Трехручный меч - Никитин Юрий Александрович. Страница 24

Варвар бросил на меня настороженный взгляд, но не проявил ни признаков враждебности, ни дружелюбия, даже не воззвал о помощи. Я понял, что он в сингловом режиме, у него свой трудный квест, у меня свой, мы просто на одной локации, но во всем остальном у нас все разное, у него даже как будто графика послабее, хоть и триколорная, но разрешение не больше чем тысяча двести восемьдесят на тысяча двадцать четыре, а у меня тысяча шестьсот, антиальястинг, поддержка множества теней и прочие прибамбасы.

На выходе из коридора он напрягся, все мускулы вздулись, я тоже чиста инстинктивна вздул свое мышцастое мясо и прикинул ревниво, не уступаю ли, проводил их взглядом. Девушка послушно скользила следом, нежная и воздушная, но торчащая крупная грудь покачивается очень весомо, ягодицы при каждом шаге провоцирующе сдвигаются вправо-влево, а также поочередно приподнимаются, как поршни в мощном паровом двигателе.

– Давай, выводи, – пробормотал я злорадно, – слишком уж тут чистенькие да сытенькие буржуи. Всех баб-с украдем, а здесь все изосрем…

В банкетном зале уже собрался народ, все одеты изысканно, в шелк, панбархат, крепдешин, все украшено золотом и платиной, на женщинах тяжелые ожерелья, уши оттягивают массивные серьги с бриллиантами в натуральную величину не меньше двадцати карат, а руки не могут поднять из-за толстых, как гайки, золотых колец.

Все рассаживались с элегантными шутками, веселые, но как-то высокомерно веселые. Никто никому не давал пинка под зад, что как-то странно, словно сюда еще не пришла демократия, не кидались тортами, и почему-то не слышно подсказывающего гогота за стеной. Еще не начали веселиться, понял я, усмотрел свободный стул возле самого большого блюда, поспешно устремился туда, по дороге наступая дамам на шлейфы, самцам на ступни задних ног.

За столом эльфы тоже разместились по расовому признаку, то есть через каждые трое белых сидит один черный, а бронзоволицые так и вовсе через каждые полдюжины. То же самое с самочками, и даже во главе стола, где сидит очень высокий и надменнолицый мужик, свита смешана в строго политкорректной пропорции, ибо здесь власть, очень важно для соблюдения все более шаткого равновесия.

Я жрал в три горла, всматривался в лица, очень красивые, надменные, благородные, мудрые, величественные, тонкие, одухотворенные, прекрасные, утонченные, изысканные, музыкальные, обладающие, ценители прекрасного, знатоки, эстеты, эстеты со вкусом, эстеты с изысканным вкусом и эстеты с универсальным вкусом, что это, я несколько не понял, на всякий случай решил от таких держаться подальше.

Рядом со мной вяло ковыряется в тарелке эстет с лицом, исполненным холодной гордыни, уши и скулы высокие, нос тонкий, губы-щелочки, глаза вытянутые к вискам, как у гейши, кожа просто вампирья, настолько белая и чистая, а белоснежные волосы, как у поп-звезды, – до лопаток. Интересно, когда сбросит пурпурную мантию, что за татуировка на эльфячьей коже: просто непристойности или извращения, столь обязательные для загнивающей богемы?

После роскошного обеда я вышел, довольно покачиваясь и взрыгивая, в коридор, повертел головой, что-то не вижу привычных комнат с буквой М, что означает вовсе не метрополитен, или хотя бы с простонародными двумя нулями, наконец спросил пробегающую мимо эльфину-служаночку. Та в ужасе застыдилась, убежала. Наконец я вышел во двор и стал спрашивать эльфов-конюхов и прочих, которые попроще. Один, самый древний, наконец понял, о чем речь, объяснил, что я говорю о неблагородном, а здесь живут благородные. Неблагородного в этом замке не существует.

– А вы? – спросил я с глубоким сочувствием.

Старик ответил с печалью:

– Увы… мы тоже соприкоснулись с прекрасным, и потому вот…

– Ничего себе усваиваемость, – пробормотал я. – С другой стороны, это и неплохо с таким метаболизмом, но все– таки это такое удовольствие, когда срешь вволю, когда… эх!

Я не стал продолжать, потому что и лицо старика скривилось в мучительной гримасе зависти, должно быть, пытался вспомнить, как это, да и мой кишечник предупредил, что еще одна такая провокация, и он мне достойно ответит, штаны мои сзади потяжелеют на полпудика, на зависть всем простолюдинам замка, воинам, а то, возможно, и самим благородным эльфам.

– Ладно, – сказал я торопливо, – я сам не местный, так что мне можно… на меня здешние порядки не распространяются. До леса не добегу, тут хотя бы сад есть?

– Есть прекрасный розарий…

– Давай показуй розарий! Только быстро. Розарию тоже нужны свежие натуральные, а не всякие там вредные нитраты да пестициды. Еще и спасибо мне скажете… Большое!

Я умчался в сторону розария, мои ноздри уже уловили аромат множества роз, в самом деле нежных, прекрасных, утонченных, аристократичных, тургеневских, а когда выскочил из-за угла, открылся сад из множества клумб, все кусты отделены друг от друга затейливыми дорожками, дабы любоваться со всех сторон, но кусты в половину моего роста, это достаточно, достаточно…

В саду, как убедился, растут дивные цветы и ходят животные невиданной красы. Пока я трудился под прекрасным кустом роз, я видел не только огромных удивительных бабочек, стрекоз и дивных полупрозрачных кузнечиков, похожих на изделия из драгоценных камней, но и муравьев, что быстро хватали этих прекрасных и дивных, умело обрывали лапы и крылья, с торжеством волочили в темные норы.

– Молодцы, ребята, – прошептал я. – Так им и надо… На фиг прекрасные дворцы из хрусталя Веры Павловны… Мы с Федором Михалычем булыжником в такой дворец…

Муравьи, как я догадывался, живут далеко в лесу и эльфам не подчиняются, просто подземными ходами пробираются в этот сад непуганых дураков и охотятся, как в заповеднике ничего не понимающие в Красных книгах неграмотные варвары.

Вдали между кустами прогуливаются прекрасные лани и олени с золотыми рогами, носятся крохотные дракончики, самые крупные – с воробья, даже по земле бегает и скачет все только самое дивное и прекрасное, ни одной жабы, хотя бы маленькой, не самой противной. Меня начало подташнивать, во рту возник привкус залежалого повидла.

Застегнув штаны, я побрел через сад, зорко всматриваясь в заросшие плющом стены из белого мрамора. Дворец слишком хорош, вызывающе хорош, кричаще и просто нагло хорош, так и хочется плюнуть и нагадить, это же все равно что элитный дом в окружении хрущевок, вот, мол, смотрите и завидуйте, какие мы крутые и сытые, какие морды у нас широкие, а жопы круглые и упитанные.

Кусты зашелестели, я насторожился, привычно вскинул руку, но пальцы пощупали воздух вместо рифленой рукояти меча. Между кустами, низко пригибаясь, крался свирепого вида полуголый варвар с изогнутым мечом в руке. Лицо и тело в шрамах, голые ноги в сандалиях, ременные завязки охватывают до колен, там торчат рукояти двух ножей. За варваром спешит миниатюрная рыжеволосая красотка с пышной прической, вся из себя, из одежды только поясок на бедрах, крупные сиськи, как же без них, а все красотки, у которых размер ниже третьего, остались невыведенные, так эльфам и надо…

Я злорадно ухмыльнулся, прошел мимо, буквально в двух шагах, но варвар и красотка меня в упор не заметили. Во дворе рабочие эльфы набирают воду из колодца, кормят свиней, я затаился среди кустов роз, не хочу выказывать себя раньше времени, а то вдруг поведут учиться или мыть уши, дождался, когда все смотрели в другую сторону, проскользнул за их спинами к малозаметной двери в одну из башен. Подалась довольно легко, не скрипнула… ну да, чтобы в замке эльфов что-нибудь вульгарно скрипнуло!.. я очутился у подножья крутой винтовой лестницы.

Стараясь громко не топать, взбежал наверх, открылась просторная комната, толстые старинные книги в шкафах, что вдоль стен и до потолка, книги на столах, на креслах, а за столом, тоже заваленным книгами, старый-старый эльф, не просто с белыми, как у всех, волосами, а седой весь: брови, ресницы, даже волосы на груди, насколько видно через расстегнутый ворот рубашки.