Битва Деревьев - Новак Илья. Страница 68

Они вырвались из холодного зимнего дня в новый, неистовый свет, и сверкающая ширь наднебесья распахнулась, впустив их в себя. Летун вознесся над облаками. Агач зажмурился, почти ослепленный. Седло под ним качнулось и выровнялось. Он раскрыл глаза. Теперь облака были внизу – золотой свет океаном лучей падал на них, выбивая струи белого, завивая их спиралями и кольцами.

Скалы, огромные горы, пологие холмы, долины и ущелья – и все это сверкало на солнце, все это двигалось, весь ландшафт медленно полз в одну сторону в потоке ветра. Слева над остальными возвышенностями выступал далеко в чистые голубые небеса исполинский отрог из мягкого пуха, будто снежный утес, – он кренился и вскоре должен был обрушиться всем своим несуществующим весом на долины и холмы под собой.

И рядом, бросая вниз округлую тень, что скользила, трепеща краями, по облачным перекатам, висел остров из земли и камня. От вида чего-то столь огромного и наверняка невероятно тяжелого, свободно парящего в воздухе, у Септанты закружилась голова.

Летун поднимался. Недолгое время агач видел "дно" острова: камни, массивы спрессованной глины, клочья болтающихся на ветру корней – странный перевернутый пейзаж, – а затем машина оказалась выше громады. Ярко-желтый песок, сочная зелень, крыши построек, купола, шпили дворцов, оранжевые лодочки, стоящие на расчищенных квадратах земли или висящие над нею, большой ковчег в виде половинки капли, опускающийся у середины острова, и там, в самом центре, – пирамида, возвышающаяся над всем… Но выше ее была радуга: сияющая золотая дуга, раскинувшаяся от одного края острова до другого. Вокруг извивались призрачные лучи.

Глава 9

Этот мир был горяч и сух, весь он переливался золотым солнечным светом, исходил жаркой дымкой, струился, плавился в небесном огне.

Ветер гнал по пустыне маленькие злые смерчи. Стоя рядом с Кучеком, Эльхант ладонью прикрыл глаза от солнца. Песок, очень мелкий и необычайно желтый, сиял; пустыня казалась сплошной спекшейся поверхностью, твердой, а не сыпучей. Агач шагнул вперед, чтобы фигура голема не мешала обзору. Справа кромка острова тянулась прямо, а слева загибалась огромной дугой. Впереди, за пустыней, искаженные маревом, виднелись кроны деревьев – бледно-зеленые куполообразные медузы на коричневых столбах, подрагивающие, шевелящие мохнатыми ветвями-отростками. Еще дальше, едва различимые, маячили крыши и шпили; почти прозрачный силуэт пирамиды высился над все этим. Небо сияло бирюзой – ни единого облака, все они остались внизу, лишь бесконечное пространство чистейшего светлого эфира, сквозь которое летел мир, а в невообразимой вышине плыл, тихо звеня, шар солнца.

Скользнув взглядом по зарывшемуся носом летуну, Эльхант повернулся и встал на краю земли. Тонкая струйка песка сбегала между камнями, сеясь в прозрачный воздух, изгибалась на ветру и пропадала. Океан облаков стелился под островом. Нижняя часть полого изгибалась к центру; корни, выползшие между камнями и глиной – которая теперь тоже превратилась в камень, скрепив глыбы, – давно высохли и напоминали мочала. Они дергались, извивались в потоках воздуха, будто умирающие в судорогах змеи с лоскутьями отставшей чешуи.

Ветер дул ровно и сильно. Эльхант вернулся к летуну, присел рядом. Крыло почти отвалилось, колпак побелел, трещина пересекала корпус над емкостью. Но газ все еще наполнял ее, и машина взлетела бы, если бы Кучек не держался за рулевую дугу.

– Пирамида… – начал Септанта, и тут раздалось знакомое потрескивание. Паутина во лбу голема разгорелась сиренево-желтым, в узорах проступило лицо.

– Лана! – позвал агач, выпрямляясь.

Амазонка глянула назад, затем вновь уставилась перед собой.

– Эльхант, он убит! – Она подалась вперед, лицо увеличилось, и агач увидел засохшую на подбородке кровь. – Ты слышишь? Кто же теперь будет… Там… это ты? Я почти ничего не вижу!

– Лана… – повторил Эльхант.

– Ты нужен нам здесь! – Голос то звучал громче, то совсем стихал. – Завалена камнями… Очень много… Карлики… А он мертв, Эльхант! Не знаю, что делать теперь. – Ее лицо начало пропадать. – Когда подошел… Скребуны отогнали…

Паутина померкла, лицо исчезло. Голем качнулся, чуть не упустив летун, который, выдирая нос из песка, тут же стал медленно взлетать. Кучек вновь возложил на него руку и заскрипел:

– Что было? Когда оно… – другой рукой он показал на паутину. – Теряет, Кучек теряет себя. Потом… опять жив.

– Лана пыталась поговорить со мной, – пояснил Эльхант. – Ты понял, что произошло внизу? Солы на большом корабле забрали жемчужину северян. Корабль возле пирамиды. Значит, жемчужина теперь где-то в ней? Надо идти туда.

– Как вернуться?

Агач оглядел покореженную машину.

– Развалится птичка в дороге, – проскрипел Кучек. – Можно чинить.

– Ты сможешь починить ее?

– Кучек сделан… создан, чтобы чинить. Строить и чинить. Обучался этому. Деревянная птица… да, сможет.

– Ну так начинай.

– Не так. Не здесь. Нужны инструменты.

– Хорошо, надо осмотреться получше. Я залезу на летун, а ты будешь держать его, – решил Эльхант.

Сжав руками бока емкости, голем поднял машину над головой. Септанта уперся ступнями в седло и выпрямился во весь рост.

Слева, где кромка острова загибалась, парили оранжевые лодки; множество их стояло на расчищенной от песка земле. Трудно было рассмотреть подробности в струящемся воздухе, но агач различил невысокие строения и крошечные фигурки солов за границей пустыни. Он вглядывался, глаза слезились от яркого света… А потом что-то шевельнулось за барханом справа.

– Опускай! – не дожидаясь, когда брюхо летуна ткнется в песок, Эльхант прыгнул и схватился за меч. Невысокий бархан тянулся прямой линией наискось от края острова. Теперь, очутившись внизу, Эльхант не видел, что происходит за ним. Прижав машину к песку, голем тоже повернулся в ту сторону.

– Убоюна снова нету, – скрипнул он. – Без него плохо. Нужен убоюн Кучеку.

По спине струился пот. Обнажив кэлгор, агач развязал шнурки, движением плеч скинул меховой плащ. Затем, вспомнив, приблизился к летуну, свободной рукой вырвал из чехла огнестрел с коротким стволом.

У ближней стороны бархана возник человек. Босой и почти голый, лишь в обматывающем бедра тряпье, низкорослый, с широкими покатыми плечами и буграми мышц под загорелой кожей. Откинув с лица спутанные темные волосы, он сделал несколько быстрых шагов, занося над головой длинную кость – единственное его оружие. Кэлгор был уже поднят, кончик его смотрел в грудь незнакомца, как и ствол огнестрела.

– Откуда… – низким хриплым голосом произнес мужчина и остановился, не опуская кости. – Нет, вы не хранители…

Говорил он необычно, мягко и протяжно произнося слова. Септанта не сразу разобрал их смысл.

– Ты – раб солов, – произнес он, разглядев широкий ошейник с горящей в нем рубиновой звездочкой.

Незнакомец окинул взглядом агача, затем голема и летун.

– Да, – сказал он. – Вы не хранители. А я – уже не раб.

– Но этот ошейник… – начал Эльхант.

Мужчина вдруг качнулся, выронив кость. Ноги подогнулись, и он боком упал на песок.

– Пить.

Еще мгновение Септанта глядел на него, затем боком шагнул к летуну, сунув огнестрел в чехол, достал флягу, зубами открыл ее, выплюнул пробку в песок и приблизился к незнакомцу. Не опуская меча, присел на колени и протянул флягу – мужчина вырвал ее, приник, громко глотая. Вода потекла по обветренной загорелой коже, заросшему густой темной щетиной подбородку. Рубиновая звезда посверкивала на ошейнике – слишком большом даже для могучей шеи незнакомца и очень широком, напоминающем железный воротник, верхний край которого вдавился в скулы. Правую щеку рассекал тонкий шрам, проходя между глазом и ухом, заканчивался под волосами.

– Рабский ошейник, – пояснил человек, закончив пить. – Но я не раб, уже нет. Благодарю. – Он вернул флягу. – Кто вы? Этот глиняный человек… Вы из Нижнего мира?