Придон - Никитин Юрий Александрович. Страница 32
– Придон, а ведь мы уже тряхнули проклятую Куявию! И это только начало.
– Иначе не стоило бы и начинать, – ответил Придон жестко.
Слева раздался потрясенный вскрик. Придон резко обернулся, молодой воин дрожащей рукой указывал на далекий город – красочный, весь из белого камня, радостно сверкающий на солнце, как будто приподнятый над землей, город богатых и счастливых людей, радостных и довольных…
Город ярко и четко выступал из предутреннего тумана, солнце блистало на высоких куполах, дробилось в резких переходах стен дворцов и крепостных стен.
– Что… это? – спросил он почему-то шепотом.
Взгляд Вяземайта был суров, лицо стало жестоким и непреклонным, а посадка в седле тверже и увереннее.
– Ирам, – ответил он с отвращением.
Придон спросил непонимающе:
– Но… что с ним?..
Блистающий великолепием город приподнялся еще выше, под ним был туман, он вырастал из тумана и одновременно приподнимался вместе с ним.
– Город порока, – ответил Вяземайт. – Город, где люди возгордились… но не нашей гордостью артан, а низменной, отделив от себя остальные, менее удачно расположенные города, которым доставалось и набегов, и пожаров, засух и бескормиц. В Ираме горожане вели настолько распутную и мерзкую жизнь, что Творец разгневался, а гнев Творца всегда страшен… На землю сошел один из его посланцев с мечом… ну, ты знаешь, что это за меч, и уничтожил этот город вместе с его жителями. Но в назидание образ нечестивого града остался витать вот так, дабы предостеречь… Понял?
Придон проводил долгим взглядом уплывающий вдаль призрачный город.
– Да… Но все равно жаль… Красивый.
– Красота бывает обманчива, – буркнул Вяземайт. Он взглянул коротко, отвел глаза в сторону. – А пока поймешь, что ошибался, жизнь уже кончится. Потому мы сразу должны выбирать прямую дорогу артанина!
Его раздражало обилие обозов, но Аснерд постоянно твердил, что для большой войны мало стремительной конной армии, это ж не в набеге, и Придон смирялся, только сам с десятком героев выезжал далеко вперед, ввязывался в стычки, но это не остужало жар в крови и не утоляло ненасытный голод по Итании.
Рано утром он выехал, по обыкновению, впереди войска, возглас довольного Аснерда заставил оглянуться. Воинский стан снимался с мест, всадники лихо гарцевали, стягивались под значки своего отряда. Огромное поле, где ночью цвели огненные цветы костров, на короткое время показалось выжженной степью, а затем, когда развернули стяги, поле преобразилось, покрылось совсем другими цветами: утренними, чистыми, радостными.
Всадники стягивались в тугие компактные отряды по родам, роды группировались по племенам, везде реяли стяги с изображениями зверей, птиц, хищных рыб и даже могучих деревьев. Первой двинулась тысяча резвого Норника, его легкие, но хорошо вооруженные конники резво понеслись плотной массой, над ними реяли стяги, значки, сами всадники блестели под солнцем здоровой, обцелованной солнцем кожей, вздымали к небу топоры и от избытка силы швыряли их вверх, ловили на скаку.
Тысячи Волина и Щецина двинулись, чуть поотстав, справа и слева от Норника. Они отличались только цветом стягов да конских попон, но все поле покрылось этими дивными цветами, мир стал цветным и радостным. За ними, отделенные небольшим интервалом, шли десять тысяч Краснотала, ударный отряд, вооруженный до зубов, составленный из рослых и уже побывавших не меньше чем в трех сражениях опытных бойцов. Они выступали под стягом летящего орла на красном полотнище, навершие шеста было увенчано сложной пирамидой из знаков и отличий всех кланов и родов, входящих в войско.
Они шли, разрушая дома в брошенных селах, где летучие отряды передового войска уже успели порубить всех, чтобы никто не успел подать весть противнику.
На третий день после странной и непонятной победы над ополчением Долонца на горизонте засверкали высокие золотые крыши града. День на редкость чистый, небо синее, солнце высвечивало все до мельчайших деталей, все увидели этот золотой блеск, в рядах грянули победные кличи.
Вяземайт выехал вперед, все видели, как он соскочил с коня и распростерся на земле. Он поцеловал ее трижды, встал на колени и, раскинув широко руки, объявил:
– Великие боги!.. Я приветствую вас на этой древней нашей земле, с которой нас в старые времена, преступно воспользовавшись нашей временной слабостью, изгнали проклятые и подлые куявы!.. Но теперь… мы вернулись!
По движению руки Придона вперед выехали запевалы, трубачи. Часто и громко загрохотали бубны, затрещало, засвистело, загрохотало, а запевалы грянули песню. Все войско подхватило в едином порыве.
Придон чувствовал, как волосы поднимаются по всему телу. Кожа пошла пупырышками. Ощущение было таким, словно он стоял перед огромным и всесильным богом и тот говорил с ним… Нет, это он сам стал богом, могучим и всесильным…
От песни сотрясалась земля, сжимался воздух и трепетало небо. Войско двигалось, как наступающее море, Придон смотрел на их просветленные лица и понимал, что и он сейчас такой же, преображенный песней… Сейчас это даже не войско, это движется один человек, огромный, из десятков тысяч тел, с десятками тысяч голов… нет, это вообще одно существо с одним-единственным сердцем на всех и одной душой!
На безопасном расстоянии от ворот остановился гонец, протрубил в рог. С ворот прокричали:
– Говори, артанин!.. Слушаем.
Гонец прокричал сильным зычным голосом, стараясь, чтобы услышало как можно больше народу и передали другим:
– Великий тцар Артании Придон требует сдачи города! Если откроете врата, город и его жители будут пощажены. От вас потребуется только сто телег с зерном для наших коней.
С ворот глумливо закричали:
– Пусть ваш Придон перецелует наших ослов в зад, тогда посмотрим. Может быть, и откроем ворота… га-га-га! А может – и нет…
Гонец крикнул:
– Вы все слышали? Вы слышали, что сказал этот человек от имени города?
Прежний голос рявкнул:
– Дурак, я тебе не просто человек! Я – Бельмир, наместник всего этого края. Ты еще не знаешь, с кем имеешь дело, дурак.
Гонец крикнул:
– А ты не знаешь, с кем имеешь дело ты. Но – узнаешь.
Он торопливо повернул коня, ибо со стен в его сторону уже полетели стрелы.
В городе отыскались колдуны, что пробовали напускать туман, среди бела дня создавали ночь. Устрашенные артане оказывались под звездным небом, отовсюду дули холодные ветры. Волхвы артан были наготове, сразу же появлялись огневушки, огневики и даже огневолоты, рассеивали туман, ночь превращали в день и даже огненным валом обрушивались в стены и ворота, пугая защитников.
Огромная армия артан, как и предполагал наместник, обтекла город с обеих сторон и устремилась дальше. Но, чего он не ожидал, часть войска осталась. И с этой частью остался многочисленный обоз с множеством катапульт, баллист, стенобитных орудий.
Два дня катапульты швыряли через стену раскаленные камни, горшки с горящей смолой. Город охватили пожары, а когда стенобитные машины подступили к стенам, обезумевшая толпа горожан смяла стражу и распахнула ворота. Артане ворвались, как колонна хищных муравьев, что спешат разграбить захваченное гнездо.
Придон двигался во главе наступающих войск, но, когда догнало известие, что город взят, он с двумя десятками телохранителей на самых быстрых конях вернулся, это же первый куявский город, что он взял, это вообще чуть ли не единственный город, что захватили артане, ведь раньше не связывались с трусами, что прячутся за высокими стенами.
Рядом на вороном коне мчался Олекса, суровый, собранный, глаза счастливо блестели. На Придона посматривал с обожанием, ведь Куявия потрясена таким ударом, а это ей и за гибель Тура… ну и что, если там были дивы, все равно проклятые куявы стоят за всем злом на белом свете! Убей куява – уменьши зло в мире.
– Что будешь делать? – прокричал он на скаку.
– Наместника – распять на воротах, – ответил Придон злобно. – Остальных… пусть живут. Запомнят и другим скажут, что они болтали дурными языками.