Манюня пишет фантастичЫскЫй роман - Абгарян Наринэ Юрьевна. Страница 30

— Тата, ты мне не жена, а классовый враг! — стукнул по столу кулаком дед. — Половина жителей нашей республики до сих пор живет без радио и не имеет представления о рекордном урожае хлопка в Узбекской Советской Социалистической Республике. А ты, мещанка такая, просишь у меня радио!

— Драстамат, — пошла обходными путями Тата, — если у второй половины республики уже есть радио, то почему бы и нам не купить? Подумай сам: Лева учится в шестом классе, Юрик — в четвертом. Зоя пошла в первый класс. Разве это порядок, когда дети первого секретаря райкома ничего не знают о рекордном урожае хлопка в Узбекской Советской Социалистической Республике? Дай бог здоровья и долгих лет процветания тебе, твоим партийным друзьям, их семьям, а также всему узбекскому народу?!

Драстамат от возмущения побагровел и заговорил лозунгами.

— Только после того, как наш сосед Леван! Купит радио! Только после этого! И мы купим! Ясно? — пророкотал он и, хлопнув дверью, закрылся в кабинете. Медитировать на партбилет.

Зачем глухому как пень Левану, который круглый год спасается от сварливой жены, запираясь в хлеве, радио, Драстамат уточнять не стал. Видимо, из каких-то идейных соображений.

— Мам, — обступили Тату дети, — и чего теперь? Радио не будет?

Тата вздохнула, усадила детей делать уроки, а сама пошла пропалывать огород. Потому что жене первого секретаря райкома, учительнице математики и матери пятерых детей не пристало покупать овощи на базаре. Не дай бог люди подумают, что ее муж разворовывает народную собственность и на эти нетрудовые доходы содержит семью!

Тата споро прополола огород, замесила тесто для хлеба, вычистила от помета курятник, подмела двор, приготовила обед, проверила тетради сыновей и выпорола каждого палкой для взбивания шерсти. А потом, собравшись с духом, пошла к мужу. Мириться.

— Драстамат, — поскреблась она в дверь кабинета, — чаю будешь?

— Налей мне кипятку, — зашуршал страницами «Капитала» Драстамат, — сахару не надо, оставь детям.

С возрастом дед ничуть не изменился, поэтому, когда замученная нашими шкодливыми выходками мама подняла вопрос о лагере, никто не сомневался, что путевки он возьмет только в «Колагир».

«Колагир» был совершенно невзрачным пионерлагерем местечкового масштаба, находился в часе езды от нашего городка, отличался скромными интерьерами и отвратительной кухней. Впрочем, об этом мы пока не догадывались и, потирая руки, строили планы на предстоящий сказочный отдых.

— Почти целый месяц без взрослых! Делай что хочешь! Разводи костры, уди рыбу, играй в казаков-разбойников, стреляй из рогатки! — перечисляла Каринка.

— Не надо на скрипке по два часа в день пиликать, — закатывала глаза Манька.

— И на пианино играть не надо, — поддакивала я.

— Вот оно счастье, — вздыхали хором мы.

Потом зазвенел телефон, и мы рванули отвечать. После небольшого мордобоя трубку все-таки подняла я.

— Але!

— Сделали, — раздался таинственный шепот.

— Что сделали?

— Клизму.

Я крепко задумалась.

— Чивой это? — Манька с Каринкой, затаив дыхание, следили за выражением моего лица. Выражение лица, видимо, было невнятным, поэтому они полезли мордочками в трубку и заорали: —А кто это и чего надо?

— Грю, клизму сделали, — зашипела трубка.

— Чего говорит?

— Говорит — клизму сделали. А, это Маринка! — осенило меня. — Марин, это ты?

— Я!

— А чего шипишь?

— Я не шипю… шиплю, я шепотом говорю, чтобы Сурик не слышал. А то он дразнится, — объяснила Маринка.

— И как ты себя чувствуешь?

— Не знаю. Там посмотрим. Я чего звоню. Вы не ходили к Инге?

— Неа, ну мы же обещали, что не пойдем без тебя.

— Спасибо, — обрадовалась Маринка, — ну все, тогда до завтра.

— До завтра. — Я положила трубку.

Девочки смотрели на меня во все глаза.

— Ну?

— Говорит — клизму сделали. Завтра пойдем подглядывать за Ингиной тетей.

— Надо было предупредить, чтобы она не ела сушеного кизила, — проворчала Каринка.

— Ну, она же не дура!

— Не дура. Но предупредить надо было.

Я хотела набрать Маринке, но тут из гостиной вышла Ба и сказала, что уже восьмой час, и им с Манюней пора домой. Мы с сестрой сначала проводили их до двери, потом долго махали вслед с балкона, а Манька ежеминутно оборачивалась и посылала нам воздушные поцелуи. Потом она споткнулась, чуть не упала, заработала мощный подзатыльник от Ба и понуро поплелась дальше. Но если вы думаете, что на этом Манька успокоилась, то очень ошибаетесь. Оборачиваться она больше не стала, но завела руку за спину и периодически «трепыхала» нам ладошкой.

Бабуля с умилением наблюдала за нами.

— Вот ведь какая у вас дружба хорошая, — улыбнулась она.

— Какая дружба?

— Дружба с Манечкой.

— Бабуль, дружба у нас с Маринкой из тридцать восьмой. И с Риткой из тридцать пятой. А с Маней у нас это… — Мы крепко задумались, что же у нас с Маней.

— Родство душ? — подсказала бабуля.

— Да! — обрадовались мы. — У нас с Маней вотэто-вот, и еще она нам как сестра!

— Ну и славно. — Бабуля мелко перекрестила сначала нас, а потом Ба с Маней. — Пусть все у вас будет хорошо!

Мы захихикали.

— Если бы Ба видела, что ты ее в спину перекрестила, она бы задала тебе жару!

Потом мы какое-то время пугали бабулю рассказами о том, что если летучая мышь вцепится тебе в лицо, то оторвать ее вжисть не сможешь.

— Да ладно, — прятала улыбку бабуля.

— А то! И еще в озере Цили, недалеко от которого находится пионерлагерь «Колагир», водятся двухголовые змеи.

— Уж прямо двухголовые, — смеялась бабуля.

— Ага, двухголовые, одна голова с этого конца, а другая с другого. Эти змеи выползают ночью на берег и заглатывают всех людей на своем пути.

Потом мы вспомнили, что не закрыли чемодан, и побежали в детскую. И тут началось форменное светопреставление, потому что, пока мы прохлаждались на балконе, до чемодана добралась Гаянэ. Она вытащила наши вещи, сложила туда свои игрушки, потыкала пальчиком в кодовый замок и захлопнула крышку.

— Ааааа! — заорали мы. — Ты чего натворила, зачем чемодан закрыла?

— Я тозе хочу в пиянельлягерь, — топнула ножкой Гаянэ.

Мы попытались открыть чемодан, но куда там! На число 27 замок упорно не реагировал.

— Умапалата! Ты хотя бы приблизительно можешь сказать, какое число набрала перед тем, как захлопнуть чемодан?

— Сорок восемь!

— Ты знаешь, как выглядит это число?

— Знаю. Там вот такая штучка и вот такая, — начертила пальчиком в воздухе загогулины сестра.

Ни на сорок восемь, ни на восемьдесят четыре, ни на другие возможные комбинации с цифрами четыре и восемь кодовый замок не реагировал. Сестру от самосуда спасла бабуля. Она прикрыла ее собой и сказала, что Гаянэ тоже приходится несладко, потому что она заперла свои игрушки и не может теперь играть. Как только Гаянэ услышала об этом, она тут же подняла крик на весь дом.

— Отдайте мне мои игрушки, — выла корабельной сиреной она, — не хочу я в пиянельлягерь в нивкакой, только верните мне игрушкииии, мишку верните, и зайчика верните, и куклу верните, и ведерко верните, и кукольный домик вернитееее.

— Какой кукольный домик? Нет у тебя никакого кукольного домика, — опешили мы.

— А мозет, он в чемодане появился узе, откуда вы знаетееее, — заливалась горючими слезами Гаянэ.

Мама принесла тетрадку, вывела в столбик все числа от 01 до 99, и мы стали по очереди набирать их на кодовом замке.

— Гаечка, милая, — ворковала бабуля, — а на что были похожи эти цифры?

— На цывыточек и на булочку, — сквозь слезы рассказывала Гаянэ.

— Убью, — ругалась Каринка и вычеркивала очередное число в тетрадке, — набери теперь семьдесят шесть.

— Семьдесят шесть, — возвещала я. Чемодан не открывался.

На 83 у меня запотели ладони, на 95 я вспотела насквозь, а когда и на число 99 замок не отреагировал, то хором завыли уже все девочки.