Трое из Леса - Никитин Юрий Александрович. Страница 8
– Прощайте! – крикнул Таргитай. – Я не держу зла. Пусть боги благословляют Народ!
Деревья сразу сомкнулись за их спинами. Воздух здесь был сырой, холодный и влажный, как в погребе. Вместо утоптанной земли – пестрая шкура перепрелых прошлогодних листьев, кое-где под ногами мягко прогибалась подстилка темно-коричневого мха. Приходилось протискиваться между деревьями, на бока Таргитая налипла слизь и чешуйки шишек.
Кроны сомкнулись над головой, закрыв небо.
ГЛАВА 3
Они продирались через завалы без передышек и остановок, обходили ямы. Олег отмахивал версту за верстой длинными, как у цапли, ногами, петлял, поглядывая то вверх, где за деревьями пряталось солнце, то на муравейные кучи, уточнял дорогу. Таргитай притомился, взмок, начал спотыкаться. Когда Олег, не чуя усталости, наддал ходу еще шибче, Таргитай разозлился:
– Одурел?.. Или тебя где-то ждут?
– Надо идти, – бросил Олег, не поворачивая головы.
– Дурень, без отдыха одни муравьи бегают!
– Еще и работают без отдыха, – напомнил Олег язвительно.
– Вот и работай с ними, – отрезал Таргитай.
Он плюхнулся на поросшую мхом валежину, с наслаждением вытянул ноги. Олег с беспокойством оглянулся:
– Здесь уже плохой Лес! Надо уйти подальше.
– Дальше хуже, – возразил Таргитай. Он стащил со спины мешок, начал дергать за узкий ремешок. – Обедать пора.
Над головой колыхались раскоряченные ветки, каждая могла бы стать стволом столетнего дуба. Ветки переплетались, стукались с треском, на землю падали кусочки коры. В листве что-то прыгало, верещало, скреблось. К земле опускались покореженные ветки, вытягивали крючковатые пальцы, угрожающе раскачивались.
– Тарх, – крикнул Олег настойчиво, – ты не понимаешь! Здесь очень плохой Лес! Надо уходить.
– Не пойду, – отрезал Таргитай.
– Тарх, поверь мне!
Из мешка пахнуло жареным мясом, старым салом. Рот наполнился слюной, Таргитай ответил сипло:
– Я устал и хочу есть. С тобой или остаться – какая разница? Ты утопнешь в Болоте, а меня, сонного и сытого, задавит ночью лесной зверь. Ты намучаешься, пока влезешь в топь, а я наемся, полежу, сладкий сон увижу.
– Тарх!
– Не шевельнусь, пока не наемся и не отдохну, – буркнул Таргитай. Он чувствовал себя огромным камнем с тура величиной, который сдвинуть с места под силу разве что богам. – У меня ноги подкашиваются.
– Тарх, – проговорил Олег угрожающе, – если ты не пойдешь… Если ты не пойдешь сейчас же, я пойду один!
Таргитай с жадностью откусил мяса, зажмурился, ответил с набитым ртом:
– Что же ты не сказал сразу? Я бы сел обедать еще возле Реки!
Он разложил на валежине ломти мяса, кусок сала, пучки сочного хвоща. Когда поднял голову, на поляне уже было пусто, а в чаще шелестели удаляющиеся шаги.
Таргитай с наслаждением вонзил зубы в одуряюще пахнущее сало. Спина ныла, ноги гудели и чесались, словно влез в муравейную кучу.
Поляну окружали толстые раскоряченные деревья, присевшие к земле, словно готовились схватить бегущую дичь. Даже ветви опустили до земли, дабы ни человеку, ни зверю…
Напротив сухо блестел огромный прямой ствол лиственницы, высохшей, как муравей на солнце. Плотным забором поднимался черный лес пихтача с темными, опущенными до земли ветками. Свисали длинные седые бороды лишайника – зелья колдунов и чародеев.
Таргитай чувствовал шевеление в прогнившей валежине, слабые толчки. С усилием повернулся, сбив локтем клок толстого мха с мясистыми краями. Спиной он раздавил пару огромных лишаев, другие тянули к небу широкие, как баклажки, горлышки. Таргитай заглянул, отшатнулся: из темной глубины кто-то смотрел пристально, неотрывно.
На другом конце полянки гнили бесформенные валежины. Поднимались мясистые стебли с разбухшими красными головками, похожими на сырое мясо. Воздух не двигался, тяжелый и сырой.
Ухомякав большой ломоть сала с хвощом, Таргитай дальше жевал вяло, выгрызая розовую жилку мяса. В сыром воздухе взмок, со лба катились капли пота, глаза щипало. Волчья душегрейка мерзко липла к спине.
Однажды мелькнул светлый бок оленя, Таргитай успел увидеть ветвистые рога. Пролетел, шумно хлопая крыльями, большой черный ворон. Уселся по ту сторону поляны, ветка затрещала, прогнулась. Ворон топтался, устраиваясь, желтые когти сжали ветку так, что молодая кора лопнула, брызнул сок.
Ворон медленно опустился на ветку брюхом, на человека посматривал со злорадным удивлением. Он был огромный, массивный, таких Таргитай еще не встречал.
– Есть хочешь? – спросил Таргитай напряженно. – Могу поделиться. Но знай меру, мне еще идти… Если встану, конечно.
Ворон посмотрел одним глазом, повернул голову, взглянул на Таргитая другим. Огромный твердый клюв сухо щелкнул. Таргитай не понял, хотел переспросить, но внезапно сзади затрещало, кто-то засопел мощно, свирепо. Он обернулся, замер с салом в зубах.
За деревьями дрались две огромные еловые шишки. Ростом с людей, с головы до ног в крупных чешуйках, они катались, сцепившись, как пауки, молотили сухими узловатыми руками, похожими на суковатые палки. Слышался треск, щелканье. Когда с разбегу натыкались на деревья, на землю падала серая чешуя. Один из драчунов был помоложе, в зеленых пластинках, ровных и блестящих, другой в серых, выщербленных, но дрался яростно, напрыгивал, теснил супротивника.
Таргитай откинулся к валежине и вытянул ноги. Лешие!.. В деревне знали – шкуру не снимешь, мяса нет, а из жил даже тетиву не сделаешь – рвется. Ни вреда от них, ни пользы.
Вдруг с другой стороны затрещали кусты. Что-то огромное неслось через Лес, ломая и круша все на пути, ровно осатаневший буй-тур или разъяренный бер… Таргитай опасливо подгреб мешок поближе.
На поляну вывалился, прорвав колючие кусты, Олег. Выпученные, как у совы, глаза дико блуждали, по щеке текла кровь. Волосы и бороденка всклокочены. Он хватанул ртом воздух, сказал, задыхаясь:
– Ты… еще… здесь…
– Обедаю, – ответил Таргитай.
Он начал грызть сало, опустив голову, не показывая виду, что обрадовался возвращению волхва. Грудь Олега часто вздымалась, дыхание изо рта вырывалось с хрипами и всхлипами:
– Я шел… бежал… вдруг напоролся… на чешуйчатых!
– Леших, что ли? – спросил Таргитай буднично. – У тебя кровь на морде. Чего лез? Двое в драку, а третий в… другое место.
– Это я в кусты… Тарх, это страшно!
Таргитай жевал сало, сидя в той же позе, прислонившись к сырой валежине, широко раскинув ноги.
– А чем страшно? – спросил он лениво.
– Лешие, понял?
– Такие, да? – спросил Таргитай. Он ткнул ломтем сала за свою спину, потом сунул тем же концом в рот, откусил, чавкал, прикрыв глаза.
Олег ошалело посмотрел в ту сторону, подпрыгнул. Таргитай чавкал, жмурился, свободной рукой чесал вспотевшую грудь. Олег бросил панический взгляд по сторонам:
– Светлые боги!.. Мы в их землях!
– Разве у тебя с ними свары?
– Нет, но… Брось жевать! Ты начал, когда я был здесь! И все жрешь, как кабан. Нет, я с ними не ссорился, но я все равно боюсь до поросячьего визга.
– Почему?
– Не знаю, – ответил Олег натянутым, как тетива, голосом. – Просто боюсь!
Он был белым, с той желтизной, какая бывает у дерева с содранной корой. Крупные капли пота катились по лбу, но кровь подсохла, Олег запоздало тер ее пучком травы. Один лешак вырвался, другой в два раскоряченных прыжка догнал, повалил. Опять мерно катались взад-вперед, вереща сухими голосами, сдирая чешуйки.
– Есть хочешь? – предложил Таргитай.
– Нет, – быстро и с отвращением ответил Олег. – Тарх, какой ты… дурак, как все, только намного ленивее. Тебе что лешие, что звезды, что желтая глина, из которой не вылепишь горшок! А я волхв, понимаешь? Жажду знать, почему вода мокрая, почему зимой обращается в камень, почему Род разделил человека на мужчину и женщину… Люди бесстрашны по своей тупости. Они просто не ценят жизнь! А я знаю ей цену. Потому боюсь, что могут убить…