Придон - Никитин Юрий Александрович. Страница 120

Большинство беспечно спали прямо на земле, немногие сидели на корточках перед огнем, лица казались выкованными из красной меди, слышались смешки, хохот. Настроение приподнятое в ожидании завтрашнего боя, бешеной скачки по чужой земле, когда можно метать стрелы в разбегающихся врагов, бросать горящие факелы в окна домов, догонять и хватать за волосы чужих женщин.

От многих костров неслись песни, Аснерд нахмурился, песни не боевые, не походные, а все о бабах, о чужих женах. Только в одном месте запели о конях, чистые и сильные голоса, от двух соседних костров песню подхватили, и в ночи словно в самом деле пронеслись призрачные кони: быстрые и прекрасные. Самые лучшие существа в мире, а после них самые лучшие – женщины, самое достойное на свете занятие для мужчины – война, а после него – скачки и удалые игрища, где победитель вышибает противника из седла и получает все: награды, женщин, а побежденный кувыркается в пыли, захватывая полные пригоршни земли, и клянется в следующий раз быть сильнее, крепче, умелее…

Чем дальше проезжали по лагерю, тем гуще дым и чад. Многие коротали ночь, поджаривая на углях мясо, даже корочки хлеба. Ветер подул с юга, оттуда несло крепким конским потом, там под охраной пасутся тысячи коней Меклена, он, как обычно, бережет овес и выпускает коней своих головорезов на подножный корм.

По небу непривычно быстро двигались черные, как преступление, тучи. Луна то исчезала, словно это и не тучи, а двигающиеся горы, то выплывала яркая, как ночное солнце, землю сразу заливал беспощадный холодный свет, призрачный и тревожный.

Воинский стан раскинулся широкой дугой, ближе всех в сторону крепости выдвинулись люди Щецина, отважные и веселые, что всегда шли в бой с песней о своем Гильгаме, герое-прародителе, отважном полубоге, что умел и сражаться, и брюхатить чужих жен, что вызывало особенный восторг у молодых воинов. За кланом Щецина расположились суровые и молчаливые воины Норника, эти степеннее, даже совсем молодые воины выглядят мудрыми мужами, а сражаются без горячности, словно и не артане, но с той стойкой отвагой, что им всегда поражались полководцы: люди Норника всегда умеют драться с сильным противником так, что в своих рядах почти не допускают потерь, а в рядах врага словно пирует пробужденная их руками смерть.

Ядром этого войска стали, понятно, воины клана Белозерца, самые многочисленные, рослые, прекрасно вооруженные, закаленные во множестве битв, сражений, набегов и походов. У них даже кони крупнее, все укрыты одинаковыми красными попонами, так они отличали издали один другого в бою, и хотя их оружие и доспехи проще, чем у людей Норника, зато легче переносят тяготы дальних походов без еды и отдыха, не обращают внимания на холод и зной, а презрение к смерти и жажда воинских подвигов удивляли даже привыкших ко всему ветеранов.

Вяземайт задумчиво смотрел на стан. Внезапно тень омрачила его высокое чело, глаза затуманились.

– Тулей, – сказал он невесело, – Тулей собрал войско и сам ведет в бой. Боюсь, что все остальные битвы, что мы дали, покажутся детскими шалостями…

Аснерд проворчал:

– Я что-то не замечал за Тулеем особых способностей. Насчет вина или баб – да, но как полководец… гм…

– Дело в другом, – обронил Вяземайт. – Раньше полководец мог на что-то сослаться, а теперь с ними сам Тулей. Который все видит, всех оценивает. И каждый будет из кожи лезть, чтобы его заметили, дали пряник.

Он зябко повел плечами. Серебряные волосы мертво блестели в лунном свете, лицо казалось постаревшим, изможденным.

– Что-то тревожит? – спросил Аснерд.

– Да, – ответил Вяземайт невесело. – Какую огромную силу мы привели с собой!.. Костры не сосчитать. Десятки тысяч молодых и сильных героев… Сейчас они живы, но к вечеру, если подойдет Тулей, останется едва ли половина. А то и треть.

Аснерд прогудел красиво и могуче:

– Ручьи крови побегут по земле, реки станут красными на десятки конных переходов… Но что тебя печалит? Мы – победим!

– Победим, – согласился Вяземайт печально. – Просто… жаль. Они все такие молодые, сильные, здоровые!

Аснерд окинул взглядом огромный стан. Насколько захватывал взор, всюду костры, костры, костры. Казалось, тянутся и за край земли. А возле каждого костра по семь-восемь человек.

– А если бы не было этой битвы? – спросил он. – Если бы вообще не было войн? Все равно через сто лет от всего этого громадного войска не осталось бы ни одного человека в живых!.. Так не лучше ли погибать вот так, красиво, на скаку, со вскинутым топором в руке, весело?

Вяземайт снова зябко передернул плечами. Взор его потух, он сказал осевшим голосом:

– Да-да, ты прав. Это я так…. Старею, видать. Ладно, ты в самом деле уверен, что мы победим?

– Конечно, – ответил Аснерд весело.

Вяземайт покачал головой.

– Мне врать не надо. Я и так не дрогну. Сегодня победа, завтра может быть поражение. Аснерд, никогда еще мы не вторгались так глубоко в Куявию. Славу и честь мы и так завоевали. Подумать только, захватили саму Куябу!

– Ты сам это предрекал, – напомнил Аснерд.

– Предрекал, – согласился Вяземайт. Он снова вздрогнул. – Но одно дело предрекать, другое – увидеть своими глазами. Неслыханное дело: мы разгромили Куявию, разгромили! Захватили все города и села. Пара оставшихся крепостей – не в счет, сами сдадутся. Эти вот откроют ворота сразу, если разгромим войско Тулея… Но мне все равно страшно!

– Почему?

Вяземайт покачал головой.

– Куявия слишком огромна, обильна и тяжела, чтобы ее вот так опрокинуть одним прыжком артанского коня. Меня тревожит войско, что собрал Тулей. Пусть даже он не великий полководец, но под его рукой не столько куявы, сколько вантийцы, славы, наемники из дальних стран…

Аснерд прорычал:

– Дай срок, доберемся и до тех стран! Ишь, посмели… Всяк должен опускать взор, заслышав стук копыт наших коней.

Высоко в небе, на миг закрыв луну, проплыл дракон. Широко растопыренные крылья в лунном свете показались сотканными из грязного тумана, но сам дракон был темен и страшен. Он сделал широкий полукруг и пошел над артанским войском. Аснерд рассмотрел на загривке наездника. Он свесил голову и внимательно всматривался в воинский стан.

Артане вскакивали от костров, натягивали луки. Аснерд сказал резко:

– Не стрелять!.. Где Меривой, Франк?

Послышался топот ног. Дракон зашел на третий круг и, осмелев, несся уже почти над головами. Вяземайт сумел рассмотреть в раскрывающейся пасти белые клыки, красное жерло, откуда полыхнет огонь…

Из шатра выбежали сонные Меривой и Франк. Луки уже в руках, натянули быстро, им подали стрелы. Вяземайт изготовился к удару, но ждал, как и Аснерд, смотрел на чудовищно могучие плечи сыновей воеводы, на толстые руки, что взялись за тетивы. Дракон снова шел над воинским станом, уже не по краешку, а над серединой, высматривая шатры полководцев.

– Если у них не выйдет… – начал Аснерд.

Вяземайт перебил:

– Да готов я, готов!.. Смотри на детей!

Меривой отпустил стрелу первым, Франк чуть помедлил, его стрела ударила в грудь дракона, в то время как Меривой попал в голову. Дракон пролетел еще почти половину стана, крылья затрепыхались неровно, дико, он закричал пронзительно, страшно, как кричало бы горящее дерево. Его занесло боком, ударился о землю, грузное тело подбросило, перевернуло через голову. Послышался треск крыльев, костей, панциря.

От костров разбегались люди, но почти все сразу же с топорами в руках бросились к поверженному дракону.

Вяземайт выдохнул:

– Ну, видишь, какие у тебя ребята?

Аснерд взглянул на огромную тушу, на нее лезли с топорами, блестели лезвия, слышался сухой стук по костяным плитам, сказал ворчливо:

– Для тебя что муху прихлопнуть горящей головешкой, да? Один пепел остается… Эй там! Наездника, если жив, ко мне, а из дракона можете вырубить печень…

– Первый шип из гребня мне, – предупредил Вяземайт.

– Что, тоже поджаришь?

– Дурень, тебе бы только жрать!… Кто выпьет растертый порошок из первого шипа, тот будет зреть, как дракон. Аснерд разочарованно отмахнулся: