Придон - Никитин Юрий Александрович. Страница 81

– Нам понятно, что эти трусы не понимают красоты схватки грудь в грудь, когда звенит сталь и льется горячая кровь… Но куявы хитры, хитры! Никогда бы не предложили такое, если бы не были уверены вот так прямо целиком и полностью, что будет их верх.

Придон молчал, не поворачивался, чтобы не умолкли, ожидая, когда заговорит он, молодой тцар и вождь всего похода. На карту поставлено слишком многое, страшно промахнуться. Но в то же время артанам брошен вызов, не принять – уже пятно на чести.

В шатер иногда заглядывали Крок и Франк, оруженосцы заносили кувшины с охлажденной жги-травой, настоем горицвета и плакун-травы.

Щецин сказал раздраженно:

– Я вообще не знаю, стоит ли принимать это… ну, отряд на отряд?

Аснерд сразу набычился, пробурчал густым раскатистым басом:

– А что плохого?

– Да все плохо! – взорвался Щецин. – Куявы – не артане. У нас – страна, где лучшие из героев. У куявов таких нет, зато могут нацепить доспехи на просто крепких мужчин и выучить их так, что будут драться сильнее наших! Тихо-тихо, вы сами видели в недавних битвах, когда их отряды в сотню человек сдерживали натиск наших тысяч!..

Военачальники помрачнели. Да, среди куявов героев нет, но противно само напоминание, что их тяжеловооруженная конница сильнее артанской и тяжеловооруженные ратники – сильнее артанских. К счастью, куявы не могут все огромное войско одеть в дорогие доспехи и выучить драться, чтобы двигались как один человек. Остальные куявские войска – хорошо вооруженная толпа, стадо, что легко рассыпается под хищными топорами артанских удальцов.

– Они могут набрать сотню таких, – добавил Щецин мрачно, – что наша сотня не устоит. Не хочется признавать, но это так.

Меклен возразил горячо:

– Хочешь сказать, что деремся хуже?

Щецин поморщился, проигнорировал горячего дурака, сказал, обращаясь к Придону:

– А если сократить сотню до десятка?

Придон буркнул нехотя:

– Можно попытаться.

Он отвернулся, смотрел на далекие белые стены. Меклен спросил задиристо в спину:

– А что это даст?

Придон не ответил, другие тоже проигнорировали, Вяземайт сказал со своего места:

– Десяток, конечно, набрать легче… Из старых бойцов, что знают цену схватки в строю.

– И которые умеют в строю драться, – сказал Аснерд, а затем добавил неожиданно: – Но таких у нас, скажем честно, нет. У нас всегда в цене герои, а герои, понятно, каждый норовит показать себя, красавца. При героях разве что оруженосец, что заносит хвост на поворотах да снимает золотые кольца с убитых. Если наших загнать в строй, все равно каждый полезет вперед, чтобы покрасоваться, он храбрый, смотрите на меня, девки!.. Ну пусть не девки, а Меклен!

Меклен сказал обиженно:

– При чем здесь Меклен? При чем Меклен? Почему как где что, так всегда Меклен?

Аснерд отмахнулся:

– Да это я так, к примеру. Ты очень такой, примерный, понял? По тебе примерять хорошо. Я говорю о дурнях, что любят покрасоваться, все равно – тьфу!

Меклен сказал еще обиженнее:

– Почему плюешься? Скажите ему, пусть не плюется.

Вяземайт сказал строго:

– Аснерд, не плюйся. Это же и есть артанскость, насчет покрасоваться мужеством, а ты так непочтительно…

Аснерд огрызнулся:

– Для схватки отряд на отряд нужна больше куявскость. Так что, соглашаемся?

Придон оглядел всех исподлобья. Здесь сильнейшие, но кого бы он ни взял, не меньше половины погибнет. А их и так становится все меньше и меньше, верных и преданных, сильных и красивых, отважных и веселых…

– Нет, – отрезал он. Оглядел снова, прорычал: – Почему должны принимать условия куявов?

– Они предложили сто на сто, – напомнил Вяземайт. – Это уже мы прикидываем…

– А если так и задумали? – возразил Придон. – Что поторгуемся и сойдемся на десяти? Этот торговый народ заранее все просчитывает!.. Мы что, окуявливаемся? Начинаем жить по их законам? Да лучше с утеса вниз головой! Нет, мы отвергаем их хитрости!.. Если хотят поединка, то мы изволим выставить своего бойца.

Аснерд сказал мечтательно:

– Двобой… это хорошо.

– Да, – сказал Меклен торопливо, – стать на герць – это по-артански! Я надеюсь, выставите меня? Я лучший в схватке на длинных мечах, один из лучших в кулачном бою…

На него даже не посмотрели, Меклен покрылся пятнами от злости. Военачальники осторожно поглядывали друг на друга, Аснерд хитро улыбался. Он хорошо знал, кто во всем войске сильнейший.

….Всадник остановился перед воткнутым в землю копьем с красной тряпицей, он чувствовал на себе сотни, если не тысячи, пар глаз, устремленных как из воинского стана, так и со стен Куябы, неспешно поднес к губам боевой рог, Придон невольно подумал, что Аснерд прав: артанам только дай покрасоваться с оружием на лихих конях.

Чистый пронзительный звук прорезал воздух, на миг остановились облака, перестала колыхаться трава под стенами города, застыли птицы в небе.

– Артане принимают вызов! – прокричал Меклен, это он отобрал рог у глашатая и красиво гарцевал на краю смерти, бесстрашно заезжая за опасную черту. – Но бой будет по артанским правилам!.. Без пощады, насмерть и… один на один! Если у вас отыщутся герои, пусть выходят.

Он еще раз протрубил, перебросил рог за спину, конь красиво поднялся на дыбы, огромный и прекрасный зверь, помолотил копытами воздух, на задних ногах попятился, развернулся и, опустившись на все четыре, красиво понесся к артанскому стану.

Ворота распахнулись, под звуки труб и грохот бубнов вышел воин огромного роста, похожий на литую статую из железа. Придону почудилось, что земля вздрагивает под его тяжелой поступью. По спине пробежал холодок страха, мышцы дрогнули, каким-то образом ощутив, что противник сильнее, крупнее.

Воин остановился, широкая ладонь слегка ударила по бедру, где висел куявский меч, послышался звон железа. Сам воин выпрямился, надменный и гордый, голос прогремел, как раскаты близкого грома:

– Я, Дунай, сын Султана Каменный Кулак, воин из рода Фаона, прибыл, чтобы защитить честь города. Я вручаю себя не в руки богов Куявии, а в руки всевидящего Рода, общего бога всех богов, людей и тварей, дабы он отдал победу тому, кто прав!.. А правда сейчас на стороне Куявии. Так кто же осмелится выступить против воли самого Рода?

Военачальники помалкивали, ибо те убийства и разорение, что они принесли в Куявию, могут рассердить Рода, если уже не рассердили. Род породил мир, дабы тот цвел, а они прошлись по нему с огнем и мечом, оставляя за собой пепелища…

Придон стиснул зубы, череп сверлила мысль, что куявы все-таки провели, добились своего, именно этого и добивались. Один на один, слишком быстро вышел этот Дунай, уже стоял, облаченный в доспехи, готовый к смертельному бою. Именно на условиях, которые предложили артане, полагая, что предложили их именно они.

Военачальники расступились, Придон пустил коня вперед, остановился за несколько шагов. Дунай, даже пеший, почти вровень с ним, конным.

– Дунай, – сказал Придон негромко, но так, чтобы Дунай услышал. – Дунай… ты будешь драться? Из-под шлема голос прозвучал глухо, сдавленно, но звучали в нем спокойствие и сила:

– А что тебя удивляет?

– Мы слышали, как с тобой поступил Тулей. Это… просто подло! Ты даже не можешь назвать себя бером, у тебя отняли все: земли, богатства, людей, честь, имя… И после всего этого ты будешь драться?

Глаза в прорези блеснули багровыми огоньками. Голос из-под железа прогудел густой, суровый, словно Дунай всю жизнь служил на кордоне, а не протирал задницу при дворце:

– Не понимаешь, артанин… Я буду драться не за Тулея. Даже не за Куявию… она свое слово еще скажет. Я буду драться потому…

Он запнулся. Придон медленно наклонил голову.

– Я понимаю тебя, Дунай. Можешь не искать слова, я понимаю. Объяснить не могу, но понимаю. Мы приняли вызов. Сейчас наши назовут бойца, что будет сражаться с тобой за город Куябу.

Сзади послышался конский топот, с Придоном поравнялся, резко осадив коня, рослый воин. Он заговорил хриплым от бешенства голосом: