Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович. Страница 81

– От него пахнет дохлыми лягушками!

– Да, но он знает глубинную магию, в которой несведущ даже я. Конечно, я знаю другую, более сильную, но вдруг именно глубинной можно остановить этого варвара?

Звезды в самом деле сошлись необычно. Впервые в башне Хакамы в стене свет разросся, там трепетало зеленое пламя, предвещая проход другого колдуна через магические двери. Хакама, бледная и натянутая, как тетива на луке, едва сдерживалась, чтобы не закрыть эту опасную дверь, откуда может полыхнуть пламя звездного огня или синего болотного глаза, против которых у нее защиты нет. Можно еще закрыть дверь в тот миг, когда колдун перенесет одну ногу через зеленый порог, и тогда вторая половинка останется истекать кровью за тридевять земель в его вонючем лесу…

Единственное, что удерживало, это тот страх, который заставлял могучего Беркута довериться ей, которой, как все знали, доверять нельзя. Как и другим чародеям. Это простые люди не в счет, их как листьев в лесу, да они и сами свои жизни не ценят, а колдуны всегда оберегают себя как от мечей и стрел, как от ядов и падающих деревьев, так и от незримого, но еще более опасного колдовства проклятых завистников.

Если же Беркут решился прийти, то там, в его лесах, он видел судьбу еще ужаснее, чем смерть от ее руки.

Зеленый свет затрепетал, по ту сторону обозначилось смутное пятно, медленно выступила человеческая фигура, начала наливаться светом, тщедушная и сгорбленная, из зеленого круга выступила корявая клюка, затем выдвинулся Сосику, бледный и хватающий ртом воздух.

Увидев Хакаму, вымученно улыбнулся:

– Второго такого перехода уже не пережить.

Ее глаза не отрывались от свитков под его правой рукой. На миг мелькнуло страстное желание убить старика сразу, ведь свитки уже в ее башне, а с записями разберется, это просто, зато и Жемчужина останется в ее руках…

В зеленом овале смутно проступила еще фигура, на этот раз крупная, с квадратными плечами. Волосы на огромной голове вздыблены, зеленый свет сразу начал дрожать и прогибаться, тот неведомый уже ломился нетерпеливо, явно Беркут, кто же еще…

Хакама светло улыбнулась старому мудрецу:

– Все. Мне все понятно. Жемчужина твоя.

Он жадно смотрел, как она откинула крышку ларца. Оттуда блеснул голубоватый свет, заиграл на потолке лиловыми и оранжевыми бликами. Она медленно погрузила пальцы в ларец, свет померк, в нем появились розовые и пурпурные тона, когда проникал сквозь тонкую кожу.

Когда она протянула ладони, а в них играла всеми цветами Жемчужина, Сосику не вытерпел:

– Ты знаешь, что эта Жемчужина может дать жизнь, равную жизни самых долгоживущих деревьев!

Она кивнула:

– Знаю.

– И почему ж ты…

Ее ясные глаза смотрели чисто и честно.

– Сейчас меня больше волнуют таблицы, ибо с ними я смогу видеть судьбы людей, влиять на них. А это власть, абсолютная власть!.. А жизнь… Мне даже до старости далеко, а уж до смерти… С такой властью я что-то смогу и без Жемчужины. А то и больше. И жизнь могу добыть долгую, очень долгую… У меня еще есть время.

Он кивнул, уже спокойно принял Жемчужину. Голос его был невеселым:

– Ты права. У тебя еще все впереди. Но когда вот так, как я, когда одной ногой в могиле, надо торопиться…

В тот миг, когда Беркут прорвал паутину зеленого огня и грузно ввалился, Сосику уже тщательно упрятал в заготовленный ящик драгоценную Жемчужину, а Хакама, загадочно улыбаясь, раздвинула стену, оттуда появились когтистые лапы, драгоценные свитки ушли с ними в темноту.

Беркут, слишком взволнованный переходом, буркнул что-то вроде приветствия, остановился в углу, словно оберегал от ударов спину. Хакама и Сосику обменялись взглядами, Хакама сказала сладким голосом:

– Дорогой Беркут, ты прибыл первым, как и должен поступить не только могучий маг, но и отважный воин.

– Ладно-ладно, – проворчал Беркут. – Если ты сама не воткнешь нож под ребро, то опасаться нечего.

– Да? – промурлыкала она. – Погоди, еще другие не прибыли…

– А кто будет еще? – насторожился Беркут.

Сосику поспешно вмешался:

– Могучий Беркут, Хакама пригласила еще с десяток колдунов… из самых сильных, но ты же знаешь этих трусов! Вряд ли кто прибудет еще. Но мы и трое стоим немало, верно?

Беркут открыл рот, но через комнату пронесся незримый ветер, а из стены медленно вышел, разрывая ее, как паутину, приземистый человек, весь в зеленом. На зеленом лице выпуклые немигающие глаза смотрели пристально и подозрительно. С ним вошел запах гнили, рыбьей икры.

Хриплый квакающий голос разорвал тишину с таким хлопком, что все вздрогнули:

– Все вы трое не стоите и… У меня лягушки больше знают и умеют. Приветствую тебя, Хакама.

Хакама сладко улыбнулась:

– Ты уже все знаешь?

– Мои уши, как и твои, по всему свету.

Беркут пробурчал:

– Ее ухи только там, куда пробираются муравьи, а твои – где жабы. За мой защитный круг из них пока никто не прополз.

Хакама примирительно вскинула ладони:

– Успокойтесь, великие! Конечно же, мы не можем видеть, что творится у других колдунов. Но мы зрим и слышим по всему миру достаточно, чтобы сейчас вот слегка… только слегка!.. встревожиться. В мире появился странный человек из Леса. У него красные волосы и зеленые глаза, что указывает на колдовскую природу еще по рождению. К тому же он что-то узнал, чему-то успел научиться… Пусть крохи, но это могут быть как раз те опасные крохи…

Она прервалась на полуслове, глаза ее следили за старым мудрецом. Сосику уже набросил на плечи дорожный плащ, поднял посох и, постукивая по струганым половицам, медленно двинулся к лестнице.

Беркут спросил удивленно:

– Ты что же, старик? Думаешь, он тебя пощадит?

Лицо Сосику было просветленным, глаза сияли, как две звезды. По губам скользнула мечтательная улыбка:

– Да.

– Да ты от старости рехнулся!

Сосику покачал головой, посох его опустился на первую ступеньку, старый мудрец с кряхтеньем начал опускаться. Глаза его не отрывались от ступеней, колдунов он уже не видел и не слышал.

Голова Сосику еще не скрылась, а Беркут сказал нетерпеливо:

– Давайте о деле. Мне как-то не по себе, лучше поскорее все закончить и разойтись… Еще надо будет думать, как разойтись, не получив нож в спину! Но пока давайте об этом парне из Леса. Я с ним встречался и разговаривал. Он в силу своей молодости просто еще не способен на хитрость. А то, что может считать хитростью, для нас просто детскость, которую видим насквозь с другого конца света.

– К тому же силен, – добавил Ковакко. – А сила всегда… Даже мудрый, имея силу, предпочитает противника долбануть по голове, чем убеждать долго и занудно. А чего еще ждать от молодого и дикого полузверя из Леса?

Колдуны опустили взоры, когда Ковакко прошелся насчет удара по голове, все люди, все предпочитают решения проще, пусть даже трижды мудрые и старые, а Беркут рыкнул нетерпеливо:

– Да-да, жаба права. Давайте решим, что делать.

На их лица внезапно пал зеленый свет. На стене снова пробежали зеленые молнии, образовали круг, а свет там стал сразу изумрудным. Невиданное дело, в двух шагах тоже возникло зеленое пятно, будто кто-то еще пытался докричаться до волшебницы Хакамы!

Беркут и Ковакко переглянулись, а Хакама, косясь на них, прошептала заклятие. Пленка зеленого огня разом прорвалась, в комнату из обоих окон ввалились двое. Один не удержался, растянулся с хриплым криком, второй сделал два торопливых шага, оглянулся в страхе.

Зеленые окна растаяли, колдун с облегчением перевел дыхание. Одежда его в лохмотьях, лицо в ссадинах, копоти, а пахло горелым камнем. Беркут озабоченно хмыкнул. Хакама видела, как губы лесного колдуна шевельнулись, но Беркут только сжал поплотнее. Здесь нельзя пользоваться своей магией, чтобы самому не превратиться в гигантский факел.

– Красноголовый, – прохрипел человек, в нем узнали Автанбора. – Он уничтожил мою башню!