Жду признания - Берристер Инга. Страница 6

Сегодня утром она чувствовала себя гораздо спокойнее. К ней возвратилась былая уверенность. Честно говоря, ей самой с трудом верилось, что вчера она так разволновалась. Наверное, просто устала с дороги. Теперь, задним числом, Линн понимала, что во второй семье отца ее должны были принять именно так, как приняли. В конце концов, кто она им? Чужой человек. А вчерашнее заявление Хуана о том, что Линн привела сюда только жадность, давало все основания предполагать, что сам он не столь бескорыстен, как хочет казаться.

Если отец оставил ей какое-то наследство, значит, тем самым он обделил кого-то из членов своей второй семьи. Логично? Логично. Хотя при всем очевидном богатстве Хуана и его семьи с чего бы им возмущаться, что папа упомянул в завещании и дочь? Впрочем, богатые люди печально известны своей мелочной скаредностью. А что касается слов Хуана, что он хочет ее как женщину… Вне всяких сомнений, он просто решил выбить ее из колеи. Показать ей, кто в доме хозяин. Такой привлекательный и сексуальный мужчина, как Хуан, просто не может не знать, что женщины млеют от одного его вида. Неужели думает, что она настолько тупа, что не видит, с каким презрением он к ней относится? Да и потом, если бы Хуан хотел ее по-настоящему, то никогда бы в этом не признался. Хотя бы только из гордости.

В дверь постучали. Линн так и подскочила на месте. Но это была всего-навсего горничная, которая пришла забрать поднос с посудой, оставшейся после завтрака.

— Хозяин просил передать, что сеньор Фолгейра прибудет здесь через полчаса.

Балкон спальни выходил на тенистый внутренний дворик. Линн могла бы поесть на этом уютном балконе, но предпочла остаться в комнате. Утром, когда она выглянула во дворик, там стоял стол, накрытый к завтраку. И Линн рассудила, что лучше ей не сидеть на виду у Хуана и его семьи, которые не пригласили ее позавтракать вместе с ними. Девушка взглянула на часы. До прибытия адвоката оставалось еще десять минут. Она решила, что не выйдет из комнаты, пока сеньор Фолгейра не появится в поместье, а побеседовав с ним, сразу же уедет. Она уже собрала вещи, которые горничная накануне так любезно развесила в шкафу.

Линн в последний раз взглянула на себя в зеркало и осталась довольна. Все-таки умелый макияж-великая вещь, своего рода маска за которой можно скрыть свои истинные чувства и переживания. Да и приталенный льняной пиджак с зеленоватого цвета узкой юбкой тоже пришлись кстати.

В дверь снова постучали.

— Сеньор адвокат приехал,-застенчиво проговорила Химена, и ее глаза широко распахнулись от изумления, когда она увидела на кровати собранные чемоданы.

— Сегодня я уезжаю, Химена,-натянуто проговорила Линн.-Спасибо вам за заботу.

Она решила, что девушка может обидеться, если предложить ей чаевые, поэтому собралась оставить на туалетном столике духи, которые купила себе по дороге, но, к счастью, не успела открыть коробку.

— Если вы мне покажете, куда идти…

— Сеньор Фолгейра ждет в кабинете графа,-поспешно проговорила Химена.-Я вас провожу.

Горничная повела Линн по каким-то запутанным коридорам и лестницам, одна из которых привела их в уютный холл с тремя дверьми. Химена постучала в среднюю и отошла в сторону, сделав знак Линн, что та может войти.

С первого взгляда комната производила гнетущее впечатление. Резная, массивная мебель и тяжелые портьеры подавляли откровенной роскошью. В кабинете её ожидали Хуан и еще один мужчина. Видимо, адвокат.

Линн вовсе не удивило отсутствие матери Хуана и его сестры. У нее только мелькнула циничная мысль: а что, интересно, сказал бы папа, если бы узнал, как безжалостно здесь отнеслись к его дочери от первого брака, буквально швырнув на растерзание волку-или, вернее, пантере, потому что именно с этим изящным хищником ассоциировался у Линн ее чванливый сводный брат.

— А, Линн. Позвольте представить вам сеньора Фолгейру. Он разъяснит все вопросы относительно завещания вашего отца, то есть тех пунктов, которые непосредственно касаются вашего наследства. А я вас оставлю.-Хуан что-то сказал адвокату по-испански.

Тот угрюмо кивнул и с видимым неудовольствием склонился к ее руке,

Линн охватила злость. Мало того что ее высокомерный братец составил о ней совершенно превратное мнение, так еще и сеньор Фолгейра явно выказывает ей свое пренебрежение. Хуан волен думать о ней что угодно, но она не позволит, чтобы ее осуждал еще и адвокат.

Как только за Хуаном закрылась дверь, Линн разразилась бурной горячечной речью, но сеньор Фолгейра мягко прервал ее еще до того, как она успела закончить первую фразу:

— Пожалуйста, давайте сядем. Так нам будет удобнее беседовать.

Девушка неохотно опустилась в кресло. Как только адвокат сел, она перегнулась через стол и с жаром проговорила:

— Прежде чем вы мне объявите о наследстве, я хочу заявить, что намерена отказаться от всего, что отец мне оставил.

Вся боль, вся обида, которые Линн испытала за то короткое время, что провела в поместье, встали тугим комком в горле. голос сорвался, и ей пришлось замолчать, чтобы смахнуть непрошеные слезы и взять себя в руки.

— Мне уже дали понять, что… что я не общалась с отцом, потому что не хотела. Потому что он был мне не нужен. Но это не так.

Очень подробно и обстоятельно она рассказала сеньору Фолгейре о трагических обстоятельствах, которые привели к тому, что Линн не знала отца. Объяснила, что всю жизнь пребывала в полной уверенности, что того нет в живых.

Пару раз адвокат делал робкие попытки прервать ее речь. Линн видела, что он потрясен и тронут ее рассказом. В его взгляде читалось искреннее сочувствие.

— Пожалуйста,-сдавленно проговорила Линн в заключение, — только не надо меня жалеть. Мне достаточно того, что папа помнил обо мне, что он любил меня. Разве можно желать большего? Все остальное уже не имеет значения.-Она закусила губу и добавила, помолчав: — Не могу вам передать, как я жалею о том, что не знала всей правды, пока папа был жив. Но человек, которого он встретил здесь, в Испании и который рассказал ему обо мне, к тому времени уже уехал из нашего города. Он не знал, что бабушка умерла, а меня поселили в семье опекунов. К тому же бабушка при оформлении моего свидетельства о рождении записала меня на свою фамилию. То объявление в газете попалось мне на глаза по чистой случайности.

— Да, все это очень печально,-глухо проговорил адвокат, покачав головой.-Ваш отец… Скажу только, что если бы он вас знал, то любил бы еще больше… Если такое вообще возможно. Последние несколько лет он был просто одержим идеей вас разыскать. Но на все воля Божья: Господь распорядился иначе.

Линн искренне пожалела о том, что не может найти утешения в простой вере сеньора Фолгейры. Тогда ей было бы легче справляться с печалью и болью. Но к сожалению, Линн не верила в Бога. И свою боль она должна была превозмогать сама. Без чьей-либо помощи и участия.

Она взглянула на часы.

— Боюсь, я отняла у вас много времени. Мне нужно…

Она привстала, но адвокат протянул руку и мягко усадил ее обратно в кресло.

— Пожалуйста, подождите и выслушайте меня. Я понимаю вас и уважаю ваш душевный порыв. Но знаете, не стоит отказываться от наследства, основывая свое решение исключительно на эмоциях.-Сеньор Фолгейра посмотрел Линн прямо в глаза.-Я уже многие годы веду все юридические дела этой семьи. Они давние мои клиенты. Вместе с ними я был свидетелем того, с каким отчаянным упорством ваш отец пытался вас разыскать. Есть одна мудрая поговорка: знать — значит понимать. Поэтому я попрошу вас, проявите немного терпения и позвольте мне познакомить вас вкратце с историей семьи де Киньонес.

Делать было нечего. Линн подчинилась, боясь проявить неуважение по отношению к сеньору Фолгейре.

Ей хотелось сказать адвокату, что она не винит Хуана за превратное мнение о ней. Но тогда пришлось бы объяснять, почему она хочет немедленно уехать отсюда. Сводный брат возбуждал в ней чувства отнюдь не сестринские. Никогда в жизни Линн не испытывала такого неодолимого влечения к мужчине. Это-то и пугало ее, побуждая к бегству.