Уши в трубочку - Никитин Юрий Александрович. Страница 9

– Банзай!

– Слава Хирохито!

– Дэ ты бачив, щоб японци здавалысь?

Я осторожно пробирался вдоль стены, стараясь не привлекать внимания. В другом конце цеха молча и красиво дрались банды, презирающие огнестрельное оружие, как дело рук слабых и трусливых. Я только и видел мелькающие конечности, слышал частые хлопки, словно шелест лопастей вентилятора. Время от времени кто-то из последних сил взбегал по стене, в красивом кувырке приземлялся на задние ноги, иногда прямо на голову услужливо застывшего противника, иногда в изящно-балетной стойке на пол.

Только бы не появилась эта красивая, мелькнуло в черепе, как ее, торкесса. Она ж ни черта не понимает в наших сложностях, это мы в своей стихии, у нас уже налаженные алгоритмы, у нас все понятно, угадываемо, весомо, грубо, зримо, как этот вот водопровод, сработанный еще при старой власти…

Я прокрался, прячась за мастодонтовыми конструкциями, ближе к металлической двери, и почти сразу послышался перестук каблучков. Торкесса бежала со всех ног, красивая и раскрасневшаяся, волнуясь грудью. Я приложил палец к губам, она всмотрелась, вскрикнула:

– Да как вы смеете предлагать мне такое? Мы с вами едва знакомы!

– Но я… – пробормотал я обалдело.

– Вы просто хам! Дикий и невоспитанный варвар! И хотя это вас в какой-то мере оправдывает…

Я прошипел:

– Да тихо вы! Разве торкессы так вопят?

– А в чем дело?

– Если изволите умолкнуть на миг, – объяснил я, – я услышу, затихла ли канонада. Нам нужно на крышу. Туда можно по лесенке, вон она, пожарная, а можно и на лифте. Правда, грузовом.

Она обиженно умолкла, тяжелый грохот стал слышнее. Я потихоньку выглянул из-за угла. Впереди некий цех, похожий на металлодобывающий, вдоль стен огромные мастодонтовые конструкции из монолитного металла, а третий ряд станков, больше похожих на искалеченных мегароботов, тянется посредине. Вдали внезапно озарилось ярко-красным. Из непомерно толстого и высокого цилиндра со зловещим шипением хлынула струя расплавленного металла. По стенам полыхнул зловещий багровый свет выплеснувшейся крови, к нам докатилась шелестящая волна горячего сухого воздуха.

– Попробуем пробраться, – сказал я, – на той стороне должен быть выход.

– Откуда знаешь?

– Дык я ж был литейщиком, – пояснил я гордо.

– В самом деле, Ваше Графство?

Я кивнул, вздохнул:

– Кем я только не был… Пошли.

Крадучись мы перебегали от одной исполинской конструкции к другой. От железа тянет жаром смерти, все-таки дерево изначально человечнее, недаром же все разборки переносятся в такие вот цеха, чтобы горячие головы взмементили о морэ и, может быть, передумали, все-таки численность населения нашей страны и так сокращается, самое время, как патриоты, мэйк лав, нот во.

Огненная струя, что издали выглядела струйкой, вблизи оказалась настоящей рекой расплавленного металла, грозно ревущей и пенящейся, по красивой дуге ниспадающей из короткого широкого желоба в исполинский ковш. Сам ковш в глубокой яме, края ковша на полметра над полом, так что, если споткнуться… впрочем, такая волна жара отшвырнет любого споткнувшегося.

К ковшу подъехал на ветхой платформе изъеденный ржавчиной цилиндр. Оттуда, скрипя шарнирами, выдвинулся рычаг манипулятора, зачерпнул металлическим стаканом расплав, втянул в грудь, а на верхней части возникли на табло и замелькали, быстро сменяясь, цифры. Автоматический анализ, понял я, проба на углеродистость. А мы по старинке ковшиком на длинной ручке! Обжигались, а потом бегом несли плещущий металл в лабораторию на другом этаже… И так несколько раз за смену!

– Хорошо теперь здесь работать, – прошептал я. – Просто рай…

Торкесса шумно дрожала, ее хорошенькая мордочка от обилия огромных древних механизмов выглядела подавленной, в глазах страх.

– Как вы можете так шутить…

– Какие шутки, – сказал я с завистью. – Видела бы ты, как в таких цехах работали раньше! А то и сейчас… на Украине какой-нибудь.

Мы начали огибать мартеновскую печь, толстая стена вздрагивала, я покосился на бледное лицо торкессы с вытаращенными глазами, она представляет море расплавленного металла по ту сторону этой обшивки, обложенной огнеупорным кирпичом, что вообще-то быстро прогорает, растекается сосульками.

Я зябко передернул плечами, тоже довоображался, сказал бодро:

– Как только добежим…

Поперхнулся, в дальнем светлом проеме выхода возникли человеческие фигуры. Трое, четверо, нет, уже восемь человек… В руках автоматы, пистолеты и гранаты на поясах, а за плечами гранатометы и стингеры.

– Это зорги… – прошептала она обреченно.

– А не братки?

– Какие братки? – переспросила она.

– Солнцевские или долгопрудненские, – ответил я раздраженно, – какая разница?

– Я таких систем не знаю, – прошептала она. – В нашей Галактике…

– Да ваша Галактика на задворках, – буркнул я, – если там о солнцевских не слыхали. А Люберцы так вааще… Правда, их время прошло…

Вошедшие шли медленно, не спеша, заглядывали во все закоулки. Мы затаились, как мыши, я лихорадочно продумывал все варианты, но против лома нет приема, окромя другого лома, а это значит, что мы должны быть по меньшей мере в штурмовом танке, да и то бабка надвое поплевала: у троих из них в руках как раз противотанковые ракеты.

Подходили все ближе, я опустил ладонь на голову торкессы и придавил чуточку, золотой блеск волос может выдать, она затихла. В непрестанном тяжелом шуме огромного литейного цеха я отчетливо слышал обрекающие шаги, сопение всех восьмерых. Один непрестанно чавкает, пуская пузыри чуингам, этому предназначено погибнуть первым, или я вообще последний дурак и ни черта в этом мире, именно в этом, не понимаю…

Я напрягся, готовясь выскочить, пропадать так с музыкой, но они остановились в двух шагах от нас, долго смотрели поверх наших голов, тянули напряженную паузу, наконец один произнес с явной досадой:

– Да нет их здесь, босс.

– Должны быть, – ответил тот, что в середине, не признать в нем босса трудно: красивый и элегантный, в черном плаще и модной шляпе, этакий скучающий эстет-аристократ, в то время как все остальные – типичные наемники-профессионалы. – Нам сообщили, что ловушка для них расставлена именно здесь…

– У них не хватило ума, – подал голос второй, – добраться до этой ловушки.

– Им бы че-нибудь попроще, – добавил третий, – а не циркачку…

Они постояли, озирая остальные две трети исполинского цеха, никому в этот ад идти не хочется. Еще одна мартеновская печь начала выдавать продукцию, то есть в стене толстой металлической башни образовалась огненная дыра, бурным потоком хлынул расплавленный до легкости спирта тяжелый металл, пронесся по желобу и жутким и прекрасным водопадом низвергся в подставленный ковш. Выметнулись, как при салюте, мириады огненных искр, взлетели до самого свода. Если хоть одна такая искорка попадет на плащ или шляпу…

Босс передернул плечами:

– Мерзость какая… В самом деле, кто сюда придет? Разве что на альтернативную службу… Уходим.

Я едва сдерживал дыхание, торкесса вообще затихла, будто сомлела, а они начали медленно, очень медленно поворачиваться, теперь ведь, когда уходят, можно и подемонстрировать, что, если бы не приказ, все бы здесь перевернули, в каждую мышиную норку заглянули, даже в ковше бы пошарили голыми руками, а так вот подчиняются приказу, уходят, уходят, уходят…

Удалялись по направлению к распахнутым воротам с ленивой грацией наемников, которым все до Фаберже. Я молил судьбу, чтобы двигались побыстрее, ну что это как будто через плотную воду, даже через густой клей, мухи какие-то осенние, а не киногерои, им только за ленивцами наблюдать да ослабленных улиток ловить, горячие эстонские парни…

Но удаляются, удаляются, вот уже в распахнутых воротах их охватил солнечный свет, наполовину скрыл, окружив ореолом благородных героев, светлым сиянием тех, кому подражают, на кого стараются быть похожими все, у кого только одна извилина, да и та между ягодицами, а таких, естественно, большинство, так что это герои масс.