Три дороги во Тьму. Изменение - Эльтеррус Иар. Страница 14

— Невежды!!! Тупые невежды!!! — повторяла девушка, вышагивая по комнате. Отец и мать следили за ней настороженными взглядами. К таким вспышкам они давно привыкли. — Подумать только, эти идиоты запретили книгу Светозара Олнийского! А ведь этот человек — единственный, кто серьезно занимался проблемой туберкулеза. Ха, они заявили, что книга противоречит вере! А на то, что метод Светозара спас множество жизней, им плевать! Ну конечно, ведь именно это опровергало догмы этих тупиц! Они предпочли спрятать опровергающие их улики, но не изменить догмы!!! Невежды, тупицы, идиоты!!!

Чтобы успокоиться, Елена отправилась в свою комнату, где лежали анатомические атласы, которые рисовала сама. Из–за ее собственных исследований организма с помощью магии атласы быль столь подробны и точны, как ни у одного из ученых. Сама девушка, впрочем, об этом и не подозревала… В своем увлечении она не замечала, что родители все чаще и чаще поглядывают на нее с тревогой. Тревогой, усиливающейся с каждым днем. Все чаще по ночам в комнате отца с матерью горел свет, и слышались слова молитвы. Но Елена не обращала на это внимания, живя в своем собственном мире. Поэтому для нее оказалось полным сюрпризом, когда отец заговорил с ней о родственниках, живущих в Корграде.

— Ты о чем это, пап? — не поняла Елена.

— Я говорю, что нехорошо получается. Мы уже почти пятнадцать лет не были у них. Недавно вот письмо получил. Приглашают в гости. Хотят тебя увидеть.

— Но папа, мои опыты…

— Ничего с твоими опытами не случится! А вот тебе самой стоит немного попутешествовать, развеяться, так сказать. Посмотреть мир. Раньше–то мы не хотели тебя брать, мала еще была. А сейчас тебе уже скоро пятнадцать исполнится. Да и посмотришь, как я деньги зарабатываю… не помешает.

Последние слова были ошибкой, это Дионисий понял сразу.

— Что? — яростно вскинулась Елена. — Опять ты за старое? Папа, я не хочу заниматься торговлей! Как ты не можешь этого понять?

— Но ведь на твои опыты нужны деньги, — купец попробовал зайти с другой стороны. — А это дело поможет тебе их получить. К тому же я тебя не заставляю. Просто посмотришь, а заодно и родню навестишь. Через полгода в Корград как раз идет мой караван, тогда и отправишься. А то ведь нехорошо. Твои бабушка с дедушкой ни разу не виделись с внучкой.

Это действительно было нехорошо, с чем Елена нехотя согласилась. Если бы не это обстоятельство, никогда бы отцу не удалось убедить дочь отправиться с караваном и бросить свои дела.

— Ладно, — сдалась, наконец, девушка после долгих препирательств. — Я все понимаю.

— Вот и умница! — обрадовался Дионисий.

Подготовка несколько затянулась, и караван был готов к выходу только спустя десять месяцев. Так что отправились в путь всего за несколько дней до дня рождения Елены. Это значило, что свое пятнадцатилетие она встретит в пути, хотя до этого планировалось отпраздновать этот знаменательный день уже в Корграде.

— Да не переживай ты, — успокаивал дочь Дионисий. — Не было бы у тебя больших бед!

Он был оживлен и весел, собираясь в дорогу. Рядом суетилась жена, так как чуть ли не впервые в жизни отправлялась вместе с мужем, чему была очень рада. Проверяя, все ли она взяла, Варфоломей упаковывал последние тюки. Сам Дионисий отправился к людям, которых он нанял присматривать за домом в их отсутствие, дать последние напутствия.

— Все взяли? — поинтересовался он у семьи, возвратившись.

— Да, папа, — отозвалась Елена, проверяя свою сумку.

Несмотря на давнишнее нежелание ехать, сейчас девушка испытывала странное возбуждение. Ей даже казалась, что доброжелательная сила, которая с рождения следила за ней, была почему–то очень довольна этой поездкой. В чем–то поездка соответствовала ее, силы, планам. Хоть это и не совсем нравилось Елене, не привыкшей, чтобы что–либо тянуло ее на поводке, но она и сама уже хотела повидать новые места, новых людей. Узнать что–то иное, недоступное прежде. Ну вот, пора отправляться…

— Тогда в путь. — Дионисий махнул рукой караванщикам.

Сам караван был не слишком большой. Два десятка мулов с поклажей и пятнадцать человек охраны. Погонщики защелкали кнутами, и мулы начали покидать двор дома. И в никто этот момент не подозревал, что караван отправился не просто в торговый путь. Нет, этот караван отправился навстречу самой судьбе…

Итарв в приподнятом настроении вошел в город Символ Веры на побережье Студеного моря. Здесь он планировал сесть на корабль и отправиться дальше, навстречу своей судьбе, даже не подозревая, что та уже сделала свой выбор.

Городишко, носящий гордое название Символ Веры, не вызвал у сатира ничего, кроме омерзения. Он не понимал, как люди могут жить среди этих вонючих груд гниющей рыбы. Да, город кормится рыбой, но зачем же сваливать ее в кучи посреди улиц? Неужели обязательно разводить такую грязь? Не понимал сатир, даже будучи полностью сыном своего разгульного и безалаберного народа, как так можно. Неужели людям самим не противна эта постоянная вонь и гнилая рыбья требуха под ногами?

Итарв поморщился и быстро отыскал взглядом трактир. За годы странствий по свету он научился находить такие заведения с лету. Пересчитав сбережения, сатир радостно оскалился и зашагал вперед.

Трактир встретил его гомоном голосов, которые моментально смолкли, стоило ему появиться там.

— Ого, козел пожаловал! — воскликнул кто–то.

— От козла слышу, — буркнул Итарв себе под нос, благоразумно не повышая голоса.

Трактирщик при виде сатира радостно ухмыльнулся. В свое время он жил неподалеку от резервации козлообразных и успел неплохо изучить этот народец. Они обычно не уходили из–за стола до тех пор, пока у них в кармане оставались хоть какие–то деньги. При этом грязный и потрепанный вид сатира ничуть не ввел трактирщика в заблуждение. Прекрасно знал, что эта публика может экономить на всем, кроме выпивки. Поэтому даже очень богатый сатир может ходить в таком рванье, что не наденет самый небрезгливый нищий.

Едва сатир опустился за стол, как трактирщик тут же поставил перед ним кувшин вина. Итарв раздраженно дернул плечом. Нет, не потому, что ему чем–то не угодили, а именно потому, что угадали его желание. В свое время он от этого и сбежал из резервации. Его постоянно раздражала проницательность остальных разумных существ. Стоило Итарву Су–Скабу где–нибудь оказаться, как каждый норовил тут же поставить ему кувшин с вином. Сначала это забавляло, но постепенно стало раздражать. Неужели нигде к сатирам не относятся нормально? Сейчас он завидовал даже драконам. Этих тварей Церковь боялась. Боялась и ненавидела, потому и уничтожала. К сатирам же… Да–с, к сатирам все относились с пренебрежением, если не сказать с презрением. Даже Церковь, этот известный ксенофоб, позволила сатирам жить в Фалноре и свободно по его территории передвигаться. Сначала он не понимал, почему. Но однажды, когда Итарв был моложе, он подслушал разговор двух инквизиторов. Один спрашивал, почему не трогают сатиров, а другой объяснял.

При этом воспоминании сатир скрипнул зубами и быстро хлебнул из кувшина, чтобы забыть жгучее чувство стыда, которое испытал, услышав ответ. Тот инквизитор объяснил, что сатиров не трогают для примера. Их держат, как животных в зоопарке, только без клетки, чтобы все смотрели на них и видели, как нельзя себя вести, не то станешь сатиром. С тех пор Итарв твердо решил уйти. Уйти в надежде доказать, что не все сатиры столь презренные существа. Он мечтал добиться уважения для своего народа. Но быстро понял, что это не так просто, как казалось. Залил горе вином, а дальше все покатилось как обычно…

— Они правы! — повторял в такие минуты Итарв. — Все они правы! Сатиры самые жалкие существа в мире! И я тому доказательство! — И заливая горе, он пил. Пил так, что горе не успевало вырваться наружу.

Вот и сейчас он собирался залить свое горе. Залить унижение своего народа. Хотя и прекрасно понимал, что виноваты сатиры в таком отношении к себе только сами. Никто ведь не заставляет их вести разгульную и бесполезную жизнь. Просто так уж сложилось за поколения и поколения… Итарв очень бы хотел изменить это, но пока не мог справиться даже с собой.