Придон - Никитин Юрий Александрович. Страница 49

Глава 20

Рано утром, когда еще туман окутывал окрестности, Вишневич вышел из шатра и зябко повел плечами. Воины у костров сгрудились молчаливые, многие еще спали, положив под головы щиты.

Он в сопровождении военачальников выехал на кромку поля, разделяющего войска. Далеко-далеко из тумана выдвигались, словно их выдавливало, коричневые кони и такие же коричневые всадники. От ночной влаги обнаженные до пояса тела блестели, как рыбья чешуя, все казались нечеловеками, молчаливые и хмурые. Из-за того, что дальше клубится плотный сизый, как перегретый дым, туман, их ряды казались бесконечными.

– Спешат, – послышался за его спиной горький голос. – Вчерашняя битва осталась за ними.

– Вчерашняя еще не окончена, – ответил Вишневич раздраженно. – Ночь и усталость прервали бой.

– Но их больше, – сказал военачальник осторожно. – Потому они уже торжествуют победу.

– Бой еще не окончен, – упрямо сказал Вишневич.

С поля катил в их сторону тяжелый гул множества людей, запахи человеческого и конского пота. Туман под лучами солнца исчезал быстро, проступили громадные фигуры всадников на великанских конях. Все новые конные отряды выезжали на поле, пыль поднималась медленно, синее небо темнело и темнело, пока желтые лучи солнца не стали от пыли багровыми.

Вишневич с тяжелым сердцем смотрел, как неторопливо и грозно выдвигается чудовищная рать артан на бескрайнее поле. Войско самого Придона выглядит как сотня могучих львов перед несметным стадом баранов, заполнившим всю долину. Тяжелый гул катился со стороны вражеского войска, но пока не слышно боевых труб, стука барабанов – опытное ухо ловит скрипы и скрежет, с каким по железу водят точильным камнем, он слышал даже, как тысячи воинов вот сейчас надели шлемы и взяли в руки щиты, всякое движение сопровождается своим звуком, что многое говорит опытному уху ветерана.

И все-таки войско артан, он чувствовал, тоже измотано и понесло огромные потери. Эту ночь они перестраивались, выставляли вперед свежие войска, а уцелевших ветеранов отправили подальше от лагеря, чтобы своими рассказами о беспримерной ярости и отваге куявов не заронили страх в сердца артан.

– Надеюсь, – прошептал он, – что получится именно так. Именно стойкость и отвага куявов…

С высоты седла пытался окинуть единым взором войско врага и не мог увидеть края. Туман постепенно рассеялся, воздух чистый и резкий, в глазах блеск от тысяч и тысяч доспехов, словно перед ним груда рыбы, что расползлась от моря и до моря, от гор и до края земли.

Острые глаза выхватили на левом краю войска знамя Волога, отважного и умелого воителя, за ним около сотни молодых богатырей, а дальше все их войско. На правом фланге выделяется свирепостью доспехов и облика Канивец, герой прошлых войн. За ним с полсотни ветеранов, осторожный и предусмотрительный Канивец предпочитает держать поближе к себе тех, кто уже доказал свою отвагу в прошлых битвах.

– Придон ударит в центр, – сказал он. – Здесь надо собрать всех сильнейших богатырей. Как бы он ни был силен, но увязнет… Что-то не видно Аснерда, этот особенно опасен… Пусть Ряска проследит за ним. Где, кстати, Ряска? Почему не вижу?

Емшан подъехал ближе. Глаза были виноватые, сказал мрачно, тихим голосом, чтобы не услышали другие:

– Он взял свою личную сотню и помчался за обозом.

Вишневич напрягся, быстро посмотрел по сторонам. Военачальники отводили взгляды.

– Мерзавец, – произнес наконец Вишневич. – Он там с сотней ничего не сможет… и здесь ослабил войско. Хорошо, бери Далича и вдвоем остановите Аснерда, как только тот…

Он остановился, заметив, как дрогнуло лицо Емшана.

– Что еще?

– Далич тоже поспешил с Ряской.

Вишневич задержал дыхание. В глазах потемнело от гнева и предчувствия поражения. Уже совсем тихим голосом спросил:

– Кто еще? – Только Ряска и Далич, – ответил Емшан торопливо. – У Далича в обозе вся семья, дети, все сокровища. Он ими нагрузил сорок подвод.

– Сколько взяли с собой?

– Ряска, как я уже сказал, личную сотню, все свое войско оставил здесь… Простите, он передал его под управление мне, а вот Далич…

– Ну-ну, говори. Теперь уже ничего не изменишь.

– Далич взял с собой тысячу панцирной конницы.

Со стороны половины поля артан послышались резкие звуки боевых рогов, зазвучали большие боевые бубны. Артане запели походную песню, тысячи могучих мужских голосов звучали красиво и торжественно. Вишневич ощутил, как всего осыпало морозом, а тело ослабело. Эту песню написал, как говорят, Придон, а в ней так подобраны слова, что одних делают втрое сильнее, а других ввергают в пыль, прах…

– К бою! – прокричал он. – Решается судьба Куявии!

И снова перед железной стеной куявов вырос вал из трупов, словно куявы принимали жертвы в честь бога войны. Озверевшие артане подхватывали мертвые тела и швыряли на выставленные копья, тем самым пригибая к земле.

Бой длился почти до полудня, наконец артане раскололи главный полк и погнали обе половинки, убивая скачущих в спины. Вишневич сумел удержать ближайшую тысячу, это были самые закаленные в прошлых битвах воины. Прекрасно вооруженные, храбрые, они дрались мужественно и хладнокровно. С артанами уже сталкивались и понимали, что бегство – неминуемая гибель, артанские кони намного быстрее, догонят всех и каждого, а удар в спину ненамного лучше смертельного удара в грудь…

Да и сами артане совершили ошибку, окружив тысячу Вишневича плотным кольцом. И захотели бы куявы броситься в бегство, артане заставляли сражаться. Куявы, сомкнувшись щитами, умело и мужественно отражали атаки, вокруг их железного отряда постепенно поднимался новый вал трупов, кольцо сжималось, наконец эту группу заметил Придон, повернул коня и с разгона врезался в плотный строй врага.

Пыль поднялась сухая и ядовитая, потные лица превратились в жуткие маски. Слышались хрип, лязг, короткие стоны, треск щитов, звонкие удары железа по железу. Раненые падали с коней, но и там, на земле, продолжали драться, обломками мечей и ножей, схватывались врукопашную, били друг друга кулаками, душили, коням снизу вспарывали животы.

Придон рубился остервенело, его руки без устали наносили удары, и после каждого рассеченное тело падало с коня, в воздух взлетали отсеченные руки, головы, а он продвигался еще на шаг, еще, а с другой стороны доносился могучий рев Аснерда, тот прорубывался навстречу.

Как волны в прилив заливают остров, так и от отборной тысячи осталась верхушка, где Вишневич сам размахивал мечом, наносил удары и принимал на щит, на доспехи, уже погнутые, на треснутый шлем. Около двух десятков воинов окружили, закрывая телами, никто не пытался вырваться из окружения, не просил пощады, дрались молча, умирали молча.

Придон страшными ударами разметал защиту, бешеные глаза отыскали Вишневича. Тот дрожащими от усталости руками вскинул меч.

– Сдавайся! – крикнул Придон. – И будешь пощажен!

– Знаю я ваши пощады, – прохрипел Вишневич. Он замахнулся мечом. – Иди к Ящеру…

Придон ударил обухом топора, Вишневич свалился с коня как подкошенный.

Оставшихся добили быстро и жестоко. Придон огляделся с седла. Повсюду артанские отряды преследуют бегущих, убивают, убивают, убивают. Если в самой битве пала треть куявов, то в бегстве будут уничтожены все. Почти никому не удается уйти, но все же бегут, бегут, подлые и трусливые души…

Но здесь, где пала эта тысяча куявов, вокруг них вал из трупов артанских воинов, да и дальше, когда все время стягивали петлю, каждый шаг был залит артанской кровью. Трупы истоптаны копытами, павших не узнать, все до половины погрузились в кровь, что тяжелыми красными волнами заливает все вокруг, струится вязкими ручейками.

Земля пропиталась кровью, чавкает под копытами, запах тяжелый, гнетущий, едкий. Придон обвел грозными очами место схватки, прорычал:

– Видишь, злобный волк, сколько крови пролито по твоей вине?