Владения Хаоса (Двор Хаоса) - Желязны Роджер Джозеф. Страница 14

Я почувствовал, что клюю носом. Я положил трубку на стол. Каждый раз, когда я моргал, требовалось, кажется, все больше времени, чтобы вновь открыть глаза. Я теперь приятно согрелся, при всего лишь слабеньком милом покалывании онемения в моих мускулах.

Я себя дважды поймал на том, что клюю носом. Я попытался думать о своем задании, о своей личной безопасности, о Звезде… Я что-то пробормотал, все еще смутно бодрствуя за своими веками. Было бы так хорошо, просто оставаться в таком же состоянии еще полминуты…

Музыкальный голос человечка стал монотонным, упал до гудения. В самом деле не имело значения, что он говорил.

Заржала Звезда.

Я резко выпрямился, широко раскрыв глаза и открывшаяся передо мной сцена начисто вымела всякий сон у меня из головы.

Музыканты продолжали свое выступление, но теперь никто не танцевал. Все пирующие тихо приближались ко мне. Каждый держал что-нибудь в руке — кубок, дубину, меч… Тот, что в кожаном фартуке, размахивал своим секачом. Мой собеседник как раз притащил толстую палку оттуда, где она стояла у стены. Несколько из них замахивались мелкими кусками мебели. Из пещер, неподалеку от ямы с костром, появлялись все новые и у них были камни и дубины. Всякие следы веселья исчезли, и их лица теперь либо ничего не выражали, скривившись в гримасах ненависти, либо очень мерзко улыбались. Гнев мой вернулся, но он не был добела раскаленным, оставленный мной ранее. Глядя на эту орду перед собой, я не имел ни малейшего желания возиться с ней. Пришла поумерившая мои чувства осмотрительность. У меня было задание. Мне не следует здесь рисковать своей головой, если я смогу придумать другой способ управиться с делом. Но я был уверен, что разговорами мне не отделаться. Я глубоко вздохнул. Я увидел, что они готовы броситься на меня, я подумал вдруг о Бранде и Бенедикте в Тир-на Ног-те. Бранд-то ведь даже не был полностью настроен на Камень. Я снова зачерпнул сил из этого огненного камушка, становясь подтянутым и готовым положить вокруг себя кучу трупов, если дело дойдет до этого. Но сперва я попробую добраться до их нервной системы…

Я не был уверен, как сумел сделать Бранд, поэтому я просто потянулся к Камню, как я поступал, когда менял погоду. Странное дело, музыка по-прежнему играла, как будто эта акция маленьких людишек была всего лишь каким-то скверным продолжением их танца.

— Стоять смирно, — я произнес это вслух и вложил в это всю свою волю, подымаясь на ноги. — Замрите. Превратитесь в статуи. Все вы.

Я ощутил тяжкую пульсацию в своей груди. Я почувствовал, как силы выходят наружу, точь в точь как в тех других случаях, когда я применял Камень.

Мои миниатюрные нападающие застыли. Ближайшие стояли, остолбенев, но среди тех, кто в тылу, было еще движение. Затем волынки испустили сумасшедший визг и скрипки замолкли. И все же я не знал, дотянулся ли я до них, или они сами остановились, увидев, что я встал. Затем я почувствовал, как вытекающие из меня огромные волны силы, внедряют все собрание в уплотняющуюся матрицу. Я почувствовал, что все они попали в капкан этого выражения моей воли и, протянув руку, отвязал Звезду.

Держа их с такой же полнейшей сосредоточенностью, как все что я использовал, когда проходил через Отражения, я провел Звезду к дверям. Там я обернулся бросить последний взгляд на замершее собрание и толкнул Звезду вперед себя по лестнице. Следя за ней, я прислушивался, но снизу не доносилось никаких звуков возобновившейся деятельности.

Когда мы выбрались, рассвет уже осветил восток. Странно, когда я сел на коня, то услышал отдаленное пиликанье скрипок. Спустя несколько секунд мотив подхватили волынки. Впечатление было такое, словно для них не имело значения, преуспеют ли они в своих замыслах против меня, или нет, гулянию предстояло продолжаться.

Когда я направился на юг, из дверей, которые я только что покинул, меня окликнула маленькая фигурка. Это был их предводитель, с которым я пил. Я натянул поводья, чтобы лучше уловить слова.

— И куда вы путь держите? — крикнул он мне вслед.

— Почему бы и нет? К концам Земли! — гаркнул я в ответ.

Он отколол джигу на своей разбитой двери.

— Счастливого пути тебе, Корвин! — крикнул он.

Я махнул ему рукой. Почему бы и нет, в самом деле? Иногда чертовски трудно отличить танцора от танца.

6

Я проскакал меньше тысячи метром к тому, что было когда-то югом, и все остановилось — земля, небо, горы. Я оказался лицом к лицу с листом белого цвета. Я тогда подумал о незнакомце в пещерах и его словах. Он чувствовал, что эта гроза зачеркивает мир, что она соответствует чему-то из местной апокалиптической легенды. Наверное, она и соответствовала. Наверное, это была волна Хаоса, о которой говорил Бранд, двигающаяся в эту сторону, проходящая, уничтожающая, разрывающая. Но этот конец долины был не затронут. Почему должен остаться он? Затем я вспомнил свои действия.

Я использовал Камень, заключенную в нем мощь Лабиринта, чтобы прекратить грозу над этим районом. А если это было больше, чем обыкновенная гроза? Если так, то как мне было продолжать свой путь?

Я посмотрел на восток, откуда светлел день. Но солнце стояло, вновь взойдя в небеса, даже, скорее, огромная ослепительная, ярко надраенная корона, с висящим, продетым сквозь ее сверкающим мечом. Я услышал откуда-то птичье пение, с нотами почти словно смех. Я нагнулся вперед и закрыл лицо руками. Безумие…

Нет! Я бывал прежде в ненормальных Отражениях. Чем дальше путешествуешь, тем более странными они иногда становятся. До тех пор, пока не… Что это я подумал той ночью в Тир-на Ног-те?

Ко мне вернулись две фразы из рассказа Айзека Динессона, фразы, достаточно обеспокоившие меня, чтобы заставить запомнить их, несмотря на то, что в то время я был Карлом Кори: «… Немногие люди могут сказать о себе, что они свободны от веры в то, что этот мир, который они видят, является в действительности плодом их воображения. Довольны ли мы им, гордимся ли им тогда?» Краткая философская сводка любимого времяпровождения нашей семьи. Создаем ли мы отраженные миры? или они есть там независимо от нас, дожидаются услышать звук наших шагов? Или есть несправедливо исключенная середина. Это дело, скорее, более-менее, чем или-или? В горле у меня вдруг поднялся сухой смешок, так как я понял, что могу никогда не узнать ответа наверняка. И все же, когда я подумал о той ночи, есть такое место, где приходит назад «Я», место где солипсизм не является более правдоподобным объяснением посещенных нами областей, найденных нами вещей. Существование этого места, этих вещей говорит, что здесь, по крайней мере, есть разница, а если здесь, то она наверняка тянется «назад через дали Отражения тоже информируя тех, что я не-я», двигая наши эго обратно к меньшей стадии. Потому что это, чувствовал я, было именно такое место, место, где «довольны ли мы им, гордимся ли мы им?» необязательно применимо, как могли быть применимы ближе к дому разорванная долина Гарната и мое проклятие. Во что бы там я, в конце концов, ни верил, я чувствовал, что вот вот вступлю в страну совершенного не-я. За этим пунктом моя власть над Отражениями вполне может потерять силу.

Я выпрямился в седле и прищурился от света пламени. Я сказал Звезде одно слово и тряхнул поводьями. Мы двинулись вперед.

Какой-то миг это было похоже на скачку в тумане. Только он был намного ярче и не было никаких звуков. Затем мы падали, падали или дрейфовали? После первоначального пока было трудно сказать. Сперва было ощущение спуска, наверное, усиленное тем фактом, что Звезда запаниковала, когда это началось.

Но лягать было нечего и, спустя некоторое время Звезда прекратила всякое движение, если не считать, что она дрожала и тяжело дышала.

Я держал поводья правой рукой и стискивал Камень левой. Не знаю, уж что я повелел, и как именно я это достиг, но мне хотелось пройти через это место яркого ничто, чтобы снова найти свой путь и двигаться дальше до конца путешествия.