Перси Джексон и последнее пророчество - Риордан Рик. Страница 44

— Не могу это объяснить. Может, она забыла?

— Она забыла, — протянул Кронос. — Да, возможно. «Ах, беда, я забыла, что мой дружок неуязвим, и приняла удар ножа на себя. Опаньки». Скажи-ка мне, Эфан, куда ты целился, когда хотел нанести удар Джексону?

Эфан нахмурился. Он сжал пальцы, будто держал в них клинок, и изобразил удар.

— Я не уверен, сэр. Все произошло так быстро. Я не целился ни в какую точку конкретно.

Пальцы Кроноса постучали по лезвию косы.

— Понятно, — ледяным тоном сказал он. — Если память вернется к тебе, я жду…

Вдруг владыка титанов поморщился. Великан в углу начал двигаться, картошка упала ему в рот. Колени Кроноса подогнулись, и он рухнул на трон.

— Мой господин! — бросился вперед Эфан.

— Я…

Его голос звучал слабо, но я услышал, что в течение нескольких мгновений он говорил голосом Луки.

Потом выражение лица Кроноса посуровело. Он поднял руку и медленно пошевелил пальцами, словно заставляя их слушаться.

— Ничего страшного. — Голос его снова был стальным и холодным. — Минутная слабость.

Эфан облизнул губы.

— Он все еще продолжает противиться. Лука…

— Чепуха. — Кронос сплюнул. — Если ты еще раз повторишь эту ложь, я отрежу тебе язык. Душа этого мальчишки повержена. Просто мне нужно еще приспособиться к его оболочке.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.

— Ты! — Кронос указал косой на драконицу в зеленом панцире и с зеленой короной. — Царица Сесс — так, что ли?

— Слуш-ш-ш-ш-ш-шаю, мой господин.

— Наш маленький сюрприз уже готов?

Драконица обнажила клыки.

— Конеш-ш-ш-ш-шно, мой господин. Очень хо-рош-ш-ш-ший сюрприз.

— Отлично, — кивнул Кронос. — Скажите моему брату Гипериону, что наши главные силы нужно передислоцировать на юг — к Центральному парку. Полукровки будут рассеяны — они не смогут организовать сопротивление. Можешь идти, Эфан. Работай над улучшением своей памяти. Мы поговорим еще, когда захватим Манхэттен.

Эфан поклонился, и сцена действия моего сна переместилась в последний раз. Я увидел Большой дом в лагере, но в другие времена. Дом был покрашен не синей, а красной краской. У ребят на волейбольной площадке были прически, какие носили в начале девяностых годов, такими, наверно, хорошо отпугивать монстров.

У крыльца стоял Хирон, он разговаривал с Гермесом и женщиной, которая держала на руках младенца. Волосы Хирона были короче и темнее. Гермес щеголял в своем обычном спортивном костюме и кроссовках с крылышками. Женщина была высока ростом и привлекательна. Из-под светлых волос смотрели лучистые глаза и сияла обворожительная улыбка. Младенец у нее на руках вопил и едва не вылезал из своего синего одеяла, словно Лагерь полукровок был для него худшим местом на свете.

— Большая честь видеть тебя здесь, — сказал Хирон женщине, правда, голос его звучал довольно нервно. — Я уже и не припомню, когда кому-либо из смертных было позволено прийти сюда.

— Не надо говорить ей комплименты, — проворчал Гермес. — Мей, ты не можешь это сделать.

Я немало удивился, поняв, что вижу Мей Кастеллан — она была ничуть не похожа на ту старуху, с которой я познакомился недавно. Жизнь словно била из нее ключом — она принадлежала к тому типу людей, которые своей улыбкой могут сеять хорошее настроение среди окружающих.

— Да не стоит так волноваться, — улыбнулась Мей, покачивая ребенка. — Тебе нужен оракул? Прежняя умерла сколько уже — двадцать лет назад?

— Больше, — мрачно сказал Хирон.

Гермес в раздражении поднял руки.

— Я тебе рассказал эту историю не для того, чтобы ты попробовала себя в этой роли. Это опасно. Хирон, объясни ей ты.

— Да, опасно, — подтвердил Хирон. — Я вот уже много лет никому не разрешаю пробовать. Мы не знаем точно, что случилось. Похоже, человечеству больше не нужен оракул.

— Мы уже обсуждали это, — сказала Мей. — И я знаю, что могу. Гермес, это мой шанс сделать что-то доброе. Мне ведь не просто так был дан дар предвидения.

Я хотел закричать, предупредить Мей Кастеллан, что она не должна это делать. Я знал, что сейчас произойдет. Наконец-то я понял, как она погубила свою жизнь. Но я не мог ни пошевелиться, ни раскрыть рта.

Гермес казался больше обиженным, чем взволнованным.

— Если ты станешь оракулом, то не сможешь выйти замуж, — объяснил он. — И ты больше не сможешь увидеть меня.

Мей прикоснулась пальцами к его руке.

— Я ведь не могу быть с тобой вечно. Ты скоро уйдешь от меня. Ты бессмертный. — Гермес попытался было возразить, но она положила руку ему на грудь. — Ты знаешь, что это правда. Не пытайся щадить мои чувства. И потом у нас с тобой замечательный ребенок. Я ведь, даже став оракулом, все равно смогу воспитывать Луку.

Хирон закашлялся.

— Да, но, откровенно говоря, я не знаю, как это повлияет на дух оракула. Женщина, у которой уже есть ребенок… насколько мне известно, такого еще не случалось. Если дух не примет…

— Он примет, — гнула свое Мей.

«Нет, — хотел закричать я. — Не примет».

Мей Кастеллан поцеловала младенца и передала его Гермесу.

— Я быстро.

На прощание она еще раз улыбнулась им исполненной уверенности улыбкой и поднялась по ступенькам.

Хирон и Гермес принялись молча мерить шагами площадку перед домом. Младенец продолжал вертеться в своем одеяле.

Вдруг окна дома залило зеленое сияние. Обитатели лагеря прекратили играть в волейбол и уставились на чердак. По клубничным полям пронесся холодный ветер.

Гермес тоже почувствовал это.

— Нет! — закричал он. — Нет!

Он сунул младенца в руки Хирону и побежал на крыльцо. Но прежде чем он успел открыть дверь, солнечный день расколол жуткий вопль Мей Кастеллан.

Я так быстро сел, что стукнулся лбом о чей-то щит.

— Ой!

— Извини, Перси. — Надо мной стояла Аннабет. — Я как раз собиралась тебя разбудить.

Я потер лоб, пытаясь разобраться в тревожных видениях. Внезапно многое мне стало ясно. Мей Кастеллан попыталась стать оракулом. Она не знала о проклятии Аида, который запретил дельфийскому духу поселяться в другом теле. Не знали об этом и Хирон с Гермесом. Они не понимали, что, предприняв такую попытку, Мей сойдет с ума, что ее будут донимать приступы, во время которых ее глаза станут сиять зеленым светом и она будет видеть отрывочные сцены будущей жизни ее ребенка.

— Перси, что случилось? — спросила Аннабет.

— Ничего, — солгал я. — Почему… почему ты в доспехах? Тебе нужно лежать.

— Нет, я поправилась, — сказала она, хотя бледность так еще и не сошла с ее лица. Правая рука у нее едва двигалась. — Нектар и амброзия поставили меня на ноги.

— Вижу, как ты поправилась. Нет, ты пока не можешь сражаться.

Аннабет протянула мне здоровую руку и помогла подняться. В голове у меня стучало. Небо за окном было багряно-красным.

— Тебе понадобятся все, кто есть, — сказала она. — Я только что посмотрела в свой щит. Целая армия…

— …движется на юг к Центральному парку, — сказал я. — Да, я знаю.

Я рассказал ей часть моего сна, пропустив историю про Мей Кастеллан, потому что уж слишком она была тяжелой. Умолчал я и о предположении Эфана, что Лука внутри своего тела противится Кроносу. Не хотел подавать Аннабет пустые надежды.

— Как ты думаешь, Эфан знает про твое слабое место? — спросила она.

— Не знаю. Он ничего не сказал Кроносу, но если он сообразит…

— Мы не должны это допустить.

— В следующий раз я шарахну его по голове еще сильнее, — сказал я. — Что ты думаешь — какой сюрприз мог приготовить нам Кронос?

Аннабет покачала головой.

— Ничего такого в щите я не видела, но сюрпризы мне не нравятся.

— Согласен.

— Так что, ты будешь возражать против моего участия в схватке?

— Нет. Ты меня убедила.

Аннабет выдавила из себя смешок, а я был рад услышать его. Я схватил меч, и мы пошли собирать нашу армию.

Талия и старосты домиков ждали нас у озера. С наступлением сумерек в городе замерцали огоньки. Я думаю, что многие из них были автоматическими таймерами. По берегам озера горели уличные фонари, отчего вода и деревья казались еще более призрачными.