Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович. Страница 55

Мир качнулся под ногами. Олег ощутил боль в груди, прямо из сердца вырвалось отчаянное:

– И даже ты… даже ты спихиваешь меня куда-то кому-то! Никто не хочет, все только перебрасывают меня один другому. У меня уже в голове все смешалось, все ваши гнусные рожи… э-э… прекрасные лица путаю!

Ковакко на миг опустился в грязную воду, а когда его мокрая голова поднялась на поверхность, на лысину прилипли мелкие листочки ряски, к ней прижался брюхом крохотный лягушонок.

– Ты даже не зришь своего везения, – пробулькал болотный колдун с отвращением в голосе. – Тебя не остановили!.. Дали пройти так далеко!.. А ты ждал, что принесут на печь? Или что сразу же за порогом счастье и справедливость? Ты прошел от одного к другому… как тебе зрится, зазря, но каждый что-то дал… даже сам того не желая!.. Вернее, ты сам взял, если не полнейший пень, каких в лесу… да и среди людей хватает. Если не хочешь… смотри, была бы честь предложена.

Сапоги Олега погрузились уже почти до колен. Болотная жижа медленно поднялась до краев голенищ, застыла, вздуваясь валом, как вокруг городища, Ковакко шелохнулся, может быть, нарочито, и мерзкая теплая грязь хлынула в сапоги.

Глава 31

– Благодарю за честь, – сказал Олег. – Я уже вижу, что не всякую дверь откроешь, а откроешь, то либо по рогам получишь, либо кукиш поднесут… Но ломиться в двери надо. Иначе уж точно ничего не получишь. Как добраться к этому великому мудрецу и учителю?

Говорил он вроде бы правильно, но в голосе звучало такое глубокое разочарование, что Ковакко только сочувствующе булькал, разводил по воде короткими сильными руками. Между пальцами тонкая пленка отсвечивала оранжевым.

– Я помогу, – сказал он наконец. – Хотя это и против моих правил. Но Сосику – настоящий мудрец. И уж он-то учить не откажется. Это точно.

Олег, который уже то обжигался, то падал голым в снег, то стукался головой о все деревья, спросил недоверчиво:

– А все остальные? Они себя называют самыми что ни есть настоящими.

Ковакко нырнул, под водой протянулся след из пузырьков, наконец он высунул мокрую блестящую голову шагах в трех:

– Одно дело, как оценивают себя они, другое – как оценивают другие. На этом можно бы наторговать горы золота! Покупать по настоящей цене, а продавать по запрашиваемой… Сосику – так его зовут – единственный, которого и другие считают мудрецом. Зато всех остальных, кроме себя, недоумками.

Олег признался:

– Да, это уже признание…

– Сосику, – продолжил Ковакко уважительно, – единственный, кто догадался… а потом и сумел отыскать связь между всем живущим на земле и звездами, морем, лесом, горами…

Олег опешил:

– Как это? Не понимаю.

– Многие колдуны стараются узнать твое имя, чтобы как-то влиять на тебя. Даже причинять вред, насылать порчу. А Сосику сделал другое… Ему не нужно твое имя, ему достаточно сказать, когда родился, и он предскажет тебе твое будущее.

– Разве это возможно?

– Сосику это может. Он никому не вредит, никогда не пользуется во вред своими знаниями. Если скажешь ему еще и месяц, а то и день своего рождения, то он предскажет тебе твою жизнь с точностью каждого камешка на твоей дороге!

– Невероятно, – пробормотал Олег. Сердце застучало, в измученном теле затеплилась слабая надежда. Хоть кто-то не во зло, не пользуется своими знаниями даже себе во благо! Может быть, эта белая ворона и есть то, что он искал… – Где этот Сосику?

– Он живет в тридесятом царстве, – сказал Ковакко мечтательно, голос стал тише. – В сказочно красивом месте. Хоть и не болото, конечно. В самой красивой долине… в самом цветущем месте этой долины… у него чудесный сад… Там даже озеро! Лет через сорок могло бы стать прекрасным болотом, но пока что простое озеро. И ни зверь, ни человек по молчаливому уговору не нарушают покой мудреца, который никому не вредит, а всем желает только блага. К нему часто приезжают другие мудрецы, ведут степенные и неспешные беседы. Он всем рад… но тебе туда не стоит, парень.

Это было так неожиданно, что Олег отпрянул, взбаламутив гнилую воду. Ряска вошла волнами.

– Почему?

– А ты посмотри на себя, – посоветовал Ковакко. – Из тебя мудрец как из моего… гм…

Олег сжал кулаки:

– Я пока что не мудрец. Пока что я могу размазать по стене любого, кто откажется указать мне дорогу. И еще я могу возжечь костер, который высушит половину этого болота.

Ковакко крякнул со странным для Олега удовлетворением:

– Вот-вот! Что я говорил? Чуть не так, сразу в рыло. Да, из тебя будет еще тот мудрец!.. Ты даже не подумал, что стоит тебе только шелохнуть пальцем или губой… стоит мне только заподозрить, что ты что-то замыслил…

Из воды прямо у ног Олега со всех сторон поднялись огромные крючковатые лапы. Пальцы коснулись пояса, вода блестела на страшных когтях, тут же опустились обратно.

– Да, – шепнул он побелевшими губами, – вы, колдуны, умеете себя обезопасить. Прости, с языка сорвалось. Просто уже осточертело ходить туда, не знаю куда, отыскивать то, не знаю что. А когда добуду, принесу, мне же этим по голове и настучат. Приходилось махаться… ну, с очень разными, я тогда думал, что уж труднее быть никак, дурак!.. я вот сейчас в темноте, весь в плевках и в собственных соплях, пальцев на одной руке не сочту… и вообще уже не знаю, пальцы ли это…

Колдун молча скрылся под водой, но Олег не двигался, чувствовал, что произойдет что-то еще, мудрецы не уходят даже из жизни, не сказав мудрых слов, и в самом деле: вода забурлила, медленно поднялась блестящая лысина, выдвинулась вся голова, а толстые губы промолвили квакающе:

– Растешь. Дураки уверены всегда.

Олег плюнул, стараясь не попасть на лысину, вот тебе и мудрость. Еще один такой полет в вихре, и от него останется пустая шкурка с перемолотыми костями, но иначе, похоже, отсюда не выбраться… Беркут отправил его если не на верную смерть, но все же…

Поверхность болота оставалась долго недвижимой. На него с недоумением смотрели жабы, тритоны, даже протеи. Гнилая вода поднялась до пояса, в сапоги забралось что-то скользкое и мерзкое, копошилось, устраивая лежбище под его большим пальцем.

В трех шагах вода забурлила. Ковакко поднялся по грудь, могучий и широкий, как корыто для свиней. По блестящему телу сбегали коричневые струйки ила, но глаза сразу уставились на Олега с холодной враждебностью.

– Я уже жалею… но слово дал, надо держать. Когда-то я не был колдуном… Я не знаю, где этот Сосику обитает. И никто из колдунов не знает! Может быть, он вовсе не на этом свете. Больно чудная у него страна. Но он единственный, кто держит свои двери открытыми для всех. Тебя отнесет туда мой старый друг. Он там бывал, дорогу знает.

Резко, оборвав себя на полуслове, не прощаясь, Ковакко ушел под воду. Грязная поверхность сомкнулась, ряска подергалась и застыла, зеленая и плотная настолько, что издали болото сошло бы за ровный зеленый луг.

Олег с недоумением озирался. На болоте внезапно стало тихо. Жабы попрыгали в воду, а что потрусливее, сползли в грязь тихонько, стараясь не брызнуть, не выдать себя плеском, забились под самые глубокие коряги.

Он оглянулся, чувствуя затылком опасность. Волосы встали дыбом, он раскрыл рот для крика, но слова застряли в перехваченном судорогой горле.

Прямо на него падал ночной ужас, какой однажды посетил его в детстве, когда он метался в жару, а отпаивали горьким зельем. Горящие, как крупные угли под ветром, глаза уставились с нечеловеческой злобой, а когти нацелились вырвать замершее сердце.

Колдун не сказал, где найти Сосику, единственного мудреца, который берется учить, но когда болотная тварь под Олегом разогналась, разбрызгивая воду, и прыгнула в воздух, отчего брызги грязной воды окатили его с головы до ног, она повернула на юго-восток, пошла резко, словно ее хозяин незримо поворачивал ей острый клюв в нужную сторону.

Олег скорчился на загривке, терпел пронизывающий до костей ветер, стучал зубами. Мелькнула мысль, что ни Мрак, ни тем более Таргитай не страдают, оба живут в свое удовольствие, всем довольны, они тоже для всех рубахи-парни, потому что живут просто, как все люди, а людью свойственно жить как траве, просто и бездумно, что растет, роняет семена, а если уцелеет и не сожрут коровы, то уронит семена и на следующее лето…