Трое и боги - Никитин Юрий Александрович. Страница 94

– Что с ним?

– Ищет! – крикнул Таргитай в ответ.

– Разве смерть ищут?

– Не знаю…

Мрак пробился к ним, встали спина к спине, зажав волхва посередине. Олег шептал, дергался, пробовал чертить знаки на истоптанной и залитой кровью земле.

Когда вокруг них завертелся ветерок, Мрак сцепил зубы, изготовился к рывку и тяжести в животе. Однако то ли сил у Олега было мало, то ли еще чего, но пришлось выдерживать напор мертвяков и зверей долго, пока руки не начали отваливаться.

Ветерок усилился, превратился в смерч. В глаза Мраку брызнуло теплым, размазало по лицу. Он тяжело дышал, сил не было поднять руку и стереть кровь и грязь.

Стенки стали непрозрачными, желтыми, как немытые бычьи пузыри. Такими неряшливые бабы затягивали окна не только в сарае, но и в доме. Смутно виднелись тени, на миг блеснуло лезвие боевого топора, прорубив пленку магического пузыря. Тут же вспыхнуло и стекло красными каплями. Таргитай заорал и подпрыгнул: капля попала на сапог, прожгла.

Лицо Олега было чересчур серое, измученное. Тяжко пропускать исполинские силы через себя, со страхом подумал Таргитай. Что-то могут и порвать, а если и не даться, то все одно сил на борьбу уходят горы.

Ветер уплотнился, сжал. Таргитай ерзал, умащивался. Стенка прогибалась, когда наваливался на пленку бычьего пузыря. В желудке возникла пустота. Таргитай сжался, сказал бодрым голосом:

– Люди с такой высоты такие крохотные, как муравьи!..

– Эти и есть муравьи, – буркнул Мрак. – Мы еще на земле.

Их подбросило так, что душа провалилась в пятки. Ломоть хлеба из желудка Таргитая опустился в кишечник – певец даже опасливо пощупал сзади портки. Вся кровь из головы отхлынула к тому месту, которым сидят. И думать тоже сразу стало легче, интереснее.

Он даже ощутил, как начали роиться новые слова, мелодии, зазвучали далекие странные голоса. Рука метнулась к дудочке. С трудом удержался. Не поймут, будут ругать. Еще побьют. Мол, время такое, не до песен. А почему не до песен, когда он чует, что песни нужны всегда. Только разные песни. Но если Олег говорит, что без думанья нет человека, если Странник доказывает, что нет человека без мужества и чести, то он чует, что человеку надобны и песни. Или то, что просыпается от песен.

Он мысленно выстраивал слова, когда желудок резко полез по горлу. Мутные стенки пузыря затряслись. Раздался свист, затрещало. Воздух стал горячим, как в Песках.

– Олег, ты не заснул?

Мрак в ответ ткнул пальцем под ложечку. Лучше бы ударил рукоятью секиры! Таргитай охнул и согнулся от острой боли, не в силах ни пикнуть, ни разогнуться, ни вздохнуть. Но теперь и сам прикусил язык. С перекошенного лица волхва пот лился градом. Он пользуется магией, вспомнил Таргитай виновато, еще не умея управлять, а для труса… ну, пусть очень осторожного, привыкшего сперва семь раз отмерить и рассчитать, это же как серпом по… пальцам.

В уши ворвался свист, воздух стал горячим и душным. По желтым стенкам пузыря рябило и мелькало, словно бы там носились тысячи муравьев. И мелькание ускорялось, муравьи тоже пытались убежать с разогретой пленки.

– Олег, – сказал Мрак осторожно, – ты хоть знаешь, куда прем?

– Аристей посоветовал…

– Аристей? Когда успел?

– Когда ты ломал шею мертвяку на полкане. Есть племя, которое могло бы переломить битву.

– Кто они?

– Аримаспы. Ящер вроде бы уже заслал к ним гонцов…

– Я что-то слышал о них.

Мрак спросил подозрительно:

– Аримаспы? А чем они так важны?

– Мрак… Аримаспы, по-нашему, это неистовствующие от Арея. Они дети бога войны. Они страшны и свирепы, а в битвах не знают равных. Их нельзя сразить никаким оружием, потому что их мать обошла весь мир и взяла клятву со всех зверей, птиц и рыб, что не повредят ее детям. А также упросила камни, деревья, железо, воды и все-все, что могло повредить им. Так что они смертны, но неуязвимы!

Мрак озадаченно присвистнул:

– Мрут только от старости?

– Олег, – сказал Таргитай загораясь, – где эти аримаспы?

– Не мешай, – оборвал Мрак. – Вишь, бровями шевелит. Думает, значится.

Когда их вжало в стену с такой мощью, что пузырь затрещал, едва не лопаясь, у Мрака волосы встали дыбом при мысли, что вот-вот вывалится и полетит вверх тормашками с немыслимой высоты. Таргитай, напротив, заорал радостно:

– Нашел? Гони шибче, а то задохнемся. Мрак меня совсем задавил!

– Чо? – прохрипел Мрак.

– Не дави, как бер. Вроде не толстый, а тяжелый.

– Терпи, – выдавил Мрак через силу. – Не видишь, идем вниз.

Таргитай не видел: если и снижались, то по очень широкой дуге. Или еще какой магической штуке. Но когда желудок подпрыгнул и опять полез по горлу, поверил. Сжался, сидел зеленый, на лбу выступила испарина. Одно дело бояться, другое – бороться со своим же желудком. Тот норовил выпрыгнуть, а когда Таргитай с усилием загонял обратно, во рту оставалось содержимое, и много.

Он сидел с раздутыми, как у хомяка, щеками, когда в пятки сильно стукнуло. Стены вспыхнули горелым дымком, исчезли. У Таргитая выплеснулось на твердую сухую землю. Мрак брезгливо отстранился:

– Олег, нас занесло не на Край Света?

Они стояли в середке ровной степи с короткой жесткой травой. Вдали темнела стена черного леса, в сером небе проползали тучи. Из-под ног шмыгнули серые комочки мышат.

Олег жадно хватал широко раскрытым ртом воздух.

– Не Край… Это уж точно…

– Ах да, ты и там наследил. Ну как там?

– Да ничего, – ответил Олег замученно. – Просто Край. Вон там, ближе к лесу, вроде дымок?

– Не один, – подтвердил Мрак. – Костры! Неплохо живут одноглазые. Если ты не промахнулся. Даже сюда несет горячим хлебом и вареной рыбой. Где только и берут? Степь!

Но даже Таргитай, не привыкший к раздумьям, видел, что это уже не Степь. Они привыкли называть Степью все, что было за черной стеной их непроходимого и непролазного Леса, но на самом деле здесь узкие клинья подлеска рассекали степные просторы, сливались, не давая проходу ни конному, ни пешему.

Особо много леса в низких балках, по берегам рек, озер и ручьев. Настолько много, что с летящего Змея можно бы и эти места принять за Лес. На самом же деле этот отличается от того тем, что здесь нет лесной защиты. Степь прокрадывается длинными языками, огибает рощи, по широкой дуге минует балки и овраги. Здесь и травы уже не те, и птицы другие, и ветер пахнет иначе.

А еще день-два скачки – леса истончатся, крохотные рощи растают вовсе. Взгляду откроется такая ширь, что пугает лесного человека и взвеселяет сердце степняка. Это глазам степняка больно, если видят хоть на горизонте юрту соседа!

Уже виден был огромный холм с плоской срытой вершиной. Виднелись крыши, крытые гонтой, а все городище окружали широченный ров и высокий частокол на вершине вала. Таргитая передернуло при виде зловеще черных заостренных бревен, представил забившиеся между ними сгустки темной крови, жирных мух, жуков, мокриц. Мрак хмыкнул: он уловил знакомый запах. Столбы смолили много раз: дерево под нею хранится лучше, служит дольше.

Ров по мере приближения разрастался, превращался в настоящее ущелье. Через него шел узкий мостик, правда, из толстых бревен. Но – без перил.

Их заметили, на единственной башенке появились двое воинов. Мрак пробурчал что-то под нос. Таргитай отсюда видел что-то неправильное в их лицах, чувствовал, как напрягся Олег.

Одноглазые, подумал он с холодком по спине.

К одноглазым относился как к калекам, но здесь не простые одноглазые! Целое племя одноглазых. Свирепых и лютых людоедов, чудовищных зверолюдей, лишь обликом похожих на человека…

Теперь невры замедлили шаг, Мрак разводил руки широким беспечным жестом. Не то желал всех обнять, не то прижать к груди и удавить.

Навстречу по мостику проворно перебежали около дюжины мужчин. Только двое были при оружии, но у невров волосы встали дыбом. Зачем оружие этим гигантам, да еще покрытым толстенной кожей, которую – отсюда видно! – стрелами не пробить, мечами не прорубить?