Творцы миров - Никитин Юрий Александрович. Страница 40
– Единственная моя неприятность, – буркнул Скоффин, – это наша байма. Но с нею разделаться не так просто…
Только Ворпед сказал очень серьезно:
– Босс, мы все учли. Потому и тянули с открытым тестированием. Понятно, что как только завершим тестирование…
Я прервал:
– Сроки?
– Постараемся уложиться как можно быстрее.
Николай вставил:
– А если даже выпустим продукт чуть сыроватым, то можем сделать как в Дарк энд Лайте: первые три месяца бесплатно, пока будем убирать баги, глюки и поправлять геодаты. Но все-таки игра уже выпущена, народ заходит, пробует и… остается!
Ворпед сплюнул, перекрестился, сложил два кукиша и потыкал во все стороны, громко шепча:
– Только бы получилось, только бы получилось!
Я заглянул через плечо Ворпеда. Эльфийка, как и положено, светлокожая, с длинными волосами цвета свежевыпавшего снега, изумительными глазами, ресницы длинные и загнутые, взгляд прямой и строгий. Фигура – само совершенство, с поправкой на женское изящество, то есть что-то среднее между угловатыми и худыми манекенщицами и сексуальными формами темных эльфиек. Собственно, все светлые эльфы – это как бы застывшие в вечной юности парни и девушки.
Николай тоже подошел, всмотрелся, вздохнул горестно.
– А все-таки жаль, что отказались от темных эльфиек… Какие у них формы! Какие сиськи, какие задницы… А какие позы принимают…
– Ты о чем? – спросил Ворпед с подозрением.
– Это ты о чем, – огрызнулся Николай. – У тебя, как у поручика, одно на уме. Когда просто стоят – залюбуешься! А когда бегут, идут, танцуют? Каждое движение – изысканная эротика!
– Порнуха, – буркнул Ворпед.
– Эротика, – возразил Николай. – Каждое движение исполнено изысканного эротизма. Ну и что, что темного? Секс – весь темный.
Подошел Скоффин, поинтересовался вкрадчиво:
– Это что же, светлые эльфы сексом и не занимаются вовсе?
Николай фыркнул.
– Они занимаются не сексом, а любовью. Это что-то очень серьезное и скучное, как любовь к Родине или произведениям Третьяковки.
– Тебе откуда знать, бабник? Ты ни Родину не любишь, ни в Третьяковке не был.
Николай вздыбился.
– Сперва свой палец вымой!.. Стану я в москальскую Третьяковку ходить, смотреть на своих угнетателей? А ты сам, кацап, там был хоть раз?
– Был, – ответил Ворпед не моргнув глазом.
– Да знаю, когда ты был. И я тогда в музеи ходил! В третьем классе водили на обязательные экскурсии. А мы все спрашивали, где тут мороженое продают.
Я прервал их пикировку, что ушла далеко в сторону:
– Ворпед, а что, эльфийки все будут такими?
– Нет, шеф, как можно!
– А где эскизы других?
Он самодовольно улыбнулся:
– Мир не стоит на месте. Это раньше все ручками-ручками, будто наскальные рисунки для вечности творим… Вот набор ушей, глаз, скул, губ, подбородки и все прочее-прочее… Николай, иди сюда, тебе отдельно сиськи покажу.
Николай посмотрел, фыркнул.
– Мелкие. Вот у темных… как на Украине…
Я спросил:
– Этот набор будешь сам цеплять, или…
– Обижаешь, – сказал Ворпед, но голос довольный, есть возможность похвастаться. – Прога все распределит сама. Более того, я еще одну маленькую прогу быстренько написал… Тут в наборе сотня ушей, так вот прога берет их за основу, а на ней творит еще миллионы вариантов в случайном порядке. Так что эльфы будут индивидуальными на все сто!.. Хоть миллион их будет, двух одинаковых не встретим.
– Покажи, – сказал я, – как работает.
Ворпед сказал с готовностью:
– Вот, босс, прошу вас в это кресло. Не пугайтесь, это пролитый кофе… Уже все засохло.
Я все же положил сверху книжку, не хватало только сзади на брюках коричневое пятно, никто ж не подумает, что кофе, у всех мозги как-то странно устроены.
На экране появилась женская фигурка. Странно, если бы Ворпед вызвал для образца мужскую, хоть в нетрадиционной ориентации подозревай. Все мы предпочитаем работать с женскими фигурами. Это у нас в крови. Даже самый тупой в рисовании всегда с удовольствием нарисует женскую фигуру или хотя бы ее часть. И в школьных учебниках подправит картины великих мастеров, дорисовав недостающие детали.
– Вот как это работает, – сказал Ворпед, – берем этот крохотный файлик… вставляем вот сюда… галочку здесь и здесь… а вот эту, напротив, снимаем к такой матери, чтобы не ограничивала свободу воображения машинному интеллекту… Все! Энтерякай, шеф.
Я нажал на клавишу ввода команды, на экране начали сменяться лица. Точнее, одно и то же лицо неуловимо менялось: глаза увеличивались, уменьшались, разъезжались в стороны, сдвигались к переносице, опускались или поднимались, поднимались кончиками по-азиатски вверх или, напротив, опускались, менялся разрез глаз, блеск, цвет.
То же самое происходило с ушами, скулами, носом, губами, прической. Даже цвет волос стремительно менялся по всей гамме от снежного-белого до цвета расплавленного золота. Я ожидал, что пройдет до рыжего, но Ворпед удержался от соблазна: все-таки красный или красноватый цвет характеризует ведьм, а эльфы по дефолту не могут быть связаны с нечистым колдовством.
– Стоп, – сказал я.
Картинка застыла, на меня смотрит удлиненное лицо с высокими скулами, глаза большие и внимательные, выразительные губы и тонко очерченный аристократический нос.
– Понравилась? – спросил Ворпед гордо. – Я сколько ночей не спал, все с лекалами бродил! Всех кинозвезд и фотомоделей перебрал, здесь скулы от Моники Белуччи, глаза взял у Софии Лорен, а губы от Анджелины Джоли. Но это за основу, как сырье, а дальше сам все переделывал и улучшал…
– Круто, – признал я. – Ты превзошел самого Господа Бога…
Он щелкнул по пиктограмке, картинки уменьшились так, что на экране поместилось около сотни. Мне показалось, что все одинаковые, но начал увеличивать, стали видны те самые крохотные изменения, по которым различают даже близняшек. Ворпед подсказал над ухом:
– Вот наборы масок. А вот прога, как менять уши, глаза, рот… Это если не будет хватать и тех сорока миллиардов вариантов, что заложены в программе.
– Ну, не буду же перелистывать все сорок миллиардов, – сказал я.
Он ушел на цыпочках, оставив меня за компом, довольный, что поймал на крючок, начальство сидит и, роняя слюни, оценивает его работу. А я в самом деле вернулся к тому лицу, так поразившему меня, попробовал заменить брови, потом чуть опустить, а то слишком удивленное выражение… но лицо сразу потеряло то очарование, что зацепило за живое. Вернул, попробовал увеличивать губы, делать нос еще тоньше, аристократичнее, но все не то, хреновый из меня художник.
Уменьшил картинку, чтобы на экран фигуру, поэкспериментировал, увеличивая грудь, а потом еще и еще, так что и Анджелина Джоли в роли Лары Крофт покажется в сравнении плоской, но получается пародия, интересная разве что для мастурбирующего подростка. Вернул изначальные параметры, грудь совсем маленькая, нежная, две перевернутые чашечки, а между ними могу положить ладонь. Чашечки увенчаны, как говорят, нежно– розовыми бутончиками.
Когда Ворпед вернулся, я уже отказался что-то менять в фигуре и просто перебирал одежды. Даже цвет волос решился сменить чуть-чуть на золотистый, но не золотой. Для такой чистой и нежной, трепетной, как мотылек, любые яркие краски кажутся грубыми, цыганскими, лишенными изящества и вкуса.
– Ну как, шеф?
– Здорово, – признался я. – Как только запустим, сразу же отправлюсь в эльфийскую деревню посмотреть на все красоты!
За спиной появился Аллодис, долго всматривался, голос прозвучал деловой и резкий:
– Эльфийской деревни не будет. Сразу делаем древний и прекрасный город. Конечно, наполовину разрушенный, ведь эльфы – древняя раса, что уступает мир людям, но все равно огромный, наполненный всякими архитектурными излишествами…
Ворпед разглядывал созданную моими усилиями эльфийку.
– Хороша?
– Очень, – признался я. – Вот так и не знаешь, где таланты спят. Если бы не взялись за эту байму, разве нарисовал бы такую красоту?