Последняя крепость - Никитин Юрий Александрович. Страница 36

Крик возмущения разнесся по всему миру. Крайняя жестокость возмутила даже тех, кто вообще-то втайне злорадствовал, что проклятые туристы-толстосумы попались в лапы грязным арабам. Но одно дело, когда их там побили и обобрали, другое – когда вот так отрубают головы, будто в Средние века. В департаменте США с запозданием ответили, что направляют на Ближний Восток ударную группировку, которая окончательно возьмет под контроль эту взрывоопасную область и больше оттуда не уйдет.

Звякнуло, президент и директор ФБР оборвали разговор и повернулись в сторону лифта. Створки раздвинулись, вышли Олмиц, Гартвиг, Бергманс, Герц и Ваучер. Олмиц произнес с улыбкой:

– Снова этот лис пролез вперед для каких-то каверз!

– Еврей потому что, – сказал из-за его спины Ваучер. – Чего от них ждать?

Файтер пожимал всем руки, улыбался, широким жестом указывал на расставленные вокруг стола стулья. Бульдинг тоже обменивался со всеми рукопожатием и делал вид, что это он все организовал, а Олмицу еще и подмигнул заговорщицки, тот надулся и отодвинулся.

Когда все заняли места и молча смотрели на него с ожиданием, Файтер сказал деловым тоном:

– Итак, продолжаем работать над операцией «Эллинизация». Напоминаю еще раз, это не значит, что она будет осуществлена… Возможно, оказываемого давления будет достаточно, чтобы сопротивление Израиля было сломлено. Но мы должны вести себя так, словно в самом деле собираемся ввести в Израиль свои войска. И говорить так, словно это неизбежно.

В глазах Олмица увидел нечто такое, что можно истолковать как желание в самом деле ввести войска в эту проклятую страну, Гартвиг чуть улыбнулся уголками рта, только Ваучер воспрянул и посмотрел на президента с надеждой.

Малькольм Герц, начальник Управления национальной безопасности, взглянул на Файтера с вопросом в глазах.

– Господин президент, у меня напрашивающееся предложение…

Файтер кивнул поощряюще:

– Слушаем вас.

– Нужно безотлагательно подготовить и осуществить одновременную зачистку всех иудейских общин, – сказал Герц. – Не евреев, понятно, а иудеев. Ортодоксальных. Которые живут обособленно и не желают вливаться в общую семью народов.

Президент некоторое время раздумывал.

– Вы представляете, сколько понадобится сил?

– А на что у нас Национальная армия? – спросил Герц. – Все сделаем их руками, войска даже не понадобятся. Ну разве что предоставят грузовики. Гораздо важнее обеспечить лагеря для интернирования…

Президент криво усмехнулся:

– В разных лагерях труднее устраивать… несчастные случаи. А еще лучше катастрофы.

– Вы правы, господин президент, – согласился Герц почтительно. – Лучше, чтобы все произошло один раз. Во всяком случае, я абсолютно согласен с вами, что ортодоксальных евреев не должно остаться вообще. Если уж они сумели сохраниться в нашем расовом и этническом котле, то после уничтожения Израиля укрепятся еще больше в своем… в своих заблуждениях.

Мерзавец, подумал президент без особой злобы. Это ты сказал, а не я. Я тоже боюсь произносить такие слова вслух… так что это не ты со мной, а я с тобой согласен. Впрочем, когда все закончится, я, видимо, впервые даже не буду пытаться приписать всю заслугу в этой последней войне себе.

Олмиц поглядывал то на президента, то на Герца, обронил многозначительно:

– Вот уж вони будет!.. Пресса взбесится.

Рядом засопел Гартвиг, сказал злым голосом:

– Это точно. Ты помнишь неудачу с «Колумбией»?

Олмиц кивнул, потемнел, он в числе молодых, но уже достаточно высокопоставленных сотрудников в тот роковой день был допущен к запуску, гордился оказанной честью, и тем больнее был удар.

– Я несколько суток не мог спать, – ответил он угрюмо.

– Я тоже, – ответил Гартвиг. – Но хотя экипаж состоял из семи человек разных рас, наций и вероисповеданий, после просмотра всех телепередач о трагическом крушении челнока у меня начало складываться странное впечатление, что там погиб только еврей.

Бульдинг прислушивался, зло бросил:

– А разве не так? По их доктрине только евреи – люди. Так что они так и считают. Остальные – не в счет.

Ваучер горбился, вздрагивал, смотрел несчастными глазами. Воспользовавшись паузой, сказал почти жалобно:

– И все-таки я верю, что Израиль осталось дожать совсем чуть-чуть. Я сам видел, все семинары в израильских университетах, а также в институтах и технионах идут на английском языке! То есть иврит уже не в ходу. Почти узаконено, что израильский ученый проводит за границей не меньше сорока процентов своего времени, так что, господин президент, иврит скоро останется языком только грузчиков и водопроводчиков.

Файтер слушал внимательно, чуть улыбнулся, кивнул довольно, но тут же его лицо погрустнело.

– Хотелось бы, чтобы все шло так. Не люблю силовых решений! Вообще не выношу…

– Так вполне может быть, – сказал Ваучер уже осторожнее.

Файтер услышал смешок Олмица.

– Вот именно, – сказал он, – «может быть». А нам нужно, чтобы наверняка. В последнее время ставки все возрастают и возрастают. Это раньше одна страна ничего не решала. А мы подошли к такому ужасному времени, когда все может решить один человек!

Ваучер сказал быстро:

– По большому счету, Израиль вполне демократическая страна! Религия в самом деле отделена от государства. Если не слишком присматриваться, там уже «несть ни эллина, ни иудея»… ну, почти, почти! Во всяком случае, к этому стремительно идет ситуация. Вот свежее сообщение: в Центре гуманистического скотоложства Шуламит Алони совершает торжественную церемонию бракосочетания Яэли Даян с Ханан Ашрауи… Как видите, ортодоксальные евреи не имеют власти, иначе бы этот Центр скотоложства разнесли бы по кирпичику!

Госсекретарь усмехнулся:

– Я бы и сам его разнес, но ирония в том, что поддерживать секс-меньшинства приходится обеими руками, как символ демократических ценностей.

Ваучер всплеснул руками:

– Да какое кому дело, кто как получает сексуальное удовольствие? Но если это поможет разрушить твердыню Израиля, надо поддержать и гомосеков!.. Главное, что Израиль уже разваливается. Его нужно чуть-чуть подтолкнуть…

Президент покачал головой:

– Сомневаюсь. Вот взгляните на книжечку… «Созидание еврейского будущего». Нет, автора нет, это сборник статей, как написано в предисловии, «явившийся результатом беспрецедентной по составу конференции, состоявшейся в канадском городе Торонто. С одной стороны – академически мыслящие ученые: историки, философы, теологи и социологи, а с другой – руководители североамериканских еврейских общин вместе обсуждали проблемы настоящего и будущего еврейского народа в рамках общинных структур американской диаспоры… роль Государства Израиль в жизни диаспоры – вот краткий перечень вопросов, которые обсуждались на конференции».

Госсекретарь развел руками:

– Это говорит только о том, что они встревожены за будущее Израиля. Я бы на их месте еще как был бы встревожен! Особенно после того, как мы сумели именно в Иерусалиме провести международный съезд гомосексуалистов, который тщетно старались запретить местные хасиды…

Файтер поморщился:

– Да что вы про этих гомосеков, как будто это такая уж наша великая победа! Будь моя воля, я бы их всех сам бросил под танки. Я из этой конференции вынес как раз обратное: они не просто уверены, что выживут, но и стараются подчинить себе уже и всю Америку.

– Господин президент, – воскликнул госсекретарь скорее обрадованно, чем встревоженно, – да где это?

Президент отчеркнул ногтем большого пальца.

– Вот, читайте! В предисловии просто упомянуто про роль Израиля в жизни диаспор, а вот на двадцатой странице прямо говорится о захвате ключевых постов… с благой целью, разумеется! А это уже не просто вызывает раздражение.

– Да, – сказал Гартвиг с двусмысленной улыбкой, – это вызывает другое чувство.

Госсекретарь углубился в чтение, Файтер не торопил, сам чувствовал себя гадко и тревожно, однако до конца президентского срока еще два года, отсидеться и переложить решение на плечи нового президента не получится: силовики жмут, разведка бьет тревогу, еврейское лобби в сенате и конгрессе фактически уже правит страной. Последнее бы ничего, если бы оно оставалось только еврейским и не было слишком связано, как пуповиной, с израильским правительством.