Великий маг - Никитин Юрий Александрович. Страница 9

Да за какое поколение – за половину или даже четверть! Полпоколения вообще не знали о персональных компах. А вот теперь без них ни шагу. Когда Томберг начал писать, о компах не слыхали. Когда он был в зените славы, персоналки пошли в широкую продажу. Но не прошло и пятнадцати лет, как бурный рост электронных книг начал вытеснять громоздкие бумажные. Резко упали тиражи. Измельчились гонорары. Сократился ассортимент, ряд жанров вообще исчез с книжных полок. Кому нужна справочная литература по компьютерам, программам, даже по ремонту автомобилей, если все это стремительно устаревает, а на сайтах информация обновляется постоянно?

Правда, в стране десятка два издательств, все еще выпускающих книги. Пятнадцать из них у нас, в Москве. Невероятно дорогие, пышные, с золотым обрезом и шелковыми закладками, уже и не книги, а некое украшение квартиры на любителя, как вот иные покупают и вешают на стены мечи, топоры, лапти. Книжные полки – те же лапти на стене и расписные деревянные ложки на кухне возле электрогриля.

– Петр Янович, – позвал я, – доброго вам здоровьичка!

Он обернулся, расплылся в улыбке.

– А, Володенька!.. Как поживаете?.. Ого, вам не тяжело такую телегу таскать?

– Гости у меня, – промямлил я, – встречу отмечаем, надо приготовиться. Как жисть, что слышно?..

– Да какие теперь новости?.. Еще одно издательство закрылось вчера. Да так страшно!.. Представляете, на складах штабели с книгами, так вот их даже не пытались продать хотя бы по сниженной цене. Можно было бы хоть в электричках… Просто бросили все. Этого я не могу даже понять. Страшное время!

Я поддакнул:

– Да, тяжелое время… Кстати, я совершенно случайно наткнулся на редкое издание «Цветов зла» Бодлера. Загляните ко мне, я вам с удовольствием презентую.

Он всплеснул руками.

– Да что вы, Володенька?.. Как вам такое удается?.. Я вроде бы знаю все букинистики и антикварные магазины Москвы… Где же она могла появиться?

Я засмеялся:

– Места знать надо!

Я пошел толкать свою тележку дальше, а он смотрел вслед добрыми беспомощными глазами. Я вырос в его глазах, ведь он по старинке обшаривает книжные магазины, пересматривает там все полки, работа для подвижника. Не стоит признаваться, что я просто заглянул в Инете в раздел редких книг, выбрал эти «Цветы», хотя там их хрен знает сколько, все спешат избавляться от этого хлама, тут же оформил заказ, и через пару часов посыльный уже звонил в дверь. Я принял книгу, оплатил ему заказ и проезд на метро, и то и другое – копейки. Во всяком случае, дешевле, чем купил бы в букмагазине.

На выходе из магазина я взял кое-что из прохладительного, все можно бы заказать и по Интернету, доставят тут же, но все-таки иногда по старинке люблю смотреть на то, что покупаю, выбирать и даже перебирать на полке аккуратно упакованные в целлофан пакетики, вроде бы одинаковые, но все же, все же…

И мне, и Томбергу, и другим авторам бывало обидно, что книгу пишу полгода, а прочитывают ее за вечер. Но вот теперь я работаю над видеороманом два-три месяца, а прочитывают его, вернее – проходят не быстрее, чем за месяц-два. И то, если каждый день за экраном до полуночи. А если урывать по паре часов в сутки, то чтение, которое уже и не чтение, а сопереживание с героями, займет даже больше, чем написание.

Такая технология ударила по слабым авторам сильнее, чем пиратские размещения их текстов в Интернете. Видеокниг потребовалось в сотню раз меньше, чем бумажных, тех средний читатель покупал пятьдесят-сто в год, а видеокниг и десяток ему выше крыши. Потому теперь все тиражи, все гонорары, все внимание, что раньше распылялось на сотню авторов, сконцентрировалось на десяти. Я был в десятке бумажных, остался в ней и при переходе на видеокниги. Даже не просто в десятке, а в самой верхней ее части.

Глава 4

Группа детей на самом что ни есть солнцепеке окружила счастливого Барбоса, примеряет ему венок из цветов. Барбос счастлив, дети тоже. В отличие от взрослых, большинство из них безошибочно чувствует характер собаки, а грозная внешность… так все взрослые выглядят крупнее и сильнее, но не кусаются же.

Заприметив меня, Барбос заулыбался и помахал обрубком хвоста, но с места не сдвинулся, его окружили со всех сторон. Две пары родителей в сторонке оживленно беседуют, на детей ноль внимания. Одна пара – кавказцы, что удивительно, они панически боятся собак и детей приучили шарахаться. Но эти, видимо, уже обрусели. Даже омосквичились.

– Пора, – сказал я, подходя к детям. – Здравствуйте, господа. Позвольте увести этого крокодила.

– Это не крокодил, – запищал один.

– Это собачка! – добавил второй.

А третий сказал веско:

– Она добрая!

А кареглазая девчушка, что держалась за их спинами, добавила застенчиво:

– И красивая…

– Не гордись, – сказал я Барбосу наставительно. – Гордыня – грех.

С кучей полиэтиленовых пакетов я перешел на ту сторону улицы, асфальт размягчился, как воск, прогибается под подошвами. Барбос понесся впереди приветствовать велосипедистов и мамашу с коляской, все выходят из нашего подъезда, я тащился следом.

Подходя к дому, замедлил шаг, высматривая Благовещенского. Лучше встретить здесь, а то заявится в квартиру, оттуда так просто не выставишь, придется угощать, что за дурацкий обычай у этих, как их, русских, к племени которых, увы, принадлежу и я сам. В сторонке от подъезда, но так, чтобы жильцам не ходить далеко, огромные контейнеры для мусора.

Я покосился на контейнер, доверху заполненный книгами вперемешку с пустыми пластиковыми бутылками, раздутыми пакетами с очистками и прочим сором. По статистике, только в мусорные ящики Москвы ежедневно выбрасывается около двух-трех миллионов книг. Конечно, выбрасывали книги и раньше. К примеру, устаревшие школьные учебники: изуродованные, растрепанные, изрисованные, но сейчас начали планомерно чистить домашние библиотеки и от сравнительно новых книг, именно это и дало ужасающую цифру в два-три миллиона три года назад, что через год возросла до десяти миллионов, а в этом году вообще начался обвал: сто миллионов книг в день!

Сто миллионов – это значит, что каждый житель Москвы ежедневно выбрасывает по восемь книг, но на самом деле, конечно, многие вообще не имеют дома книг, так что это избавление от книг значит тотальное избавление от древних форматов бумажных книг и переход на электронные носители.

Примета времени: ежедневно прибавляется штук двадцать-тридцать книг. Наш дом – обычный дом, многоквартирный и многоподъездный. В нашем, к примеру, шесть подъездов. У каждого свой мусорный ящик. И в каждый ежедневно выбрасывают десятки книг. Таких домов в Москве тысячи и тысячи, десятки тысяч.

Я не раз видел, как Томберг, не стыдясь соседей, рылся в выброшенных книгах. Правда, ничего не брал, но всякий раз темнел лицом, хватался за сердце и говорил измученным голосом:

– Но это же… книги! Как можно? Я не понимаю, как можно?

– Богатеют люди, – сказал я однажды.

– Богатеют? – переспросил он. – Или беднеют?

Я понял, что он имел в виду, но кивнул, подтвердил:

– Богатеют. Теперь им мало домашних библиотек в тысячу книг. А современные носители позволяют держать дома все издания мира, все картины и все фильмы. Вот и… приобретают. А книги… книги чересчур громоздки.

Он прошептал:

– Но зачем же избавляться от настоящих? У меня тоже на диске вся Ленинская библиотека, вы мне ее скинули, но я берегу и настоящие…

Потому, подумал я, что не открываешь электронные. Они тоже настоящие. Еще настоящее! А кто открывает, тот вскоре понимает, что держать в квартире эти старинные фолианты, собирающие пыль, все равно, что в современном гараже среди ультрасовременных автомобилей ставить карету. И четверку лошадей, за которыми еще надо убирать каштаны, кормить, лечить.

– Вы – исключение, – сказал я.

Он невесело улыбался, хороший и мудрый старик, но, к сожалению, вся его мудрость ограничена тем, уходящим веком. Там он знает и понимает все, а чего и не знает, то чувствует интуитивно точно, нового же века инстинктивно боится.