Битва Деревьев - Новак Илья. Страница 18

– Но почему? Что в ней такого? Феи издавна живут в лесах и всегда помогали нам, если мы просили…

Эльхант поднял руку, и Лана замолчала, когда он приложил ладонь ко лбу.

– Я знаю, что все просто, – произнес агач с закрытыми глазами. – Есть ты, есть другие. Среди них есть свои, есть враги. Своим надо помогать, врагов – убивать. Тебе остается лишь решить, как это делать, и все. Но из-за… – он медленно повел рукой в сторону холма. – Из-за этого начинаю понимать: есть что-то еще. Под всем… Под всем спрятано что-то темное и непонятное. Сложное…

– Мадред, – сказала Лана. – Друиды говорят: Артар – все мужи, Мара – жены, а Мадред – то темное, что есть в каждом сыне и каждой дочери Высокого Древа.

Они замолчали, думая каждый о своем. Для Ланы, чья мать умерла сразу после родов, воспитывавшейся сначала среди неразговорчивых и суровых мужей-доиров, а после – среди еще более суровых питшей, жизнь так же представлялась простой и ясной. Она не видела ничего необычного в магии фей, не верила в восставшего из праха Горака… но она знала сынов омелы, знала, на что они способны.

– Почему друиды изгнали Альвара? – спросила она.

Глаза Септанты раскрылись, и он посмотрел на амазонку.

– Ты не знаешь?

Она пожала плечами:

– Лишь слухи. В шесть лет отец отдал меня на воспитание питшам. Там говорили, что Альвар Гай пытался убить оллама.

– Ложь. Он… он сделал другое. Хотел сделать. Я не буду говорить об этом. Я…

Что-то произошло на холме – волны, накатывающие все быстрее и быстрее, вдруг схлынули, а потом из вершины будто ударил фонтан, так что затрепетали листья на деревьях по всей округе, закачались ветви, и не только Эльхант, но и другие ощутили этот всплеск. Агач зажмурился. Его рассудок закрутило в водовороте… И тут же все кончилось – наступила тишина, волны силы перестали биться в разум Септанты, как вышедшая из берегов река в одинокое дерево, грозя подмыть и опрокинуть его.

– Летит, – произнес Орхар.

Это оказалась Поэми – раскрасневшаяся, с растрепанными волосами. Когда она возникла среди деревьев, пирси со всех сторон устремились к ней, что-то взволнованно пища. Не обращая внимания на остальных, Поэми подлетела к Эльханту и сказала:

– Владычица передает, что вы можете возвращаться.

– К холму! – громко произнесла Лана, и эльфы начали подниматься на ноги.

Крылья Поэми затрепетали, она тихо застонала, покачиваясь. Темно-синие глаза закатились, фея перевернулась спиной книзу, падая в траву. Шагнув вперед, Эльхант подхватил ее.

– Что с тобой?

Поэми молчала. Голова безвольно откинулась, эллиан повисла на руках Септанты. Под туникой из крапивной ткани грудь тяжело вздымалась. Сжимая Поэми в объятьях, Эльхант вслед за остальными пошел в сторону холма. Оттуда уже доносились голоса вернувшихся кентавров.

Поэми пришла в себя, когда Эльхант остановился у подножия. Фея что-то пробормотала, ухватив агача за руки, развела их и взлетела. Эльхант не заметил этого – как и все остальные, он глядел на холм. Черный цвет исчез, склоны покрылись светло-коричневыми и ярко-зелеными пятнами. Толстые стволы, переплетенные, будто прутья в корзине или изгороди, образовывали стену, которая тянулась по кругу примерно на середине склона, опоясывая вершину. Ее венчала башня, очень широкая у основания и сужающаяся кверху, где она заканчивалась площадкой в окружении густо растущих веток и листвы – будто пышной зеленой шапки. Вся крепость казалась живой, и она все еще продолжала расти: из стены появлялись тонкие ветви, они изгибались, прорастая листьями, оплетали бойницы. Временами земля начинала шевелиться, когда новые корни пронзали ее, вгрызаясь в холм. За крепостной стеной виднелись башенки; в ней были ворота с одной шелестящей листьями створкой – изогнутый квадратом ствол и виноградная лоза, протянувшаяся ровными рядами.

Эльфы столпились у подножия, изумленно разглядывая все это. Над стеной и между ветвями, что украшали вершину центральной башни, порхали эллианы. Стая пирси, радостно пища, устремилась к ним. Ухватив Эльханта за руку, Поэми потащила его вверх.

Переглядываясь, дети деревьев направились следом. Из-за холма донеслись голоса не успевших ускакать далеко кентавров, которые теперь также поднимались к вершине, но с другой стороны.

Когда Поэми подвела Эльханта к воротам, те сдвинулись на двух гибких стволах, заменяющих петли, приоткрылись, и наружу вылетела бледная Оливия.

– Внутри возле башни есть круг земли! – громко произнесла владычица. – Костер жечь только там. И только из мертвых ветвей. Вы слышите? Стены и все, что здесь, не рубить, не резать!

– Почему? – спросил Эльхант, останавливаясь возле ворот и заглядывая внутрь. Рядом из бугристой светло-коричневой стены показалась ветка. Она изогнулась к небу, удлиняясь, прорастая листьями – крошечные спиральки на глазах увеличивались, с тихим шелестом распрямлялись, наливаясь сочной зеленью. Крепость шевелилась, но все медленнее, последние побеги пробивались из стен.

– Представь, что крепость – это я, – произнесла Поэми. – Стены, все остальное – мое тело. Ему нельзя вредить.

– Да, тело феи, – подтвердила Оливия. – Изменившееся, но живое. Стали бы вы резать или царапать меня?

– Резать или царапать – не, – произнес сзади Орхар. Он протиснулся между эльфами, подошел ближе, с веселым удивлением разглядывая шевелящуюся стену. – А вот ежели… – Ухмыляясь, солдат положил ладонь на толстый ствол, изогнутый, переплетенный с соседними так, что щелей между ними не осталось, и медленно провел по нему рукой.

– Прекрати! – велела Лана, и тут на склоне показались кентавры.

– Глядите, а вон среди них новой, – Орхар зашагал к четвероногим.

Лана и Руан направились следом, но Септанта сначала шагнул в ворота, оглядел пологую вершину, стволы и ветви, летающих между башнями фей, и лишь затем пошел к кентаврам.

– Вот гонец, что поскакал дальше, к воеводе, – произнес Бран, когда Септанта остановился рядом. – Второго догнали журги, а Дарвала не смогли. Он вернулся с повелением от воеводы, мы встретили его в лесу.

– Отец приказывает возвращаться, – добавила Лана хмуро.

– Дела плохи! – Вождь стукнул кулаком по ладони. Септанта вопросительно посмотрел на него, но рыжий коротко заржал и пошел прочь вместе с кентавром-гонцом. Когда агач перевел взгляд на Лану, та пояснила:

– В лесу возле лагеря что-то происходит. Отец сказал, что… этот четвероногий передал его слова так: лес темнеет. Причем с разных сторон. Вроде там собираются войска мракобестий. Два отряда следопытов не вернулись, а наездники на грифонах сверху не могут ничего разобрать. Они говорят – вроде плесневелого тумана над кронами, и он непроницаем для взгляда. Но возле Коры они видели войско орков, которое шло в нашу сторону со стороны руин Скребунов. Очень большое войско.

– Горак вернулся! – рявкнул Бран позади.

– Может быть. Хотя я не верю в это, – сказала Лана. – Посреди леса дети деревьев больше не могут оставаться, там их легко окружить. Воевода хочет занять оборону в крепости. Войско движется в нашу сторону.

– Так что изменилось? – спросил Эльхант. – Что хочет Монфор от нас? Он идет сюда? Хорошо, мы ждем.

– Нет, он приказывает нам двигаться навстречу. Нас слишком мало, оставаться опасно. Возвращаемся.

– Но уже вечереет, – возразил стоящий рядом Руан, и Лана развернулась к нему:

– Ну так что? Или ты страшишься ночного леса?! Ты слышал приказ воеводы!

– Мы выполним его приказ завтра, – решил Эльхант. – Воевода говорит, здесь опасно? Но возвращаться ночью куда опаснее, или ты не понимаешь этого?

Не слушая возражений, он пошел к воротам, а взгляд Ланы жег его спину.

Эльхант проснулся и тут же резко сел. Сознание вынырнуло из сна почти мгновенно; несмотря на то, что он находился в малознакомом месте и спал здесь впервые, агач сразу вспомнил, где он и какие события привели его сюда.

В главную башню нового Твердокамня проникал тусклый звездный свет. Он скупо озарял древесные стены, изогнутый потолок и поросший мягким мхом, будто накрытый ковром, пол. Маленькая пирси, усевшаяся Эльханту на лоб и щипавшая его за ухо – потому-то он и проснулся, – описав в воздухе петлю, чуть не ударилась о стену. Она тихо зашипела, а потом замахала руками, начала хлопать себя по ушам и показывать на один из проемов – но Септанта уже и сам услышал. Он спал одетый. Обув сапоги, вскочил и, на ходу перекидывая через голову ремень ножен, выпрыгнул в проем.