Придон - Никитин Юрий Александрович. Страница 114

– Вы что мелете? Как не бог?.. Да ни один человек не сможет…

Вяземайт произнес с холодным удивлением:

– А кто говорил про человека?

Аснерд открыл и закрыл рот. Лицо побагровело, он рявкнул сердито:

– Ты кончай эти волхвячьи загадки! Говори прямо, как вот я. Если не бог и не человек…

– Вот-вот. – Вяземайт оглянулся на Придона. – Не бог и не человек. Придон, что тебе известно?

Сухой жар пронесся сквозь тело Придона. Странные и прекрасные образы ангелов вспыхнули перед внутренним взором, отблеск небесного огня пал из его глаз. Вяземайт отшатнулся, словно увидел тоже, Аснерд напрягся, зрачки его глаз сузились, с его зрением удавалось увидеть многое незримое другим, пальцы стиснули рукоять топора с такой силой, что закапала вода.

– Это из тех, – ответил Придон тихо, он сглотнул ком в горле, – кто создавал этот мир… Кто создавал землю, звезды, свет и тень, зверей и богов, кто создавал законы для людей… и кто все еще создает…

Вяземайт возразил живо:

– Он не создавал, он лишь наказал тех, кто нарушил!

Аснерд прорычал:

– Вы, двое, можете сказать ясно, что это было?

– Аснерд, – проговорил Вяземайт тихим голосом, но у Придона по спине пробежали мурашки, – а тебе надо заглядывать в ту бездну?.. Возможно, для Творца сейчас все еще шестой день? Он все еще создает мир?

Аснерд прорычал злее:

– Как это шестой? Был же и седьмой, когда он огляделся, сказал, ай как все здорово, и пошел спать?

– Да, – ответил Вяземайт с печалью в голосе, – но это для нас так… А для Творца любой день может быть седьмым, шестым, третьим или даже первым!

Утром в стане поднимались раньше обычного, хотя многие не спали всю ночь, толклись рядом с вартовыми, всматривались в темноту. Ночь ясная, звезды высыпали крупные, на мир опустилась призрачная тень, луна зависла над далекими горами, превращая их неживым светом в глыбы льда.

Артане переговаривались стылыми голосами, передергивали плечами, ссылаясь на ночной озноб. Многие видели призрачные тени на месте исчезнувшего града, другие уверяли, что там ходил огромный старик в плаще и с капюшоном на голове, а кто-то усмотрел табун коней, что вырвался из ночи, промчался по тому месту и пропал во тьме.

Еще до восхода солнца целый отряд самых нетерпеливых выметнулся из лагеря. Аснерд покряхтел, но не утерпел, взмахом подозвал оруженосца. Ему подвели коня, и он в сопровождении двух героев тоже съездил, осмотрел, а когда вернулся, даже спал с лица, глаза ввалились, а губы потемнели, будто побывали в огне.

– Зачем он это сделал? – спросил он рассерженно. – Слабые будут ждать… вместо того, чтобы вот так самим!

– Он снова сделал это, – ответил Вяземайт. – Зачем? Может, для того, чтобы напомнить нам, как надо правильно?

На том месте, где вчера высился огромный величественный город, простиралось серое поле ноздреватого шлака. Накаленный воздух струился, переливался, словно прозрачная вода, из глубоких выемок все еще не ушла краснота, но нельзя разобрать, были это умело ограненные камни крепостной стены или же простая земля, попавшая под огонь с небес.

Вяземайт сказал деловито, приподнято:

– Надо будет сообщить по войску, если кто еще не понял, что боги за нас, артан.

Аснерд возразил:

– Все и так увидели!

Придон сказал устало:

– Зачем врать? Богам такое не под силу.

– А кто же это сделал? – спросил Аснерд еще злее. – Как объяснить народу?

– Сделал тот, кто не отличает артан от куявов, – ответил Придон. – Но Вяземайт прав, пусть его волхвы сообщат, что и куявские боги за нас, артан. Так понятнее.

Он был теперь тцаром и полководцем, а не певцом, некогда докапываться, что прячется за решением огненного ангела уничтожить город куявов, повел воодушевленное войско победным маршем дальше, вглубь. С ходу разгромил еще какие-то разрозненные и наспех собранные войска. Те сдались с такой легкостью, что войско на усталых конях прошло втрое больше, чем в обычный день, и, когда остановились на ночь, он уже не думал о погибшем городе, только осталось страшное и жуткое ощущение неземной мощи да загадочно звучали слова Вяземайта, что все боги перед этой мощью не больше чем мокрицы под копытами скачущего коня, эта звездная сила есть и в людях, да только им пока не дано ею пользоваться.

Аснерд пробовал допытываться, удивив Придона своим настырным любопытством, однако Вяземайт отрезал, что он говорит только с богами. Вообще волхвы – посредники между людьми и богами, а с такими вопросами, как у Аснерда, лучше вон к нему, и указал на Придона.

– С этим мы опоздали, – ответил Аснерд с сожалением. – Придон уже не складывает песни.

– Да, – сказал и Вяземайт, в голосе волхва звучало острое сожаление. – Вход туда… к той силе ему уже закрыт.

– Не закрыт, – возразил Аснерд, – просто Придону некогда голову поднять к небу!

– Вот-вот, – согласился Вяземайт с грустью, – к небу…

Придон ответил невпопад:

– Моя звезда сейчас на земле. И я ее отыщу!

Они шли по равнине, широкой и бескрайней, почти Артания, но только раздражающе часто землю приподнимали пологие холмы. И хотя холмы невысокие, заросшие травой, на вершинах которых обычно пасутся козы, артане нервничали, ярились, ибо холмы загораживают горизонт, а для артанина не видеть горизонт – как будто поймать плевок в глаза.

Реки становились все более шумными, быстрыми. Привычные пологие берега с обеих сторон сменились крутыми. Приходилось сперва искать брод, а потом долго высматривать, как выбраться на противоположный берег, если там отвесная стена в три-четыре человеческих роста. И все чаще такая стена уже не просто из земли, пусть даже глинистой, а из камня.

Только деревья оставались привычными, все те же дубовые рощи, светлые пятна березняка, строгие, как копьеносцы в строю, сосны. Несколько раз с неба обрушивался короткий дождь, в то время как небо блистало синевой, воины запрокидывали головы и ловили открытыми ртами золотые капли, дар богов. Вершины далеких гор манили белизной, артане не могли поверить, что это снег, к тому же так близко к жаркому солнцу, почему не тает, а ночами лунный свет превращал вершины в волшебные зубы исполинского дракона, блестящие и сверкающие. Все посматривали на них со священным трепетом, разговаривали шепотом, словно страшась пробудить чудовище.

Когда Придон ехал во главе войска, пустив впереди малые конные отряды, он каждый раз видел одну и ту же картину: поля вытоптаны, сады вырублены, а на месте домов темнеют почерневшие стены. Куявы в большинстве строят дома из камня, и потому стены уцелевали почти везде. Придон всюду видел зияющие пустотой окна и чернеющие дыры на месте дверей, похожие на раскрытые в безмолвном крике рты.

Конь осторожно ступал между домами. Совсем недавно вот здесь была улица, но сюда выбрасывали из окон всю мебель, сюда вытаскивали за волосы женщин и насиловали, наслаждаясь их криками и мольбами о милости, здесь рубили их мужей, жгли костры, и теперь проще проехать через бывшие сады и огороды, чем по такой улице.

На каждом дереве распяты мужчины, подростки. Связанные женщины лежат у подножия. Кто-то из них уже умер, некоторые – давно. Надо уводить отсюда людей, скоро здесь от трупного смрада нельзя будет дышать, начнутся болезни. Пусть дохнут люди князя Годлава, что притащились за Ральсвиком, прочие союзники и взбунтовавшаяся против хозяев чернь…