пальцах. Мелковат народ пошел, мелковат…

Из караульной будочки на крик стража вышел тучный офицер, посмотрел недружелюбно.

– В чем там дело?

Стражник повернулся, с облегчением отчеканил:

– Я грю, что не велено с топором! А оно преть, будто не понимает…

Офицер спросил Мрака резко:

– Ты понимаешь, о чем речь?

– Понимай, – ответил Мрак. – Я все понимай, воин. Но в нашем племени мужчина не должен ходит без секир. Позор. Понимай? Вы там не дергайтесь, мне секир… как украшение.

Офицер посмотрел кисло, смерил с головы до ног ревнивым взглядом, откуда они такие здоровенные появляются.

– Ладно, пусть идет… С такими кулаками топор в самом деле… для украшения только.

Мрак сделал несколько шагов, сам чувствовал, что делает что-то не то, он уже не тот Мрак, который вышел из Леса… Первым «не тем» стал Олег, научившись разным грязным штукам, за что его назвали магом, потом неожиданно поменялся Таргитай, хотя очень не хотел меняться… но жизнь есть жизнь, меняет нас, не спрашивая. А вот теперь он идет, как и раньше, руки напряжены и чуть врастопырку, чтобы косые мышцы спины видны всем издали, громадный и страшный, его боятся, пугливо уступают дорогу… но в то же время в чем-то уже другой, сам чувствует, только не понимает.

Начальник стражи насторожился, когда огромный варвар вдруг остановился, потоптался на месте, а потом направился обратно. Стражи напряглись, кто-то суетливо потащил из ножен меч, такой крохотный в сравнении с огромным топором варвара.

– Ты прав, – сказал Мрак начальнику караула. – Зачем мне в городе секир?..

Все смотрели, выпучив глаза, как он без всякого принуждения снял через голову широкую кожаную перевязь с этим чудовищным топором. Страж отпрыгнул, когда Мрак поставил секиру с ним рядом.

Начальник караула заверил торопливо, с огромным облегчением:

– С ней ничего не случится!.. На обратном пути просто загляни сюда, ее всякий тебе отдаст.

Страж торопливо поддакнул:

– Чего зазря таскать такую наковальню на спине?

Мрак улыбнулся, сам чувствовал, что улыбка получается не та, прежняя, а какая-то неловкая, повернулся и вышел. Но и когда шел через городскую площадь, чувствовал, что его провожают недоумевающими глазами.

«Я сам себя не понимаю, – признался честно. – Я уже не тот, что вышел из Леса…»

Но – какой?

Он неспешно брел по улице, так же неспешно повернул за угол и… ему почудилось, что он превратился в волка, и только потому ему вот так сразу на голову рухнул этот ливень звуков, гула, накатила волна запахов, ароматов, а перед глазами заблистали не только все цвета, но и те, которых на свете вообще нет и быть не может. Со всех сторон шум, смех, голоса, возмущенные вопли, мычание, ржание, блеянье, «держи вора!», обвинения, хохот и постоянные звучные шлепки, словно рыба-кит бьет хвостом по воде, но это всего лишь сторговавшиеся лупят друг друга по раскрытым ладоням, заключая сделку и утверждая таким образом цену.

Он ошалело оглядывался, надо выбираться, но куда, здесь вся часть народа срослась в одно непомерное чудо-юдо, заполнила все щели, где галдит, спорит, гогочет, плюется, шумит, тыкает тебе под нос какую-то дрянь, уверяя, что и в тцарском дворце такой нет, от тебя требуют что-то пощупать, потрогать, даже попробовать, а когда не останавливаешься, хватают за полы…

Мрак сцепил зубы, выбирался из этого водоворота, что пострашнее бури на море, там хоть понимаешь, что творится, а здесь такая пестрота, что уже перед глазами мелькают расписные горшки и яркие шапки даже там, где их нет.

Ничего себе рынок, подумал он ошалело. Или базар! Если так здесь даже ночью, то представляю, что творится в разгар дня. Небедно здесь живут, небедно. И не сонный народ, был бы кошель на поясе – уже бы срезали…

На стыке улиц перед высоким каменным домом полыхали два огромных факела. Красные блики метались по освещенному пятну, из распахнутых настежь широких дверей доносится громкая музыка, пьяные крики, вопли. Чуткие уши Мрака уловили даже треск дерева, словно кого-то бьют табуреткой.

Вход непривычно повел вниз, там в стороны раздвинулось просторное полуподвальное помещение. Мрак окинул быстрым взором пять широких столов, медные светильники в стенах, пылающий очаг под дальней стеной, скривился от тяжелого воздуха, наполненного гнусными испарениями, словно здесь идет нескончаемая большая стирка грязного пропотевшего белья. От очага тянет дымом, из кухни ползут серые струи пара, от человеческих тел только слепой не увидит исходящие ароматы пота, смрада.

В низком помещении не больше десятка человек, но гул голосов едва не выдавливает окна: все спорят, доказывают друг другу, орут, кто-то пытается петь, ему плеснули в раскрытую пасть вина, завязывается драка, рядом потный солдат щупает толстую женщину, с другой стороны дюжий кузнец с пятнами копоти на руках уже задрал ей подол, слуги шныряют между столами, разносят вино и еду, собирают плату.

Мрак сел так, как и остальные мужчины: спиной к стене, а глазами чтобы сразу хватать тех, кто появится на входе. Столы, что посредине, останутся пустыми до тех пор, пока не заполнится все под стенами. Что делать, подумал он с хмурой усмешкой, все мы – собаки в конуре. Или жабы, что тоже садятся задницей к безопасному месту, а мордой ко входу.

К нему повернулся один; не разобравшись, что его собутыльник уже ушел, а на его месте появился вот этот лохматый, спросил:

– Вот скажи, Ирник, правда же, что наши куявские сапоги лучше, чем ваши из Барбуса?

– Как это, – удивился Мрак, – чьи сапоги лучше? Конечно же, ваши. Я как-то одного куявца с башни сбросил, так он в лепешку, а сапоги все равно как новенькие!

Рядом с ним место сразу опустело, но даже от соседнего стола на него теперь поглядывали пугливо и враждебно.

Говорили, как понял Мрак, о морских пиратах, о товарах из соседней Артании, о мятеже конта Сметеля, о нашествии саранчи со стороны Славии, которую местный колдун одним словом превратил в бабочек. За это владетель тех земель одарил колдуна мешком золота, тот, довольный, взял всю семью и уехал куда-то поближе к морю, а бабочки тем временем наплодили гусениц, что выросли и сожрали втрое больше, чем съела бы саранча.

Он даже вычленил взглядом мужиков, что явно живут неподалеку, а сюда зашли просто выпить по кружечке пива. Значит, хорошо в этом тцарстве живут. Не бедно. В других местах в корчму заходят только проезжие торговцы, скотоводы, путешественники, вестники князей и правителей, за которых платит держава…

За соседним столом сидел крупный приземистый мужчина с холодным бледным лицом. Перед ним стоял небольшой медный кувшин, мужчина неспешно наливал в такой же медный кубок красноватого вина, отхлебывал мелкими глотками, глаза его цепко пробегали по собравшимся.

К Мраку подошла девушка, ее лицо было бледным, а глаза красные, заплаканные.

– Есть, – произнесла она, – пить?

Ага, сделал первую зарубку Мрак: раз в таком месте работает молоденькая женщина, то в этом городе стража бдит, ведь на постоялых дворах и в придорожных корчмах на ее месте – здоровенные парни, что и в зубы могут, и дубиной помахать, а при острой нужде и за топоры возьмутся.

Голос ее был чистый, приятный, без привычной грубоватой нотки женщин, привыкших к общению с мужчинами.

– И есть, – ответил Мрак, – и пить. Принеси, золотце, хороший кус мяса… Можешь и вина. Только хорошего. И немного.