Битва Деревьев - Новак Илья. Страница 53

– Хех! – Орхар опустил цеп. – Ну точно… ему ж дышать не надо!

Кучек шел по дну, быстро приближаясь.

– Серпик, – скрипнул он, выбравшись по пояс. Когда голем заговорил, изо рта выплеснулся целый водопад. – Серпик потерян. Убоюн. Кучек без убоюна.

– Э, да ты черный весь, – заметил солдат. – Слышь, здоровяк, обгорел ты…

– Крепче кожа будет, – ответствовал голем, проходя мимо. Не останавливаясь, он затопал в сторону хижины. – Прокалилась, задубела. Убоюн Кучеку!

Они оглянулись: голем целеустремленно топал вперед.

– Чего это он… Мозги спеклись у глиняного? – удивился Орхар.

Эльхант сказал:

– Это жилище Драэлнора. Идем.

Внутри никого не оказалось. Кучек сразу направился к сараю, принялся чем-то греметь и шуршать там, остальные вошли в хижину. Орхар сунулся в кладовку, нашел жбан с молоком и краюху хлеба, сев за колченогий стол, принялся с аппетитом чавкать и хлебать молоко прямо из горлышка.

– До меня топайте, – предложил он, хлопая по лавке рядом. – Тока чашки раздобудьте в кладовой.

Очаг давно остыл. Кроме стола, в комнате, полной острых, кислых запахов, стояла пара сундуков да низкая лежанка. На окнах не было ставен, лишь куски холстины, на двери – засова или щеколды. С балок под низким потолком свешивались связки трав, веревочные сетки, полные кореньев и высохших бледных клубней.

– Точно Лучшая Песня здесь обитает? – спросил Орхар. – Не боится, однако, старец никого, двери не запирает… Что там глиняный наш поделывает? Пойду гляну.

Лана с Эльхантом вышли вслед за солдатом. Кучек неподвижно стоял под хижиной со стороны реки. В руках была длинная, чуть кривоватая палка с ржавым серпом на конце.

– Плохое, – молвил голем не оборачиваясь, когда они приблизились. – Неказистый убоюн. Другой отсутствует. После Кучек краше оружие найдет.

– Что ты там выглядываешь? – спросила Лана.

– Огонька много было, – пояснил он, все так же пялясь на реку. – Крыша вниз скоро рухнуть должна. Могло завалить паутинку, но вдруг? Если полезут из воды кости, Кучек здесь будет. Следить будет. – Он тяжело сел, положив свое новое оружие на округлые, покрытые мелкими трещинами колени, и заключил: – Всю ночь.

– Будем ждать Лучшую Песню, – подтвердил Септанта, когда Лана и Орхар повернулись к нему. – Он знал, что я появлюсь. Должен прийти.

Они стали возвращаться к хижине, и тут впереди раздался шум. Все трое одновременно схватились за оружие, когда увидели фигуры между деревьями. Похрустывая ветками, из лесу появился отряд орков – в основном желтокожих, хотя были среди них и зеленые. Многие ранены, все выглядели помято и устало. Во главе шел высоченный вожак с длинным копьем на плече. Он остановился, вскинув голову, и вслед за ним стали остальные. Раздалось ворчание.

– Меньше дюжины их, – прошептала Лана.

Вожак склонил голову набок, разглядывая троих возле хижины. На низком морщинистом лбу и правой скуле виднелись темные пятна запекшейся крови. Вдруг он поднял лапу и показал череп, который держал, просунув пальцы в глазницы.

– Харгархх! – донесся не то вопрос, не то восклицание.

– На орков мертвоживые напали, – поняла Лана. – Их больше, но они без сил… Можем добить сейчас, мы же с Кучеком, да и Орхар…

– Уходите! – прокричал Эльхант, поднимая руку. – Ступайте к Горе! Здесь не выжить.

Он махнул в сторону Предела Воздуха и медленно положил кэлгор на землю.

Еще несколько мгновений вожак глядел на них, потом с размаху швырнул череп себе под ноги и наступил на него. Раздалось неразборчивое ворчание; орки направились дальше – наискось от леса, прошли позади хижины, постепенно удаляясь.

– Зачем? – спросила амазонка.

– Сейчас не они главные наши враги. – Эльхант поднял меч.

– Да, но… Все равно – орки растерзают любого из нас при первой возможности. А это – еще и желтые. У них есть жорганы, белые кабаны. Они куда хуже жургов. В детстве, когда я не слушалась, нянька пугала ими.

– А я видал жорганов, – Орхар поежился. – Однажды, во время того боя… Горак на белом скакал. Он как… как корова все одно! Ладно, чего там. Ушли они – и Мадред с ними.

В конце концов солдат спать в хижине отказался. Покосившись на Лану с агачем, он сказал, что от духа друидских трав его мутит и в голову лезет что-то дивное, да и одежа на ветерке быстрее обсохнет, и вообще он привык почивать под звездами. Орхар залез в кладовку, вытащил ком тряпья, затем, бормоча что-то про ночной холод и про то, что "вы тута и так не померзнете", забрал с лежанки покрывало, после чего удалился. Вскоре снаружи донесся скрип двери – почему-то, несмотря на свои слова, солдат решил спать не под звездами, а в сарае. За окном, если приподнять холстину, можно было увидеть неподвижного Кучека, сидящего лицом к реке. Стемнело окончательно. Под потолком между балками едва заметно мерцали, то исчезая, то возникая, блеклые расплывчатые светляки. Из сарая некоторое время доносился шелест соломы и приглушенное ворчание Орхара, затем все смолкло.

– Матери не помню, – сказал Эльхант, кладя руку под голову. Вторая его рука лежала на затылке Ланы, пальцы перебирали ее волосы. Их одежда сохла, развешенная на табуретах и столе. Септанта лежал на спине, уставившись в потолок, амазонка – на боку, щекой на его плече.

– Помню только что-то большое и светлое. Волосы почти белые. Она умерла, когда мне восемь было. Через год после изгнания.

– А отец? – спросила Лана.

– Альвар… он строгий был. Но такой… рассеянный. Что-то велит сделать, а после забудет. Серьезный. Думал всегда о чем-то своем.

– Как он погиб? Если не хочешь – не говори.

– Нет, я могу. Он орков лечил и заразился от них.

– Орков? – Она с удивлением приподняла голову, разглядывая его лицо в профиль.

– Детенышей, да. Появились филиды и друиды, отрядом. Пришли за Альваром, чтоб убить его. Или, может, чтоб пленить и в Корневище привести. Думаю, их оллам послал. Но они ж Гравийской пустоши не знают совсем. Между Баркентинами и Горой Мира прошли, потом через Кору, мимо руин как-то проскользнули… и в пустоши на стаю орков сразу наткнулись. Не воинов, а пастухов. Хотя орки – они все воины, если нужда… Они на сынов омелы и наскочили ночью, те прям возле их становища лагерем стали, не заметили даже. Друидов два было, да пятеро филидов. Орки их порезали, прежде чем те сообразили, что к чему, только один песнь боли успел затянуть… Взрослым оркам ничего, а детенышей несколько, которые с ними пришли, – тех свалило. Друиду рот заткнули, чтоб не пел, и к дереву прибили. Утром два детеныша до нас добрались, до нашего дома, – стонут, плачут, все в язвах, волдырях. Альвар их вылечил и пошел к становищу. Нашел друида, уже едва живого, с дерева снял. Тот ему рассказал, откуда они взялись, потом помер. Отец тогда к оркам. Остальные детеныши у ручья лежали, подыхали уже. Он их вылечил. Но зараза на него перешла.

– Так он нарочно, что ли?..

– Да. Не знаю. Может, иначе она не сходила, только если на себя взять? А он думал – сдюжит, вылечится. Не вылечился. Я его похоронил. Когда он умирал, совсем страшный был. Навроде мракобестии, зомби. Кожа слезала, волдыри вместо глаз… – Эльхант пошевелился, вытянул ноги, глядя в потолок. Светляки струились над балками, соскальзывали по связкам трав, впитывались в дерево, исчезали и возникали вновь. Снаружи бормотал Кучек – уже долго, без остановки, нараспев говорил что-то невнятное.

– А Драэлнор? – спросила Лана. – Я так и не поняла, ты и вправду в Корневище хотел попасть, чтобы…

Эльхант, помолчав, сказал:

– Сам не знаю. Драэлнор нас часто навещал. Они с Альваром говорили помногу, запершись… Я тогда уже с агачами ходил, то к Гроану, то к Кайза-Мору… Вдруг появился Лучшая Песня и передал, что отец умирает. Я вернулся. И Альвар перед самой смертью сказал: старца слушайся. Он мудрый. А еще велел Брислана бояться. Мол, захочет сыну отомстить, раз отец от него ускользнул. Потом уже, много времени прошло, Драэлнор предложил за Гору Мира идти. Рассказал про паутину: вроде есть ходы, другим неведомые, они, как норы, по всему миру деревьев. И начало их – в Корневище, в колодце. Сказал, идем туда, мне помощник нужен. Как да что – на месте решим. Главное, чтоб ты шум поднял там, как попадешь в Рощу, отвлек их, а иначе друиды заметят меня, даже когда я песней буду. И я согласился помочь. Может, хотел Брислана убить… не знаю. Теперь не важно это все.