Рука Оберона - Желязны Роджер Джозеф. Страница 3

– По-моему, мы с ним друзья, – тихонько проговорил я. – Теперь ты, Рэндом.

– Ты что, смеешься?

– Нет. Я совершенно уверен: это безопасно. Попробуй.

– А что, если ты ошибаешься?

– Тогда я перед тобой извинюсь.

– Ничего себе!..

Рэндом подошел к грифону и протянул к нему руку. Тот по-прежнему вел себя исключительно дружелюбно.

– Ну хорошо, – сказал Рэндом примерно минуту спустя, все еще почесывая грифону шею, – и что мы этим доказали?

– То, что это всего лишь сторожевой пес.

– И что же он стережет?

– Ну разумеется, Образ!

– В таком случае я утверждаю, – заявил Рэндом, отступая назад, – что работа этого сторожа оставляет желать лучшего. – Он указал на темный сектор. – Что, собственно, объяснимо, если он так же дружелюбен ко всем тем, кто не ест ни овса, ни лошадей.

– А по-моему, в этом отношении он как раз весьма разборчив. Возможно также, что его посадили здесь уже после того, как Образ был поврежден, на случай возобновления подобных злостных попыток.

– И кто же его здесь посадил?

– Это я и сам хотел бы узнать. Кто-то из наших сторонников, видимо.

– Что ж, попробуй собрать дополнительные доказательства своей теории. Теперь вели Ганелону погладить эту собачку.

Ганелон не двинулся с места.

– А может, у членов вашего семейства какой-нибудь запах особый, – сказал он в конце концов, – и грифон по нему отличает уроженцев Амбера? Нет уж, спасибо, тут я пас.

– Ладно. Это не так уж и важно. Ну а что ты вообще можешь сказать обо всем случившемся?

– Из двух группировок, борющихся за право сидеть на троне Амбера, – сказал Ганелон, – сильнее та, которую представляют Бранд, Фиона и Блейз: у них, как ты сам говорил, гораздо больше знаний и возможностей воздействовать на те силы, что вьются вокруг королевства. Бранд ничего толком не рассказал тебе – разве что ты сам умудрился видеть кое-какие случаи, к которым он мог иметь отношение, – однако, согласно моему предположению, нанесенный Образу ущерб наглядно демонстрирует те средства, благодаря которым союзники этой группировки завоевали доступ в Амбер. Благодаря действиям одного или нескольких из этих союзников и возникла, например, черная дорога. Если сторожевой пес, посаженный здесь, реагирует на запах членов вашей семьи или еще на какую-то подобную информацию, заложенную во всех вас, то это значит, что он преспокойно мог сидеть здесь и не чувствовать ни малейшей потребности вмешиваться, пока творилось зло.

– Возможно, ты прав, – заметил Рэндом. – А что ты думаешь насчет способа, которым они воспользовались?

– Если хочешь, – сказал Ганелон, – я вам это продемонстрирую, но только мне кое-что для этого нужно.

– А что именно?

– Идите сюда, – пригласил он, направляясь к краю площадки, на которой горел Образ.

Я последовал за ним, Рэндом тоже. Грифон осторожно крался со мною рядом. Ганелон повернулся и протянул руку:

– Корвин, можно тебя побеспокоить? Передай мне, пожалуйста, тот кинжал, что я подобрал там.

– Пожалуйста, – произнес я, вытаскивая кинжал из-за пояса и протягивая ему.

– Ты так и не сказал, что для этого нужно? – снова спросил требовательным тоном Рэндом.

– Кровь Амбера, – ответил Ганелон.

– Не уверен, что эта идея мне по вкусу, – покачал головой Рэндом.

– Тебе придется лишь уколоть палец этим кинжалом, – сказал Ганелон, протягивая ему клинок, – чтобы капля твоей крови упала на Образ.

– И что случится тогда?

– Давай попробуем и увидим.

Рэндом посмотрел на меня:

– А ты что скажешь?

– Давай-давай! По крайней мере что-то выясним. Это действительно интересно.

Он кивнул, взял из рук Ганелона кинжал и оцарапал им кончик своего левого мизинца. Потом выдавил капельку крови, держа палец точно над светящейся линией Образа. Красная капля чуть увеличилась, задрожала и упала вниз.

И тут же там, где она коснулась узора, взвился столб дыма и послышался негромкий треск.

– Черт меня побери! – воскликнул явно восхищенный Рэндом.

Крошечное пятно на поверхности Образа уже достигло размеров серебряного доллара.

– Ну вот вам, пожалуйста! – сказал Ганелон. – Именно так это и было сделано.

Пятнышко действительно выглядело в точности так же, как и огромное пятно в центре Образа, справа от нас. Грифон, вытянув шею, издал короткий пронзительный вопль и быстро отпрянул, испуганно вертя головой и глядя на каждого из нас по очереди.

– Спокойно, приятель, спокойно, – пробормотал я, снова почесывая ему шею.

– Но что могло вызвать появление такого большого… – начал было Рэндом, а потом медленно кивнул.

– Действительно, что? – заметил Ганелон. – Не вижу никаких следов и на том месте, где только что был уничтожен твой Яго.

– Значит, кровь Амбера, – задумчиво проговорил Рэндом. – Дорогой Ганелон, ты сегодня прямо-таки переполнен различными догадками.

– Спроси Корвина, пусть расскажет тебе о Лоррейне, о той стране, где я так долго прожил, – сказал Ганелон, – там, где вырос Черный Круг. Я весьма чувствителен к воздействию этих сил, хотя знаю их скорее на расстоянии. Но их природа становилась мне все яснее с каждым вашим новым рассказом. Сейчас я знаю больше, поэтому догадки мои полнее. Спроси Корвина, хороши ли мозги у его генерала.

– Корвин, – сказал Рэндом, – дай-ка мне ту проколотую карту.

Я вытащил Козырь из кармана и разгладил. Сейчас кровавые пятна на карте выглядели еще более зловещими. И еще одно поразило меня: я не мог поверить, что это работа Дворкина, мудреца, мага, художника и наставника детей Оберона, но только сейчас мне пришло в голову, что кто-то другой оказался способен сделать нечто подобное. И хотя общий стиль казался в какой-то степени знакомым, это была не его работа. Не Дворкина. Но где же я раньше видел столь уверенную линию, не такую непринужденную, правда, как у старого мастера? На этом рисунке каждый штрих был как бы тщательнейшим образом продуман еще до того, как перо коснулось бумаги. И еще кое-что было здесь не так: некое нарочитое подчеркивание отдельных черт, как если бы художник работал под воздействием собственных старых воспоминаний или чужих описаний, а не видя перед собой живой объект.

– Козырь, пожалуйста, Корвин, – напомнил мне Рэндом.

Именно то, как он это сказал, и заставило меня колебаться. Я почувствовал, что он примерно на шаг впереди меня в опознании чего-то очень важного, и это ощущение мне совсем не понравилось.

– Не забывай: я только что по твоей просьбе чесал этого старого урода, а потом пожертвовал во имя общего дела собственной кровью, так что давай-ка сюда эту штуку.

Я отдал ему карту, и мое беспокойство усилилось, когда он, зажав ее в руке, сдвинул брови. Я почему-то вдруг почувствовал себя исключительно глупым. Неужели одна ночь в Тир-на Ног-те способна так замедлить деятельность мозга? Почему…

Вдруг из уст Рэндома посыпались проклятия; он богохульствовал так изощренно, что превзошел все, что мне когда-либо доводилось слышать за долгую жизнь воина.

Потом я спросил:

– В чем все-таки дело? Я что-то не понимаю…

– Кровь Амбера! – сказал он наконец. – Кто бы ее ни пролил, он сперва прошел Образ, понимаешь? Потом он стоял там, в центре, установив контакт с помощью этого Козыря. И когда контакт был установлен, этот гад пырнул его кинжалом. Это его кровь пролилась на узор Образа и стерла его часть, как моя.

Рэндом умолк, глубоко вдыхая воздух и словно не в силах надышаться.

– Это напоминает какой-то ритуал, – сказал я.

– К черту ритуалы! – заорал он. – К черту всех их! Один из них уж точно умрет, Корвин, я убью его… или ее.

– Я все еще не…

– Я идиот! – воскликнул он. – Как же я сразу-то не разглядел? Посмотри! Посмотри внимательней!

Рэндом сунул проткнутую кинжалом карту мне под нос, и я тупо уставился на нее. Я все еще ничего не понимал.

– А теперь посмотри на меня! – крикнул он. – Меня-то ты видишь?

Его я видел. И снова посмотрел на карту. И понял, что он имел в виду.